степняков, стало быть, боишься? А ты, Денья, звал меня отару у половцев кустовидских увести. Помнишь, о прошлом годе мед пили? Так я согласен, пошли. Ну что, есть тут хоть един мужик настоящий? Эй, Буривой, чего хоронишься? Не ты ли мечом хвалился, что у Триведа купил? На что тебе клинок ратный, коли байбаком жить намерен? — Лабута громко икнул и презрительно засмеялся: — П-при-итихли, желуди? Да какие вы мужики, тьфу! Мои… — Он громко всхлипнул… — Мои девочки в невольницах погань всякую ублажают, а вы от одного слова половецкого трясетесь! Тьфу! Стало быть, и вашим девкам в подстилки половецкие идти придется! Ну же, мужики! Зима на носу, делать всё равно нехрен. Вы че, все снега спать будете, как медведи, да лапу сосать?! Ну же, шевельнитесь хоть раз! Айда, в степь сходим, развлечемся, головы половецкие пострижем, чужим девкам юбки задерем, своих домой вернем, добра разбойничьего себе на житье прихватим! Э-э, да какого хрена вас шевельнешь. Одно слово, байбаки…
Бортник разочарованно махнул рукой и свалился за било. Что, впрочем, не помешало ему укоризненно помахать рукой с вытянутым грязным пальцем:
— А вот я — пойду! — Толпа засмеялась.
— И-е-ех! — Один из горожан внезапно скинул свою шапку и шваркнул о землю. — Пропадай моя черешня! Пойду с тобой, чужак! Айда на половцев, побьем поганых!
— И я пойду, — отозвался еще один бородач в сером армяке. — Залежался чего-то меч на печи, поди проржавел весь.
— И я пойду! — закричал какой-то парень с улицы. — Любо тебе, чужак! Бей половцев!
— Любо! Любо! — загалдели на площади с разных сторон, и Олег с огромным облегчением понял: получилось! Будет поход. Будет.
Дальше всё происходило, как обычно в подобных случаях: мужчины, охочие заняться ратным промыслом, защитить интересы земли своей, собрались вокруг зачинщика, дабы разузнать подробности. В большинстве это были молодые парни, еще не хоронившие погибших друзей, не горевавшие на пепелищах домов, не залечивавшие тяжелых ран. Они искали славы, развлечения и — чего тут скрывать? — добычи. Впрочем, мужиков в возрасте тоже хватало. Кто-то из них не раз прошел через горнило битв и желал еще раз испытать предельное напряжение схватки, ощутить радость настоящей победы; кто-то возмутился набегом степняков и намеревался расквитаться за пролитую русскую кровь. Всего собралось около сотни людей, но ведун знал, что на самом деле соратников окажется больше — не все горожане явились на площадь. Еще кто-то выступит в поход заодно с друзьями, кто-то услышит про затею от соседей.
Когда Олег сообщил, что знает не только про нападение, но и про то, какое кочевье участвовало в набеге, и, мало того, выведал дорогу к стойбищу — охотники заметно повеселели. На конкретного врага идти — это не ветра в чистом поле искать. Степь большая, не знаючи троп можно до весны без единой стычки пробродить, а то и самому в ловушку попасть. Теперь затеянное предприятие окончательно приобрело в их глазах реальные черты: можно прикинуть расстояние, что предстоит преодолеть, время, нужное на дорогу, количество необходимых припасов.
— Стрелки хорошие у вас есть? — поинтересовался Середин.
— Да почитай, все такие будут, — ответил Буривой, степенный мужик лет сорока, с ухоженной окладистой бородкой, в рубахе с атласным воротом, перехваченной кожаным ремнем; на ногах у него красовались не поршни, а самые настоящие яловые сапоги хорошего пошива. — Как на промысел выйдешь, так коли в перепелку влет не попадешь, на весь день голодным останешься. Знамо дело, стрелять умеем.
— Давай тогда так… — Ведун полез в суму, достал два мешочка серебра. — Степняки, известное дело, луками больше воюют. Стало быть, и нам с собой нужно стрел набрать — не меньше, чем по две сотни на брата. Выделать их, я мыслю, вы и сами можете. По руке ведь делать надобно. А вот наконечники покупайте, на сколько денег хватит.
Олег, мысленно уже выбрав Буривого в старшие от Кшени, протянул кошели ему. Мужик казался уверенным в себе, прочие горожане к нему прислушивались, не перебивали, уступали путь, когда тот пробирался вперед. В общем, пользовался человек явным авторитетом, и пропойцей или бездельником никак не выглядел. Буривой, приняв жест как нечто само собой разумеющееся, деньги принял.
— И еще я так мыслю, — продолжил ведун, — надобно в степь верхом да только с заводными идти. Так мы до Кривого колодца в несколько дней домчимся. Ну, а уж коли найдется что назад везти — так и повозки, вестимо, найдутся.
— Добре, — кивнул мужик. — А коли у кого на дворе заводной лошадки не найдется?
— Купите за мое серебро. После похода сочтемся.
— Добре, — взвесил кошели Буривой. — Стрелы сделаем, с конями тоже решим. Однако за день не управимся. И за пять тоже. Ладную стрелу не един час мастерить надобно. А уж коли по две сотни на ратника… Когда выступать станом, чужак?
— Я так мыслю, по льду пойдем. В мороз распутицы нет, переправы искать не нужно, да и припасы не портятся. Как схватится надежно, так и пойдем. С охотниками деревенскими я как раз на крепкий лед сговорился, они прямо к Сураве подойдут.
— Ну, ныне и так уж по утрам подмораживает, — прищурился на небо Буривой. — Мыслю я, дней через пять встанет река. Еще ден десять надобно, дабы накрепко лед схватился. А там и двигаться по нему можно. Так, чужак?
— Так, — кивнул Олег. — В общем, дней через пятнадцать-двадцать, как погода будет, я вас у Суравы с местными ратями жду.
— Быть посему, — по-княжески подвел итог мужик. — Будем.
— Договорились.
— Бортник-то твой не простынет?
Середин оглянулся на Лабуту, что безмятежно посапывал, откинув в сторону руку с указующим перстом, поморщился:
— Надо бы разбудить, да домой двигаться. Не то не успеем в Сураву до темноты, опять в лесу ночевать придется.
— Глеб, — оглянулся на охотников Буривой, — помоги приятелю своему до лодки дойти да перевези его с воеводой нашим на ту сторону. Туеспик, Лава, со мной пойдемте, ковалей наших работой озадачить надобно. А остальные до дома моего дня через два подходите, наконечники по первому разу раздам. Ростислав, Рогдай, Сидор, Ярополк. Вам самим с родичами сговариваться: дадут заводных на ваше дело али откажут. Кузька, Любим, вам я меринов дам, но считаться опосля с воеводой станете…
Старший явно знал свое дело, а потому Олег, не встревая в хлопоты охотников, вместе с Глебом подхватил бортника за плечи и, перекинув его руку себе через шею, повел к реке.
— Ой, ты степь широ-о-о-окая… — внезапно взвыл Лабута, открыл глаза, старательно закрутил головой: — Мы уже выступаем, а? Бей половцев!!! А ты славный мужик, кузнец. Я тебя уважаю… Да пустите! Че меня, как опившегося, тянете?
Надо отдать бортнику должное: будучи отпущенным одновременно и ведуном, и Глебом, он не рухнул, а, выписывая замысловатые кренделя, целеустремленно двинулся к берегу и даже сам, ни разу не свалившись с мостков, уселся в лодку. Горожанин перевез их обоих на другой берег, помог выгрузить опять задремавшего бортника.
— Ну, прощевай, чужак. Ден через двадцать свидимся.
— С нами пойдешь?
— Пойду, — кивнул мужик. — Нешто, мыслишь, великая радость по морозу сети мокрые перебирать? Не, чужак, степь да меч милее будут. И коням разминка, и мне веселье. Прощевай…
Глеб отплыл, а Середин, растолкав бортника, поднялся на обрыв, огляделся: