— Убью! Живьем зарою!
— Сейчас зароешь, — согласно кивнул Олег. — Только саблю найду.
— Только суньтесь, тати, к воеводе, — пообещали в ответ. — Всех под лед спустим.
Пожалуй, Княжич зря так много говорил, что пахарям и лапотникам с кузнецами воинским мастерством владеть не дано. Забыл, наверное, что таких в рати — каждый второй, если не более.
— Дык, сказываю я, — напомнил о себе сходу Кожемяка, — сказываю, нехорошо, коли воевода до дома вовсе без добычи явится. Посему предлагаю за десятину отдать ему хана половецкого да вдобавок одного воина долю. Любо?
— Любо, любо! — на этот раз весьма бодро отозвались ратники.
— А ты что скажешь, воевода? Согласен?
— Согласен, — кивнул Олег.
— Ну, значит, и быть по сему. Теперича со старшими решить надобно. Нам по обычаю пять долей положено, однако же не знаю ныне, на Княжича считать али нет? Он ведь не с половцами в сече пал, да и жены у него нет, кому долю передать…
— Не давать! — с готовностью взревела толпа. И тут же эхом отозвалось:
— Положено!
Опять послышались угрозы, толпа закачалась из стороны в сторону. Ведун заподозрил, что сейчас всё-таки начнется драка против ватажников, и повернул к повозкам, полез под колеса. Найти саблю удалось не сразу, и когда он вернулся, ссора уже затихла, а сход обсуждал не менее горячую тему: как делить девок? По подсчетам дуванщика, каждая из них тянула на две доли. Но ведь девка — не арбуз, пополам не разрежешь. Тем не менее, выход нашелся: к каждой девке порешили давать в нагрузку освобожденного невольника, которого «счастливчику» надлежало поселить у себя до теплого сезона. Число охотников до гладких юных тел сразу поуменьшилось, и красоток быстро разыграли по жребию. Половина досталась ватажникам, половина — желающим из прочей рати. С остальными бабами и детьми оказалось проще — их оценили каждого в половину доли, что-то на уровне пары лошадей. Покричав, разыграли. На рабов опять претендовали в основном воины Княжича — видать, знали, куда живой товар можно выгодно продать. Им почти всё и досталось.
Потом возникла тихая перебранка между Кожемякой и одним из ватажников, дуванщик решительно махнул рукой:
— Любо?
— Любо, любо… — согласились те, кто стоял ближе, и ватажники начали выбираться из толпы. Похоже, выторговали себе еще какую-то долю на всех и больше ни на что не претендовали.
Действительно, вскоре послышалось ржание коней. Отъехали в сторону несколько повозок. Мимо Середина прошли трое ратников, подняли тело своего командира, забрали голову, меч.
— Еще увидимся, кузнец, — пообещали ведуну сквозь зубы. — Земля маленькая.
— И вам того же желаю, — кивнул в ответ Олег. Он отлично понимал, что в ближайшее время беспокоиться не о чем: нагруженным добычей ватажникам будет не до мести. И всё-таки с их уходом на душе стало спокойнее.
А «дуванивание дувана» продолжалось. Уравнивались по долям юрты и доспехи, рухлядь и кони, овцы и повозки, шкуры и мечи. Временами дело доходило до драки. Иногда, словно устав от споров, ратники начинали соглашаться на все предложения Кожемяки подряд. Торговались охотники до глубокой ночи и легли спать на пустое брюхо: готовить ужин оказалось некому и не из чего, весь скот оказался учтен до последнего хвостика.
Олег потерял интерес к спорам еще в середине дня. Пару часов он просто слушал перебранку, восхищаясь высочайшим интеллектом здешнего народа, ухитряющегося удерживать в памяти огромное количество разнообразных мелочей, сравнивать по некой абстрактной шкале гвозди с рогами и порченую броню с жеребыми кобылами. Но вскоре он окончательно запутался, отошел к своим сумкам, завернулся в шкуру и закрыл глаза, решив наконец-то отоспаться за все ночи и тревоги долгого похода. Время от времени, выплывая из дремы, он навострял уши, ловил обрывки фраз, снова отключался, потом снова прислушивался.
Споры оборвались только в полном мраке, чтобы возобновиться на рассвете. Олег провалялся сколько смог, потом поднялся, порезал на ломти недоеденный овцами кочан, пожевал капусты, чтобы хоть чем-то наполнить брюхо, попытался развести огонь, чтобы растопить снега для сыта.
И вдруг настало затишье. Не веря в такое чудо, ведун вскочил, забыв про кресало. Действительно, ратники подводили к телегам лошадей, запрягали, а мимо бегал Кожемяка, сверялся с берестянками и указывал:
— Это нам, это нам. Это в Глазок Пинещиничу и Наместу на двоих. Это Захару, это мне, эго семье Словятиной за отца сгинувшего, отсюда половину седел на пустой возок, для Суравы перекиньте, это Гнездилу и Савину, заместо коней…
Олег с большим удивлением узнал, что на них с Одинцом каким-то образом выпала большая юрта на двоих и три повозки, одна из которых с рухлядью. Это не считая скота, что определялся: «как всем одному».
Телеги начали разъезжаться в стороны, составляя сразу три разных по длине обоза. Самый короткий оказался суравский — всего около полусотни телег. Впрочем, и в поход от деревни уходило лишь три десятка желающих. Четверо из них ныне лежали холодными, еще трое — не могли ходить, да человек пять имели на теле раны не особо опасные. Почти половина воинов попробовали на себе крепость половецкой стали, тяжелая выпала на этот раз война. Но возвращались — с честью!
Охотники врезались в табун, отделили небольшой косяк лошадей, пересчитали, двух отпустили назад, прочих погнали по дороге. Следом, возмущенно блея, потрусили похожие на грязные клубки овцы. Олег, поднявшись в седло, подъехал к Одинцу, что устраивался на облучке телеги с объемистыми тюками войлока — наверное, являвшегося покрытием той самой юрты, жерди и прутья к которой возвышались на втором возке.
Знакомые и родичи из Кшени и Суравы, из ближних деревень начали обниматься.
— Ну, а нам целоваться не с кем вроде бы, — кивнул ведун Одинцу. — Поехали домой.
Воля мельника
В Сураву ратный отряд входил во всей своей грозной красе. На гребне холма, перед спуском, Захар приказал пустить коней и овец вниз — куда они из долины между лесом и болотом денутся? Обоз составили в общий поезд, вожжи первой телеги накинув на луку седла одного из ратников. Мужчины расхватали рогатины, надели вместо шапок шлемы, скинули налатники и двинулись по дороге.
Селяне уже сбегались к воротам — трудно было не понять, что случилось, когда неведомо откуда появляется богатый табун и выходит из леса огромная отара. Рать неспешным шагом двинулась по дороге, миновала валун, вышла на прямой путь. Впереди гордо гарцевал, удерживая Багряную Челку, Одинец с замотанной в лубки правой рукой, следом ехали Олег с Захаром, при полном оружии, дальше — все остальные. Зрелище должно было выглядеть довольно грозно: ровный ряд нацеленных в небо пик, блеск шлемов и брони, большие щиты в руках воинов.