Это жданная встреча, это – наше единодушье: сколько раз собирался я, да вот ни разу до этого не повстречался с травой, все мне что-то мешало, все что-то оказывалось важнее.
Слышу: издалека меня кличут-разыскивают обязанности и заботы, которым я на сегодня назначил встречу.
Я голоса не подаю, я лежу средь зеленой травы, понимая впервые, что одновременно я есть – и нету меня, я присутствую здесь и отсутствую здесь, я повсюду – и тут…
Будто облако, меняющееся на глазах, уплывает куда-то мое лицо, что умело так много: гневаться и собою владеть, просить прощения и презирать, хмуриться и улыбаться, – и не останавливаться ни на чем, и вписываться в любую среду.
Вместе с травою дышу;
слушаю вместе с травой, как наплывает тишь;
Вместе с травой наблюдаю, как тает-стирается в небе то облачко, тень, точка, что все разрушала собой и делила надвое…
И нет у меня сегодня иной заботы, иной обязанности, чем просто быть – вместе с травой.
ПОВЕРХНОСТЬ
На поверхности – одни квадраты, круги, треугольники…
Чтобы добраться до глубины, я набираю полную грудь воздуха, а в руки беру камень.
Но глубина ускользает от меня. Самое большее, что мне удается, – это достичь новой поверхности: дна.
Ужель таково мое свойство, такая моя судьба: все, что освою, к чему прикоснусь, – превращать в поверхность?!.
Я не могу уйти от поверхности – земли, и воды, и воздуха, и огня,
и жизнь моего тела – поверхность моей жизни,
и разум – поверхность ума.
Поверхностью – рассуждаю, поверхностью – понимаю, поверхностью – меряю глубину.
Еле живой, выбираюсь на берег.
Меня обступают все те же квадраты, круги, треугольники…
Теперь я в безопасности, теперь я спокоен…
Но волнует меня загадочная глубина и заставляет волноваться поверхность.
ЧЕРНЫЙ ОБРАЗ
В моих руках образ, на котором ничего не видно, никаких черт, -
черный деревянный образ.
Я держу его перед собой и вместе с ним взлетаю по-над дворами, по-над осенними чистыми рощами, по-над земным простором…
Я знаю свои возможности – они имеют свои облики, свой цвет и свои границы, но где границы моей невозможности?!.
И есть ли она?!.
Черный образ.
И безмолвные бездны космоса, где горят, не сгорая, солнца.
НА ВТОРОЙ ГОД ВОЙНЫ
На второй год войны не выросло жито в поле, не выросла в поле картошка, но повырастала лоза.
Хотел я с лозы надрать коры, а она – из железа,
хотел я лозу топором посечь, а с нее посыпались железные зерна,
хотел лозу лопатой выкопать, а из-под нее полезла железная картошка.
Кто ж станет есть железные зерна?
Кто ж станет есть железную картошку?
– Война, – говорит мать.
А я пытаюсь сам разгрызть эту картошку, я пытаюсь сам раздробить эти зерна, чтоб самому стать железным, как война, и выкорчевать железную лозу в поле.
ЗМЕИ
Отец распахивает поле.
По борозде, вслед за плугом, толкутся гурьбою куры и долбят дождевых червей.
Их много на пашне. Но среди них выделяются два пребольших червяка, от которых курицы в панике убегают.
Да это не червяки, а белесые скользкие змеи. Они шипят, и жала высовываются из их пастей.