что понимаю вас даже тогда, когда вы творите глупости.
А если я пишу смешные книжки, то это вовсе не значит, что меня с утра до вечера распирает смех.
Тем более это не значит, что от всех вас я всегда в восторге и не понимаю, что иногда из-за вас не смеяться, а плакать надо.
И всё-таки я посмеиваюсь над своими героями и не ставлю их в угол.
Почему?
Основная ваша ошибка заключается в том, что вы совершенно напрасно думаете, что взрослые вас не понимают.
Будто они оттого запрещают вам кое-что выделывать, что до них, до взрослых, не доходит прелесть этого кое-чего.
Например, если вам не дают бегать до двенадцати часов ночи, то лишь потому, что не представляют, как это здорово.
Да не так всё это, не так!
Уж если вы решили, что взрослые не всегда вас понимают, то что делать взрослым, если вы их редко понимаете?
Вам надоело слушать, как вас учат, а взрослым учить вас надоедает.
Отсюда и неприятности.
И вам плохо.
И взрослым не лучше.
Вот из-за этого я и решил схитрить, когда понял, что моя судьба — писать книжки для детей.
Никуда мне от этого не спрятаться.
Если я буду вас учить уму-разуму, втолковывать вам, что дважды два четыре, ничего из этого может и не получиться. Зевнёте, отложите мою книжку в сторону и что-нибудь про шпионов читать будете (или бегать убежите).
Вот я и решил стать юмористическим писателем. А это значит: научился я быть весёлым, как бы грустно мне ни было.
Ведь каждой книжке хочется стать для вас умным другом.
А весёлый друг — он ещё обязательно и добр, и терпелив. Учит он незаметно.
Так и смешная книжка: смех-то смехом, а за ним — всё серьёзно.
Но заметит это только неглупый человек. На него я и рассчитываю.
Недаром говорят: смех — дело очень серьёзное.
А теперь…
Продолжаем нашу программу!
Из цирка Головёшка вышел расстроенным. Не радовало его даже приглашение прийти на открытие шапито.
Особенно расстроила мальчишку наездница Эмма, которую он сначала обозвал куколкой.
Посмотрел на неё, и стало ему завидно.
«На лошади скачет, видите ли! — рассуждал Головёшка сам с собой. — А мне всю жизнь только в трамваи вскакивать, да? Прыг-скок? Скок-прыг — всю жизнь? Да если бы меня учили, да лошадь бы дали, да от школы освободили, да кормили бы… да я бы тогда…»
И, ещё более раздосадованный, он решил с кем-нибудь подраться, чтобы успокоиться. Он всегда дрался, когда у него было плохое настроение. Надаёт кому-нибудь — и сразу успокоится, будто доброе дело сделает.
Конечно, возникает вопрос: если он нападает на человека, значит, он, Головёшка, смелый?
Значит, не боится?
Не смелый, а наглый.
И не боится потому, что наглецам редко дают сдачи. Причём чем наглее наглец, тем меньше у него опасения получить сдачу. Поэтому Головёшка, как правило, выбирал жертву длиннее себя.
И чем длиннее жертва, тем быстрее она улепётывала.
Да почему же?
Да потому, что многие уверены: если на тебя нападают, значит, сильнее тебя.
И с такими не связываются.
Улепётывают.
Этому приёму Головёшку научили жулики. Так и сказали:
«Сам убежать всегда успеешь. Сначала попробуй, чтоб от тебя убежали. Силы нет — бери нахальством. Нахальства нет — трудной жизнью жить будешь».
Раз попробовал Головёшка — получилось.
Два — получилось.
Три.
Четыре.
Пя… и не получилось. Головёшка сам получил. (Если вы помните, это был случай с Виктором Мокроусовым, когда он учился побеждать.)
На некоторое время Головёшка приутих.
Но вот сейчас, когда на душе было тяжело, он вспомнил, как можно улучшить настроение.
Впереди по скверу шёл мальчик.
Головёшка
бац
ему
по спине.
Мальчик обернулся, да не один. А вместе со своим кулаком. И попал Головёшке в ухо. И спросил:
— Ещё надо?
— В милицию за такие дела надо, — ответил Головёшка и крикнул: — Опять ты, да?
Виктор тоже узнал его, сказал:
— Опять я. А ты все ещё на людей бросаешься?
— Иногда. С горя.
— А может, с глупости?
— Не-е. У меня мозговая система на полную мощность работает.
— А мощность у неё большая?
— Кто ее знает? — Головёшка пожал плечами. — А я в цирке был сейчас. Лошадь видел дрессированную. И еще кое-кого. Меня туда работать берут. Фокусником.
А Виктор рассказал ему о том, как он побывал в цирке и в клетке со львом.
— Врёшь?! — с надеждой спросил Головёшка.
— Зачем мне врать? А как ты в цирк попал?
Они присели на скамейку, и Головёшка понемногу рассказал о себе всё. Разговорился. А потом даже разжаловался:
— В колонию меня собираются отправить. Как неподдающегося. А чему поддаваться-то? Учёбе? Нужна она мне. Как петуху тросточка. И мать мне бросать нельзя. Я — её единственная надежда.
— Никакая ты не надежда, — сказал Виктор, — а дурак.
— Почему? — искренне удивился Головёшка.
— Да такого шампиньона, как ты…
— Шам… шпиона?
— Шампиньона. Гриб такой.
