- Так - что, Коля? - поинтересовался Анютин братик, наблюдая за тем, как Николай Петрович оклемывается после нокдауна.
- Что - что? Завтра позвоните, - он повернулся от Гоши в мою сторону, покопался в кармане и положил на стол передо мной визитную карточку, - позвоните мне, Сергей Владимирович, на работу. Скажете фамилию Миши и его прежний адрес. И номер того детского дома. А я вам сообщу, какие документы вам надо мне поднести, чтобы начать оформление опекунства.
- Значит, сделаешь? - не спрашивая, а, практически утверждая, сказал Гоша.
- Конечно.
- А как быть с законом?
- Ты прав, Егор - нет таких законов, которые невозможно бы было обойти.
Николай Петрович ушел, а Гоша остался.
- Давай коньячку тяпнем, - предложил он.
Я принес свой 'Арарат' и мы выпили по рюмочке.
- Сделает Николай Петрович то, что обещал? - спросил я Гошу.
- Конечно, сделает, - заверил меня он. - Куда он денется? На нем в восемьдесят пятом статья висела, лет эдак на десять мог присесть.
А я его вытащил. Вчистую статью отвел. Прошел Колян свидетелем.
Такое не забывается, Серега, и такую услугу отрабатывать надо.
Мы выпили еще по одной, и Гоша заявил:
- Теперь вам, ребята, придется меня на ночлег определять. Выпил, за руль не сяду, а тащиться через весь город на попутке или такси в первом часу ночи боюсь. Преступность нынче - сами знаете. Так кто мне приют даст? Анюта? Сестричка родная?
- Оставайся у меня, - предложил я. - У меня квартира трехкомнатная. Места полно. Я тебе в гостиной на диване постелю.
Когда Анна ушла, Гоша мне поведал:
- Это Колян из-за нее, из-за Анюты кочевряжился. Он же к ней в мужья набивался, а она его отшила. Не понравился он ей. Или еще чего. - Гоша со значением поглядел на меня. - Этот его выпендреж - что-то вроде мести был. Хотел, чтобы Анюта его поупрашивала малость.
А вообще-то Коля Первачев - парень неплохой. Был бы говном, я бы сразу унюхал и не стал бы его тогда, в годы стагнации и социалистического мракобесия от тюрьмы спасать.
- Честно, он мне не очень понравился. Лицо у него какое-то… чиновничье, - поделился я с Гошей своими впечатлениями о Николае
Петровиче.
- Ха-ха-ха, - рассмеялся Гоша. - А какое лицо должно быть у чиновника? Только чиновничье. Это у них профессиональное. Поработай в мэрии с его - и у тебя точно такое же будет. Нет, Серега, Колян - парень что надо. Правда. Не все чиновники - козлы. И еще…, - Гоша на минуту задумался. - Знаешь, что, Серега?
- Что?
- Завтра я с Платошей пересекусь и мы с ним покумекаем на предмет той фирмочки хитрой.
- В которой Мишкин отец работал?
- Да. Никакого криминала в смерти Мишкиного папы, думаю, нет, а если и был, то мы, вряд ли что сейчас, по прошествию трех лет откопаем. Хотя, можно и в этом направлении поработать. Только вот бесплатно Платоша работать не любит. Он одну работу для нас бесплатно выполнил, не будем пользоваться его добротой. А вот насчет квартиры с этими ремонтерами потолкуют как надо. Не имели они права квартиру себе забирать за долги. Кстати, эти долги еще доказать надо было. Видать кто-то хорошо на лапу получил. Да хоть бы и были долги!
Умер человек - и его личные долги с ним в могилу ушли. Разберемся.
Вернуть квартиру может, и не вернут, а вот рыночную стоимость с них стребовать вполне возможно. У Платоши, понятно, одни сыскари работают, у него нормальное, абсолютно легальное агентство без примеси криминала, но за небольшой процент он может нанять серьезных ребяток, с которыми он иногда сотрудничает, что греха таить. И все будет - тип-топ. И Платон свою долю получит, и мы средства на
Мишкино образование раздобудем. А что - разве плохо?
- Неплохо, - согласился я.
*30.*
Вопрос с Мишкиным паспортом и с моим опекунством решался достаточно быстрыми темпами. Николай Петрович Первачев дело затягивать не стал и вскоре я смог согласиться со словами Гоши, что
'Колян - парень что надо'. Правда, я подозревал, что работает
Николай Петрович не за совесть, а за страх. Вернее - по обязанности.
Так сказать, отрабатывает старый долг. Но отрабатывал он его честно
- регулярно позванивал и информировал меня о том, как идет дело. К концу октября я должен был стать опекуном. Мишке я, естественно, сразу же рассказал о своих планах. Он посмотрел на меня загадочно и спросил:
- А ты, дядь Сереж жалеть потом не будешь?
Я улыбнулся и молча покачал головой. И даже не задумался о том, что Мишка имел в виду.
Когда встал вопрос о фамилии, Мишка пожелал оставить свою.
- У тебя какая фамилия? - спросил он.
- Иванов, - ответил я гордо, а Мишка расхохотался.
- Ты почему смеешься? - немного обиделся я.
- А моя - Петров. Ха-ха-ха! Шило на мыло чего менять? Была бы у тебя другая фамилия, какая-нибудь звучная, например - Путин, я бы не возражал. Может быть… А Иванов…, - Мишка вдруг перестал смеяться, посерьезнел: - Мой батя Петровым был. И я Петровым останусь. - И немного погодя: - А ты что, дядь Сереж, обиделся?
- Да нет, - ответил я. - Ты правильно решил.
- Извини, если обиделся…
- Да нет, - повторил я, - все правильно.
Вскоре Мишка уже хвастался перед Анной своим новеньким паспортом.
На фотографии у него была короткая стрижка. Мишка вдруг сам изъявил желание подстричься перед тем, как идти фотографироваться на паспорт, мне даже не пришлось его уговаривать. Наоборот, нам с ним пришлось уговаривать Анюту, которой Мишка нравился лохматым.
- Сейчас же так модно, - сопротивлялась она.
- Ничего не модно, - авторитетно заявлял Мишка Петров. - Это сто лет назад было модно.
- Преступление - такую шевелюру кромсать!
- Теть Ань, мне эти лохмы самому надоели. В глаза лезут. И чего это я на паспорте буду как беспризорник какой-то?
Это подействовало.
Паспорт мы обмыли втроем - Мишка, я и Анюта. Пили чай с огромным тортом из магазина. Анна предложила испечь свой фирменный медовик, но Мишка сказал, что любит магазинные торты. Чтобы крема много было, и чтобы крем был обязательно масляным.
А вот с Мишкиной квартирой возникли проблемы. Выяснилось, что фирма, отобравшая у Петровых квартиру, то ли обанкротилась, то ли еще что-то. Короче, той фирмы уже не было и в помине, а квартира, незаконно выведенная из жилищного фонда, снова была в него введена и, оказавшись в руках муниципалитета, передана в порядке очереди многовнучатому инвалиду-фронтовику. Дело казалось совершенно безнадежным. Я махнул рукой и сказал Платону:
- Не жили богато - нечего и начинать. Что, Мишке жить негде?
- Я все же поищу, - задумчиво сказал Платон.
