обязывает. Как и мое присутствие не связывает его. И, в тоже время, когда мы рядом рождается нечто вроде общего долга – сделать что-то вместе.
Мы молчим. Мы обнимаем друг друга. Мы никогда раньше не встречались. Кто мы?
Откуда между нами это ЧУВСТВО?
Я не знаю.
Я знаю только одно – без него моя жизнь была бы совсем другой. Я бы был другим.
Он не меняет меня, нет. Влияет? Да. Но не меняет. Я меняюсь сам, потому что он – мое желание меняться. Мое желание стать лучше. Он – источник моей силы. С ним мне кажется, я могу все – даже умереть.
В конце концов, я размыкаю объятья.
– Я надеюсь, я не оторвал тебя не от чего…? -черт, почему я задаю самый дурацкие вопросы так не вовремя? Я никогда не умел общаться с людьми.
– Да нет… – качает он головой и внезапно замирает. – О черт…! Лоренс!
– Лоренс?
– Я недавно взял ученика… он сейчас у меня дома…
Я умер. Я ему действительно помешал. Я и мои дурацкие идеи.
– Но ты не волнуйся. Он и сам прекрасно справляется, я уверен. Поехали со мной ко мне?
– Эрик, я не хочу тебе снова мешать…
– Что за ерунда! Поехали. Если ты так уж не хочешь мешать, я с удовольствием свяжу тебя, заткну тебе рот кляпом и засуну в пыльный-пыльный шкаф. И еще… может, все-таки, поживешь у меня? Меня все равно не будет… О черт! Меня же не будет!
Этот человек невозможен. Честное слово, иногда я не понимаю, как его терпят другие. Он улыбается мне.
– Мне надо будет уехать на три дня на концерт в Гамбурге. Я еду послезавтра. Но я всего на три дня… А ты насколько?
– На две недели… – тихо отвечаю я. Вечно я не вовремя.
– Замечательно! За две недели можно перевернуть весь мир два раза, с учетом того, что бог создал его всего за одну. – Эрик смеется и снова обнимает меня. – Мне тебя чертовски не хватало. Поехали? Ты, кстати так и не ответил… на счет пожить у меня.
– Эрик… Только если ты уверен, что я тебе не помешаю.
– Ну что ты заладил, не помешаю да не помешаю. Даже если помешаешь лучше это будешь ты, чем почтальон перепутавший двери! Это мой выбор. И если я предлагаю, значит я знаю, на что иду. Ты тоже знай, на что идешь. У меня есть дурацкая привычка играть Шуберта ранним утром.
Иногда мне кажется, что Эрик даже камень не оставит равнодушным. Я улыбаюсь.
Втягиваю носом его запах. От него пахнет грецкими орехами.
– Да-да. Я только выпишусь из отеля.
Когда есть доверие все вещи делаются быстрее в миллионы раз. Когда есть ЧУВСТВО все на октаву проще. Даже Лист. Кто он, кстати, такой?
Kapitel 15.
Мы бежим по весеннему Парижу. Я не знаю куда. Я уже заблудился в этих улочках.
Мы бежим, как будто мы куда-то опаздываем. Мы смеемся!
Ты все время роняешь мою сумку. Прямо в лужи. Я не хочу думать, что стало с моими вещами, но это… так неважно. Я бы и рад уронить свою, но в нем мой фотоаппарат. Мой дорогой друг. Друзей не роняют.
Мы бежим по Парижу. Мы бежим ДОМОЙ! И мы смеемся. Мы уже вымазались в грязи как непоседливые дети. Но это вызывает только смех. Разочарования и огорчения – в другой жизни. Не здесь и не сейчас. Удивленные взгляды прохожих – смех. Кто-то крутит пальцем у виска – это тоже весело. Просто потому что весна. Просто потому что мы дома. Просто потому что мы вместе!
Хочется взлететь. Или бежать так бесконечно. У меня уже не хватает дыхания. Я со смехом останавливаюсь и пытаюсь отдышаться. Ты, смеясь, останавливаешься рядом.
– Ты знал, где остановиться, Франс! Мы пришли!
Я поднимаю голову. На меня смотрит угол дома. Плавный, сглаженный, круглый – и не угол вовсе. Три этажа. Приоткрытые окна. Кто-то играет на рояле. Музыка периодически пропадает за шумом проезжающих мимо машин.
Эрик улыбается.
– Это играет Лоренс. Шуберт. Маленький негодяй, я же наказал ему играть Шопена!…
Бежим!!! Не отставайте, Монсеньер!
И мы снова пускаемся в бег. Ты подхватываешь заляпанную грязью сумку, и мы перебегаем дорогу на красный свет. Что-то нежно проходится по нервам. Эту улицу я слушал изо дня в день, из года в год. Два года.
Вот этот самый перекресток. Такой широкий. Вот проезжает карета с двумя туристами. В самом деле – кто еще станет ездить в Париже весной на лошадях?! По Парижу нужно бежать! Бежать сломя голову! Сливаться с городом!
Этот прекрасный перекресток. Я как будто знаю этих всех людей. Я даже вижу их лица, когда они проходили мимо трубки свисающей на длинном проводе из окна на третьем этаже.
Смеюсь и догоняю Эрика. На третий этаж по узкой лестнице. Ключ проворачивается в замке, дверь распахивается, приглашая внутрь. Навстречу рвется свет после полумрака нескольких лестничных пролетов. Теплый солнечный паркет. Аккуратный половичок с надписью по-французски. Перешагиваю через него и вхожу.
Эрик смеется.
– Там написано 'Вытирайте ноги!' Я улыбаюсь, возвращаюсь, вытираю ноги и снова вхожу.
Что за странная тишина? Ах, ну конечно… бледный мальчик стоит в конце коридора.
Эрик спешит к нему и, обнимая за плечи, подводит ближе ко мне. Я почему-то начинаю волноваться и пытаюсь пригладить волосы и отряхнуться от грязи хоть как-то.
Наверно я выгляжу смешно, потому что он улыбается. Улыбка слабая и прозрачная, но она освещает его лицо изнутри. Сразу видно. Что он не привык улыбаться.
Наверное, этим мы с ним похожи. Я тоже к этому не привык.
Но пытаться придать волосам хоть какой-то вид бесполезно. Рыжие, не слишком короткие, они все равно торчат во все стороны.
– Это Лоренс, мой ученик, маленький Шопен! – легкий румянец заливает его щеки. Я улыбаюсь. Я много слышал о нем. – Это Франс, гроза всех прекрасных видов! – Эрик многозначительно тыкает пальцем на камеру, висящую у меня на груди. Мой черед смущенно улыбаться.
Лоренс кивает. У меня мгновенно зарождается в душе это неповторимое ощущение – перед моими глазами снимок. Когда я вижу красоту, мне хочется увековечить ее и передать другим, показать и поделиться.
Этот мальчик красив. Изящен, миниатюрен, утончен, хрупок. Маленький Принц начала 19-го века.
Черт подери, иногда мне кажется, что в Париже существует феномен временных дыр.
В некоторых районах города часы на веки остановились. Там до сих пор рождаются Принцы и Аристократы. Там до сих пор носят фраки и цилиндры. Там до сих пор живет Лоренс. Эту изящную неповторимость, эту грацию можно объяснить только королевской кровью… Да.
Вокруг него витала странная аура в теплом светлом коридоре. Аура простоты и величия. Счастья и грусти. Что-то совершенно невообразимое. Резкий запах его характера. Яркий свет пронизывающий насквозь копну длинных светлых волос. Мягкий взгляд фиалковых глаз глядящих прямо в мои через легкую вуаль челки. По-детски пухлые губы слегка растянутые в полуулыбке.
И как Эрик смотрелся рядом с ним. Высокий, статный, с гордой осанкой. Темные волосы столь же непослушные, как и мои, только лишь длиннее. Черные глаза как тлеющие угли. Смешинки в уголках глаз, в уголках губ. Горящий, алый, хотя алого в нем ничего не было. Однако алый – это то самое слово, которым можно его описать.
Протектор. Защитник. Отец и господин. Так на него смотрел Лоренс.
