путь. Лишь беспутство таит свободу.
– Хорошо излагаешь. Пойдём.
Я взял его за шиворот и поднял. Отшельник не сопротивлялся. Идти он почти не мог, мне приходилось волочь его, как мешок с техническим углем.
Мембрана робоэскулапа раскрылась.
– Прошу вас, потомок Конфуция, – я подтолкнул его к открывшейся двери. Шиона обернулся и прошептал:
– Пусть благороднейший учтёт: сын древа не терпит, когда…
Над дверью зажёгся жёлтый огонёк. Эскулап ждал.
– А ну назад. Рассказывай. Чего не терпит?
Мембрана разочарованно затянулась. Туландер смотрел на меня трезвыми глазами:
– Дозволено ли будет сказать ледащенькому?
– Говори, – я потащил его обратно в каюту.
– Слабоумный не всегда был нищ и бессмыслен, как сейчас. Когда-то ничтожненький занимал видное место среди мужей Чёрного Чума.
– Мафии?
Он указал глазами на бутылку. Я покачал головой:
– Нет, Шиона. Тебе нельзя. Рассказывай дальше.
– Чум собирал дань с новооткрытых миров. Терра Савейдж платить отказалась – безумное небрежение путями кармы. Муж мудрый и государственный выпалывает ростки мятежа, пока они ещё малы. Поэтому униженный отправился на Терру во главе армии бойцов Чума. – Речь Шионы всё больше замедлялась: – Высадка прошла под девизом «Трепет и ужасный вид».
– А дальше?
– Дальше… Колонистов небеса покинули. Сожгли мы город. Да прокляла меня золотая дева. Тушеницу с пояса – и в харю нижайшему. А сама лисой перекинулась и бежать.
Речь отшельника звучала всё более бессвязно. Я достал с полки бутыль и плеснул бальзама на полпальца.
– Благодарствую, богоравный. Так о чём говорил нижайший?
– О лисе.
– Какой лисе? А, этой… Это фигура речи. Но как погиб город, начались чудеса. Ни в чём нам удачи не было. Так бывает: заведётся алчность в сердце, да человека и погубит. Нашептали злые духи плюгавенькому о сокровищах в джунглях, а он и поверил. Через то всех слуг положил и сам злым духом стал. Не будет ему счастья в двенадцати рождениях.
Рука Шионы вновь потянулась к бутылке.
– Хватит, – остановил я его. – Значит, вы разгромили поселение колонистов, а потом отправились грабить местных. А медитатор?
– Медитатор… Странный народ обитает в джунглях. Среди деревьев живут, древу поклоняются. Из чащи отрок вышел. Сам как яшма, глаза – листва весенняя, и возрастом схож с двенадцатилетним. Я, говорит, дитя леса. И пошли беды: то на базе реакторы горят, а то мятеж.
– То есть ты думаешь, что мальчишка – это и есть Медитатор?
– Кто же ещё? Да будет дозволено никудышненькому молвить. Колесо кармы плетёт причины и следствия. В медитациях отрок нарушал все установления. Оттого гневлив был да неспокоен.
Реальность в повествовании Туландера причудливо переплеталась с вымыслом. Лисы- оборотни, гуи-мертвецы, небесные старцы. Ребёнок, о котором он рассказывал, обладал сверхъестественными способностями. Каким-то образом он уничтожил корабль, на котором прилетел Шиона. Погибли почти все бойцы мафии.
После гибели корабля Шиона полгода прожил в лесной деревне. Жители её поклонялись лесу и порядку. Что это за порядок, Туландер так и не смог объяснить. Когда прибыли эмиссары Чума, Шиона обманул их и бежал на принадлежащей им пинассе. Дальнейшее мы уже знали.
– Такова история пути ничтожнейшего, – завершил он свой рассказ. – А теперь, если суроволицый не думает отступаться, пусть винные бесы возьмут своё.
Шиона уткнулся носом в столешницу и захрапел. Я позвал Альберта и Хаалу, и мы отнесли отшельника в робоэскулап.
Терра Савейдж приближалась. Нас ждали новые загадки.
Высадка на планету прошла обыденно. Без торжественного трепета, замирания сердец. Сказалось то, что среди нас был Шиона – человек Воды. Его равнодушие передалось всем нам. Удивительно: даже Хаала стала меньше думать о своих и чужих грехах.
Пинасса промчалась над бамбуковыми зарослями, раскалила воздух в низине, убив надежду туземцев на дождь, и села у подножия горы. Обратной дороги не было: свой ресурс «Стремительный» выработал до конца.
Местные жители восприняли наше появление как нечто само собой разумеющееся. У обгорелой опоры корабля появилась группка людей в набедренных повязках.
– Знамение однако, – на ломаном стандарте объяснил им человек в шкурах. – Рис, батат, сладкая редиска – хорошо. Вождь банан давай – один, два, много. Тогда дождь будет. Урожай будет.
Удовлетворённые этим объяснением, люди разошлись. Мы стали частью их простенького, цельного мира, а значит, неожиданностей от нас ждать не приходилось.
Шаман дождался, пока измученный, помятый Шиона спустится по трапу, и отправился нам навстречу:
– Долго тебя не было, драгоценный начальник. Наши дети выросли и обзавелись собственными детьми. Зачем ты вернулся?
Шиона склонил голову:
– Лишь мудрецу дано увидеть забор в темноте. Ничтожный бежал от судьбы, да не убежал.
– Хорошо. Сын древа ждёт тебя.
На мне взгляд шамана задержался:
– Ты, значит, небесный вождь? По кругу идёшь?
– Да.
Ери развернулся и пошёл по тропинке.
– Оружие не берите, – бросил он через плечо. – Оно вам не понадобится.
Мы двинулись следом. С каждым шагом Туландер горбился всё больше. На его лице поблёскивали капельки пота.
– Благородный муж… – обернулся он ко мне. – Благородный муж не ищет последствий и не чтит причин. А в желаниях-то и кроется погибель.
Я разозлился. Не люблю болтунов. Особенно когда человек толком ничего не умеет, зато на каждый случай мудрая мысль припасена. Как оказалось, злились все мои спутники – каждый по своей причине. Мы вступили на земли четвёртого человека круга.
Тропинка вилась меж зарослей местного бамбука. Ветерок шевелил коленчатые стебли в пучках полосатых листьев. С ветки на ветку прыгали птицы с ярким оперением. Словно голуби на Казе, такие же бесцеремонные. Видимо, не трогают их местные.
Из-за пригорка показались крытые соломой и черепицей крыши. Посёлок огораживал забор – ровный, словно вычерченный в графическом редакторе. Взрослых на улицах не было. Зато парочками прогуливались дети – непривычно серьёзные, хмурые. В аккуратных будках сидели собаки. Ни лая, ни крика – всё молча, степенно.