них взлетали с песчаной дорожки ввысь в яркую синеву… Я остановился, когда тишина стала невыносимой. Авориэн обернулась ко мне.
– Ты должен отдать малыша, – произнесла она.
– Ты отнимаешь последнее, что осталось у меня.
– Ты не можешь взять его с собой. Если с тобой приключиться беда, он погибнет. Тэрсел, пожалуйста.
– Что ты скажешь ему, как объяснишь? Я… не смогу бросить его.
На глазах Авориэн навернулись слезы. Через миг она оказалась рядом и плакала уткнувшись лицом мне в плечо. Я мягко обнял ее, мои пальцы ласково скользнули по ее волосам. Но она отпрянула в тот же миг. И я опять почувствовал страх. Страх ко мне.
– Ты ведь понял, – прошептала она так тихо, что я едва расслышал. – Я боюсь тебя, боюсь твоего дара, боюсь твоего происхождения… Я откровенна с тобой… Я не хочу, чтобы мой сын стал темным колдуном. Пожалуйста, Тэрсел. Обещай, что отдашь малыша. И поклянись, что не станешь искать встречи с ним, даже, если через несколько лет ты благополучно вернешься…
Я вскинул на нее пораженный взгляд.
– Ты просишь слишком много. Ты хочешь, чтобы я отказался от него навсегда?
– Подумай о нем! – воскликнула она. – Неужели ты желаешь, чтобы наш сын воспитывался так, как ты когда-то? Чтобы подчинялся вашим кошмарным законам, чтобы у него были такие же ужасные шрамы, как у тебя…
– Нет, конечно, нет. Я никогда бы такого не допустил… Как ты могла подумать…
– Значит, он не может оставаться в вашей обители и не может оставаться с тобой. Пойми же!
Авориэн загнала меня в тупик. Я мог бы сказать, чего больше всего желал, но заглянув в ее глаза промолчал. Нет, мои слова не в силах изменить ее убеждения. Я сдался. Я ругал себя за это и ненавидел. Но я в очередной раз уступил.
– Хорошо, – произнес я через силу.
Через несколько минут я вернулся в парк с Эрслайтом. Авориэн что-то долго шептала ему. Он растеряно слушал ее, поглядывая на меня. Когда он все понял, через миг уже стоял рядом, вцепившись в меня своими крошечными ручонками, повторяя захлебываясь в плаче: «Папа, папочка, пойдем с нами! Пожалуйста, папочка!». Я присел рядом, обняв одной рукой и взяв в другую его ладошку. Смотря на кроху, я сам едва сдерживал слезы. Авориэн шагнула к нам, занервничав, взяла Эрслайта за руку.
– Эви, что мы, проклятье, делаем? – я бросил на нее отчаянный взгляд.
– Тэрсел, ты мне обещал! – она испуганно подхватила малыша, а он заревел, тяня ко мне руку.
– Эви, может… – почти прошептал я. – Может, все же позволишь видеться с ним иногда, когда я вернусь? Пожалуйста, Эви…
– Нет. Так лучше. Ты знаешь, ты сам согласился… – она не смела смотреть мне в глаза. – Прости.
Она поспешно ушла, пытаясь успокоить сына.
Я же, чтобы хоть как-то отвлечься, зашел в Перекресток попрощаться с Перлом и, когда уходил, с удивлением заметил Гаста. Он сидел за дальним столом, уткнувшись в книгу, но, похоже, сосредоточиться на чтении у него не получалось. Я несколько минут наблюдал за ним, а он все так же не перелистнул ни страницы. Взор мага рассеяно пробегал по строкам и часто застывал в одной точке, когда он глубоко задумывался. Я подошел к нему и сел напротив. Он, вздрогнув, оторвался от книги.
– Неважно выглядишь, – заметил он.
– Ты тоже.
Мы усмехнулись друг другу с горчинкой.
– Что ты здесь делаешь? Ведь Лайтфел принял вас обратно.
– Он сделал это только потому, что ты внес подобный пункт в договор о перемирии. А мне бы хотелось, чтобы он сделал это по своей воле. Хотя, Скит и Инведнис не разделили мой взгляд и уже в обители.
– Будь уверен, так и случится.
– Вот как? – весьма скептически произнес Гаст.
– Да. Есть одна твоя заслуга, о которой он даже не догадывается. И я намерен сообщить ему об этом. Пойдем.
– Что еще за заслуга? – Гаст фыркнул. – Ему известно абсолютно все о моих делах.
– Просто на кое-что он не обратил внимания.
– Брось, Тэрсел, – Гаст вновь уткнулся в книгу. – Ты не обязан ничего делать.
– Гаст, – в моем голосе послышалось раздражение. – Или сейчас или никогда.
Он удивленно посмотрел на меня и поднялся следом. Мы вернулись в городской совет. Светлые маги еще не успели уехать, задержавшись на обед. Я отозвал Лайтфела. Он прихватил пару бокалов вина, и мы удалились в соседний кабинет.
– Мне нужно поговорить с тобой… о Гасте.
– О Гасте? Я сделал, то, что ты тогда просил, но этот упрямец возвращаться не желает. Не силой же его принуждать.
Я невольно рассмеялся, вновь отметив, что в каких-то черточках характера имелось разительное сходство.
– Конечно упрямец – весь в тебя…
– Что? – Лайтфел воззрился на меня с непониманием.
– Визониан успел шепнуть мне кое-что перед смертью. А до этого у меня как-то не находилось подходящего момента рассказать тебе…
Я поведал ему историю погибшего советника. Лайтфел застыл, сраженный моими словами. Руки его задрожали, и он спешно поставил бокал на стол, едва не расплескав вино.
– Не может быть! – только и вымолвил он, но в глазах уже разгорелась надежда.
– Это легко проверить по крови, ты же знаешь, – заметил я. – Он ждет внизу и еще ничего не знает.
– Почему ты рассказал мне об этом?
– Я делаю это для Гаста. Надеюсь, что перемены в жизни пойдут ему на пользу. Я позову его.
– Спасибо, – произнес Лайтфел за моей спиной.
Я спустился вниз.
– Ну что? – в голосе Гаста слышалась легкая насмешка. – Судя по твоему лицу, никакие «заслуги» не тронули его. Возвращаемся в Мидл?
– Наоборот, тронули. И очень сильно. Он ждет тебя с большим нетерпением.
– Ты меня заинтриговал.
– Надеюсь, это тебя не разочарует. Прощай, Гаст.
Он уже занес ногу на ступеньку и застыл.
– Ты со мной попрощался или мне почудилось? – он, нахмурившись, обернулся и с подозрением поглядел на меня. – Уж не насовсем ли?
– Если я тебе скажу «пока» или «до встречи» – ты перестанешь задавать глупые вопросы?
– Куда ты собрался? Ты ведь не прямо сейчас собираешься уезжать?
– Но достаточно скоро. Пока буду сидеть в своей башенке, смотреть на закаты и думать, куда податься.
– Ну, тогда до встречи! – Гаст стал подниматься по лестнице.
Ветер. Что может быть непредсказуемей, сильнее и величественней тебя? Теплый и ласковый, ароматный и густой поздней весной, ты легко оглаживаешь лицо подставленное под твои невидимые струи, играешь с прядями волос, заставляя их взлетать и трепетать. А потом друг набираешь силу урагана, швыряешь потоки воды, падающие из туч острыми иглами, а может и ледяными шариками града. Треплешь пышные шапки деревьев в буйстве грозы, и они кланяются тебе до самой земли. Поля и луга своим стремительным движением превращаешь в бурное море. А потом ты надолго пропадаешь, уступив место летнему штилю. Возвращаешься в желтом наряде в осенние дни. Нежно играешь с невесомым золотом листьев и обрушиваешь их рыжим шелестящим дождем на землю. Холод и жестокость зимы подчиняет тебя, ты вскидываешь полы одежды, пробираешься сквозь складки одежды до самой кожи и обжигаешь ее своим неожиданным морозным прикосновением…
