— Хо-ро-шо! — почти крикнул дедушка, — Поступай как хочешь! Но учти: я не пе-ре-жи-ву! А если переживу, то с никуда не годными нервами. Налей мне валерьянки. Тридцать четыре капли — норму и сверх нормы ещё… столько же. Я ложусь. Мне плохо.
И дедушка лег на диван с таким видом, словно Лёлишну уже лев ел.
Дедушка даже слышал, как хрустели её косточки.
Продолжаем нашу программу
Весь вечеру на ковре Петька-Пара
Он ставит рекорд сверхвизговой скорости
И задумал Петька убежать из дому.
Мысль эта забралась ему в голову совершенно неожиданно, как говорится, без всякой предварительной подготовки.
Шла, видимо, шла, наткнулась на Петькину голову, места свободного там много, вот мысль туда и забралась. А уж если она туда забралась, он вам её не отпустит: не так уж часто его мысли посещают.
Уловив эту мысль, Петька радостно сплюнул. Ему даже показалось, что он очень умный человек.
А вы должны знать, что стоит человеку поверить в то, что он умный, как он тут же начинает делать глупости.
Петька одному лишь удивился: почему же раньше он не замечал, что является очень умным?
Всё сразу показалось простым.
И, сидя в ванной комнате, куда его закрыли за то, что он ходил в магазин целых полтора часа и вместо масла купил сыр, Петька обдумывал план побега.
Во-первых, куда бежать?
Во-вторых, когда бежать?
В-третьих, как?
Когда — это ясно. Сегодня.
Куда? Тоже ясно. Сначала в Москву, а там видно будет.
Как? А как придётся. Лишь бы в поезд забраться. Всю дорогу он преспокойненько проспит, не привыкать спать подолгу, а проснётся уже в Москве.
Вот бы денег достать!
Тоже просто: надо продать учебники. Карандаши продать, ручки, перья, тетради…
Поступит он на работу и заживёт, как люди живут. Эх, выпустили бы только!
— Живой? — спросил за дверью отец.
— Замёрз, — ответил сын, — выпустите. Пора уж.
Из ванной он вышел такой сияющий, что отец удовлетворённо сказал:
— Видать, подействовало. Учтём. Поди поешь.
За столом Петька набил полные карманы кусками хлеба и сахара.
Он тихонечко вынес в коридор портфель, куда сложил учебники и прочие вещи для продажи.
— Я бегать, — сказал он.
— Валяй, — отозвался отец, — только не до полночи.
На лестнице Петька остановился, вздрогнув, словно кто-то его резко окликнул.
«Попадёт, — пронеслось в голове, — так попадёт, что…»
Он сел на ступеньку.
И опять вздрогнул, словно опять кто-то его резко окликнул.
«Да смеёшься ты, что ли? — мысленно сказал он себе. — Через два месяца в школу! А в Москве ты к этому времени собственную благоустроенную отдельную квартиру будешь иметь. И зарплату. В кино каждый день ходить будешь. Телевизор купишь».
И он помчался по лестнице.
Выскочив на улицу, Петька увидел Сусанну.
Скромно опустив глазки, в нарядном платьице, с огромным бантом в волосах, с чёлкой, прикрывающей шишку на лбу, она стояла, как кукла из магазина
«Детский мир».
Все малыши, игравшие до её появления во дворе. разбежались в-р-а-с-с-ы-п-н-у-ю.
Бабушки, сидевшие с вязаньем в руках, настороженно следили за каждым её шагом.
А Сусанна посматривала по сторонам.
Выбирала жертву.
Интересной жертвы пока не было.
Одним прыжком Петька подскочил к Сусанне Кольчиковой.
Вдарил портфелем.
И — ног не видно — побежал, набирая скорость.
Он мчался так быстро, что даже Сусаннин визг не смог его догнать.
Значит — сверхвизговая скорость.
Рекорд!
До железнодорожного вокзала Петька добрался без всяких приключений, и хотя временами его охватывал страх, о возвращении домой он не думал.
На запасных путях мальчишка разыскал состав, на каждом вагоне которого было написано, что он идёт в Москву.
Петька радостно плюнул.
Все вагоны были закрыты, но в конце состава оказалось несколько товарных вагонов с открытыми дверями.
«А какая мне разница? — решил Петька. — Я могу и в товарном. Даже лучше».
Он забрался в вагон, на четвереньках прополз в угол, лёг, подсунув под голову портфель, плюнул и стал ждать, когда состав переведут на главный путь, сделают посадку и ту-ту-у-у.
Он ещё раз плюнул.
И уснул.
Представление продолжается
Но перед началом следующего номера автор ненадолго просит слова
Вот мы и движемся потихоньку вперёд.
Стопка бумаги (исписанной) слева от меня растёт.
А стопка чистой бумаги справа — тает.
Уже вторая осень за окном, с тех пор как я сел писать эту повесть.
А закончу я её зимой, не раньше.
А надо вам сказать (может быть, вы этого не знаете), что рукопись книги — всё равно, что родной ребёнок. Иногда его (то есть её) хочется или приласкать, или отшлёпать, или похвалить, или в угол поставить (точнее говоря, положить).
Каждый родитель мечтает, чтобы его ребёнок вырос хорошим, добрым, полезным людям, верным.
Но как иногда дети бывают плохими, так и с книгами это случается.
И как родителей вызывают в школу, когда их дети ведут себя неважно, так и нас, авторов, призывают к ответу.
Мне кажется, что нам с вами надо потолковать о том, почему я стараюсь писать весело.
Думаю, что вы меня поймёте. Я очень хорошо помню, как я сам был маленьким. До того помню,