Наверное, мне просто нравится эта надпись 'Шопен'.
Мне нравится этот год – 1830 – когда меня еще не было на свете.
Я не волнуюсь. Как ни странно. Надо мною довлеет неизбывная печаль.
Я не слушаю других выступающих. Я просто сижу на стуле за сценой и листаю ноты.
Мое сердце знает – это прощание.
Да. Все, что он сказал – правда. Я знаю это. Но он был слишком прав. Он сказал слишком много. Может, я совсем ничего не понял. А может быть я понял больше, чем он сказал. Я не хочу беспокоить его. Я могу не беспокоить его.
Я… просто должен сказать ему спасибо и попрощаться с ним. Он услышит. Он поймет.
Я буду играть для него. Для кого же еще? Но я буду искать. Я буду искать то, что я должен найти.
Я собирался играть совсем другое произведение Шопена – 'Fantasie-Impromptu No. 4 C-sharp minor opus 66'… Но это мелодия нашей встречи. И пусть мы не расстаемся, пусть всего на всего прощаемся… А, может быть, я прощаюсь вовсе не с ним, а с каким-то кусочком ушедшего детства… Я не знаю.
Но сегодня я прощаюсь. С чем-то, с кем-то… не важно. Я играю для Эрика. И я говорю ему спасибо за все.
– Участник номер 21, Лоренс Фицгильберт.
Я выхожу на сцену.
Третий ряд. Эрик внимательно на меня смотрит. Место рядом с ним пусто. Я удивленно замираю, но тут же вижу Франса. Он стоит в проходе. Рядом с ним фотоаппарат на треножнике. Он улыбается мне немного виновато.
Улыбаюсь ему в ответ.
– Фредерик Шопен – 'Nocturne in C-sharp Minor'.
Я сажусь за рояль. Это не Луи. Конечно это не Луи. Это черный концертный рояль без изысков. Простой, если любой рояль вообще можно назвать простым.
Я ставлю ноты на подставку. Я даже не открываю их. Просто смотрю на черные извилистые буквы 'Шопен'.
Кладу пальцы на клавиши.
Секунда за секундой.
Я чувствую, как волнуется Эрик. Чувствую это отсюда. Он боится, что я не смогу.
Боится, потому что секунда проходит за секундой, мои пальцы лежат на клавишах, а я все не играю.
Люди перешептываются.
И когда никто не ожидает, я закрываю глаза и нажимаю.
Кто-то вздрагивает.
Нежная, тихая, грустная и немного печальная… мелодия льется из под моих пальцев… плавно, как вода, набранная в ладони… …спасибо, Эрик. Спасибо вам за все. …серое небо… дождливый день… лужи как стекло между двумя мирами… такое тонкое, прозрачное стекло… спешащие куда-то люди под черными и серыми зонтиками… стук капель по крыше… северный ветер. Все мокрое и блестящее, как глаза бывают от слез. Все нежное и приглушенное, как свет свечи. …льется и льется… дождливая мелодия из-под пальцев. …Я люблю вас, мсье Розетт. Но вам нужно больше чем просто любовь.
И все же… все же… слушайте как бьют мои слезы по струнам. Это мое сердце для вас. Слушайте мою любовь к вам. Слушайте мое детство. Мои метания. Слушайте мою печаль.
Я говорю вам спасибо. И когда закончится этот дождь, выглянет солнце.
А пока раскройте свой зонт, мсье Розетт…
Дождь бьет по колоколу. Кто-то женится, но это не я. Дождь бьет по красному зонту. Кто-то идет под ним, но это не я. Кто-то смеется, но это не я. Дождь. Где-то там – Сена. Она вся покрыта острыми шипами падающих капель. Она томно серая. Где-то там, на ее берегу, кто-то стоит один – это я. Я жду там вас. Я жду вас там, и вы приходите. Вы накрываете меня своим зонтом, и мы стоим под одним зонтом так долго… а вокруг хлещет дождь. И мы смотрим на Сену.
Кап-кап-кап…
Мы вместе, но мы говорим чему-то прощай. Может быть друг другу. Может быть дождю.
А может быть – Сене.
Давайте погрустим, Мсье Розетт… давайте погрустим, чтобы радость наша была ярче радуги после дождя… чтобы радость наша была чище мостовых вымытых дождем слез… чтобы радость наша сияла сильнее, чем мокрые крыши…
Дождь заканчивается…
Прощай, говорю я чему-то.
Я люблю вас, Мсье Розетт… Я дарю вам свою музыку. Я надеюсь, она даст вам хоть что-то. Пусть не все. Но что-то.
Пальцы гладят клавиши. Я играю, закрыв глаза. Перед глазами стоит дождь. А может быть это слезы.
Я прощаюсь.
Может быть со старой жизнью. Может быть с тем, что было раньше. А может быть с памятью.
Такое ощущение что клавиш и нет. И просто к пальцам привязаны струны. Я легко шевелю пальцами, и появляется ЗВУК.
А дождь все реже… тише… и тише… капли уже замирают в воздухе…
Тише….тише…шш…
Я не дышу.
Последние ноты как последние капли. Срываются с пальцев вниз и летят в никуда…
Руки лежат на клавишах. Я уже не играю, но мелодия еще не закончилась. Последние ноты тишины еще звучат. Все молчат и никто не дышит, и от того эти ноты звучнее.
Наконец отзвучали и ноты тишины. Я вздыхаю. Вытирая глаза рукавом, поднимаюсь и смотрю в зал.
Третий ряд. Эрик плачет. Лица Франса не видно из-за объектива.
Но почему… плачет?
Я смотрю на девушку в первом ряду. Красивая. Она утирает платком глаза.
Я оглядываю зал – там и здесь. Слезы.
Пятый ряд – Мсье Шонсье. Он тоже пришел. Слезы.
Я растерянно стою на сцене один. В зале такая полная тишина, что я продолжаю слышать Шопена.
Хлопок. Это Эрик. Еще хлопок в ладоши. Он поднимается с места. Как по команде за ним поднимается весь зал.
Оглушительный грохот оваций.
Я делаю шаг назад. Слишком громко.
Почему они все плачут и аплодируют стоя?
Почему?
– Участник номер 21, Лоренс Фицгильберт.
Мне надо уходить, и я делаю еще шаг назад. А они все стоят и аплодируют. И аплодируют. И аплодируют.
У меня кружится голова.
Я поворачиваюсь и убегаю за сцену.
А они все аплодируют.
Kapitel 24.
Это было… божественно. Я не пожалела, что пришла ни на секунду. И последним играл… Лоренс.
Я плакала.
Это мелодия была… так чувствительна. Так чувственна. Так наполнена грустью…
На второй тур я пришла с цветами. Я была уверена, что он пройдет во второй тур.
И он прошел.
И он снова играл. На этот раз что-то другое, тоже Шопена.
И это божественно.
