человеком тысячелетия, то 'Гамлет' – несомненно центральное произведение шекспировского наследия. Есть в нем некая тайна, казалось бы, недоступная рациональному пониманию и веками заставлявшая читателей и зрителей, актеров и режиссеров снова и снова вчитываться в этот текст и вглядываться в маски его персонажей. И вот через четыреста лет, на стыке веков и тысячелетий нашелся наконец человек, проникший в эту тайну и давший миру ее конгениальное объяснение. Человек этот – философ и аналитик, литературовед-структуралист Альфред Николаевич Барков.
Исследуя структуру 'Гамлета', он обнаружил, что это произведение построено как мениппея (роль рассказчика отдана отрицательному персонажу, который, с целью обелить себя, извращает имевшие место в действительности события и факты) и что в тексте этого произведения дан ответ и на вопрос, кто скрывался под псевдонимом 'Шекспир': 'таннером, не лежащим в своей могиле', был сын королевы Елизаветы, гениальный поэт и драматург по прозвищу 'таннер' Кристофер Марло, смерть которого инсценировали. Тайна шекспирова авторства оказалась тесно связанной с политической ситуацией и безопасностью страны.
Наш корреспондент Владимир Козаровецкий взял у А.Н.Баркова обширное интервью, текст которого мы и предлагаем читателям 'Новых известий'.
ГРАФ РЭТЛЕНД ИСКЛЮЧАЕТСЯ?
В.К.: Кто же в таком случае принимал участие в этом псевдониме, кроме Марло? И как вы относитесь к упомянутой мной книге Гилилова? На меня она в свое время произвела огромное впечатление, и я по- прежнему уверен, что многое из того, что обнаружено Гилиловым, сохраняет свою ценность и после ваших открытий.
А.Б.: Вы задали сразу два вопроса, но ответы на них взаимосвязаны. Поэтому начну с ответа на второй.
В книге Гилилова много чрезвычайно ценного. Мало того, что впервые на русском языке опубликован такой обширный материал по проблеме авторства Шекспира, который может служить основой для ее изучения (особенно – во втором издании), – в книге содержится и ряд первостепенных шекспироведческих открытий: блистательное доказательство того, что дата издания честеровского сборника 'Жертва любви' сфальсифицирована, и отнесение этой даты к 1612-1613 году; догадка о том, что 'Песни Голубя' – диалог; догадка о том, что участником псевдонима 'Шекспир' была Елизавета Сидни-Мэннерс, графиня Рэтленд; исследование 'Кориэтовых нелепостей'. Вместе с тем Гилилов, хотя и признавая 'коллективность' псевдонима 'Шекспир', совершает ошибку, характерную для большинства шекспироведов-нестратфордианцев: каждый из них, исповедуя авторство какого-нибудь одного из кандидатов, недооценивает информацию о других. Во всяком случае, на тождество творческих почерков Марло и Шекспира внимания он не обратил.
Вместе с тем граф Рэтленд – как раз тот кандидат, который к псевдониму 'Шекспир' – в отличие от его жены – не имеет никакого отношения или имеет самое второстепенное. Приводя случай, когда граф укорял жену за то, что она принимает у себя 'какого-то поэта', Гилилов, к сожалению, не сделал из этого эпизода вывода об ограниченности и отсутствии благородства у графа, позволившего себе такое оскорбительное замечание в присутствии самого поэта (Бен Джонсон так никогда и не простил этого Рэтленду). Между тем Рэтленд таким замечанием унизил и собственную жену, и то, что мог себе позволить Рэтленд, не мог позволить себе Шекспир. Более того, из этой же реплики следует, что Рэтленд – не только не 'Шекспир', но и вообще не поэт, поскольку для него 'поэт' – человек второго сорта.
В.К.: Признаюсь, я это проморгал – хотя ваш аргумент убийственен.
А.Б.: Не огорчайтесь, вы не одиноки: психологическое давление гипотезы Гилилова очень велико – особенно после блестящей главы о передатировке Честеровского сборника. В свою очередь признаюсь, что я – чтобы избежать такого воздействия – позволил себе прочесть его книгу только после того, как было оформлено мое отношение к проблеме.
Можно было бы привести и другие соображения в пользу исключения Рэтленда из числа кандидатов, но пока – до разумного ответа на этот аргумент – хватит и его. Между тем книга Гилилова построена главным образом на предпосылке, что именно граф Рэтленд является тем Голубем, по которому – вместе с Феникс, графиней Рэтленд, – горюет хор поэтов. Жаль также, что Гилилов, догадавшись о диалогичности 'Песен Голубя', не применил эту идею к 'Сонетам' Шекспира – а именно здесь находится ключ к их пониманию: как и свод шекспировских пьес и мениппей, шекспировские сонеты принадлежат перу не одного автора. Вообще я бы в качестве догадки сказал так: 'Шекспир' – дело семейное.
В.К.: Графиня Рэтленд – тоже королевских кровей?
А.Б.: Ну, как минимум, она крестница королевы! Но и происхождение ее – тоже темное дело. То, что ее якобы отец, национальный поэт Англии Филип Сидни – сын королевы Елизаветы и короля Испании Филипа II, у меня сомнений уже не вызывает, доказательства этому я нашел. То, что не только дата рождения его якобы дочери Елизаветы, но и вся жизнь ее осталась тайной, писал Гилилов. Так что меня даже не удивило недавно обнаруженное упоминание историков о том, что Филип Сидни умер бездетным.
'ШЕКСПИР' – ДЕЛО СЕМЕЙНОЕ
В.К.: А кто еще принимал участие в этом 'семейном деле'?
А.Б.: Возможно, сама королева. Известно, что она писала стихи – и неплохо писала: интересно по мысли, образно. В шекспировском сонетном цикле ей могут принадлежать первые 17 сонетов: с советом жениться и продлить свою красоту в детях все-таки скорее будет обращаться мать к сыну, чем мужчина к своему другу (тем более что в 3-м сонете достаточно прозрачно сказано о том, что мать хотела бы увидеть в потомке 'апрель своей весны' и что адресат – 'зеркало своей матери'). Эти 17 сонетов могли быть написаны и сестрой Филипа Сидни – Мэри Сидни Герберт (графиней Пембрук) – и адресованы ее старшему сыну Уильяму Генри (William Henry), которому, кстати, было посвящено Большое Фолио произведений Шекспира 1623 года. Если к тому же учесть, что издание сонетов было посвящено таинственному W.H., а также то, что редактирование скорее всего осуществляла сама графиня, талантливая поэтесса, то эта версия выглядит более перспективной. Но некоторые другие сонеты 'Шекспира' тоже написаны с позиции женщины, а некоторые – с позиции монарха. Так что версия об участии королевы Елизаветы в этой семейной саге вовсе не исключается. Не исключаю и того, что среди группы авторов есть еще одна женщина – та самая, к которой ее собеседник обращается как к 'Смуглой леди'.
В.К.: Вы полагаете, что группа авторов 'Сонетов' Шекспира – это члены одной семьи? Как же тогда в нее вписывается личность 'Смуглой леди'?
А.Б.: Я имею в виду семейные узы не только формальные, но и тайные кровные. Интерпретация Гилиловым содержания сборника Честера нуждается в уточнении. Он пользовался искаженным переводом и упустил важный момент, а именно: оплакиваемая поэтами пара Голубь-Феникс – это дети любви другой пары Голубь-Феникс. То есть, идет речь о тайной 'семейственности' гениев в двух поколениях, причем Голубь и Феникс – явно не муж и жена, а брат и сестра. Вот это и объясняет тот 'платонический' характер их отношений, о котором пишет Гилилов (это – один из фактов, опровергающих его версию авторства). Так вот, Сонеты являются сборником таких же диалогов, как и диалог между Голубем и Феникс, но в них больше участников – представителей даже не двух, а трех поколений Фениксов. В этой иерархии 'Смуглая леди' и ее тайный поклонник предстают как основатели этой необычной династии гениев. То есть, 'Смуглая леди' – кровная бабка того самого автора, который создал 'Гамлета'.
В.К.: Вы можете чем-то подкрепить эту догадку?
