имеет кожу), отделяющая человеческое от Божественного и в то же время объединяющая их. Эта «духовная кожа» защищает духовное благосостояние человека, не позволяя ему онтологически отождествлять себя с Господом, или заявить «я есмь Бог» (cf. 36:1.4.10: «aham brahmasmi» = «Я есмь Брама»), но в то же время делает для него возможной связь дыхания, соединения и разделения (но никогда не отчуждения!), что все вместе составляет жизнь в любви. Жизнь в любви состоит из соединения и разделения, причем всегда присутствует осознание нетождественности: это похоже на процесс дыхания, состоящий из вдоха и выдоха. Не это ли нашло свое беспримерное выражение в стихе из Псалма 43, являющегося шестой фразой мессы: «Emitte lucem tuam, et veritatem tuam: ipsa me deduxerunt in monten sanctum tuum, et in tabernacula tua» («Пошли свет Твой и истину Твою; да ведут они меня и приведут на святую гору Твою и в обители Твои» — Пс. 42:3). Да, свет Твоего присутствия (близости) и истина, воспринимаемая мною через отражение (разделение), — все это ведет к Твоей обители.
Обители... Не те ли это пологи, навесы, балдахины, под которыми человек соединяется в любви с Господом, не отождествляя себя с Ним и не будучи Им поглощен? Не сотворены ли эти обители из «кожи смирения», которая одна лишь защищает нас от опасности убить любовь посредством онтологического отождествления, т. е. отождествления человеческого существа с существом Божественным («эта душа есть Бог» — «ayam atma brahma», — Mandukya Upanishad, 2; «сознание есть Бог» — «prajnanam brahma», — Aitareya Upanishad, 5. 3) — и, следовательно, защищает нас от опасности духовной мании величия (то есть от присвоения себе сущности Бога, а не Его образа)?
Существуют три формы мистического опыта: опыт единения с Природой, опыт единения с трансцендентной человеческой Сущностью и опыт единения с Богом. Первая разновидность опыта есть стирание различий между психической жизнью индивида и окружающей его Природой. Именно это Леви- Брюлъ, занимавшийся изучением психологии примитивных народов, называет «мистическим соучастием». Этот термин обозначает такое состояние сознания, при котором исчезает разделение между сознательным субъектом и объектом внешнего мира и при котором субъект и объект становятся единым целым. Эта разновидность опыта лежит в основе не только шаманства и тотемизма примитивных народов, но и в основе так называемого «мифогенного» сознания, являющегося источником природных мифов, так же как и страстного стремления поэтов и философов слиться с Природой (к примеру, Эмпедокл бросился в кратер вулкана Этна, чтобы слиться со стихиями Природы). Воздействие пейотля, мескалина, гашиша, алкоголя и т. д. может иногда (но не всегда и не у каждого) вызвать состояния сознания, аналогичные состоянию «мистического соучастия». Характерной чертой этой разновидности опыта является «упоение»{56}, т. е. временное слияние собственной личности с силами, находящимися вне чьего-либо самосознания. Оргии Диониса в древности были основаны на опыте «священного упоения», вызванном стиранием различий между «я» и «не-я».
Второй разновидностью мистического опыта является опыт трансцендентной Сущности. Он заключается в отделении обычной эмпирической сущности от высшей Сущности, которая пребывает над всяким движением и всем тем, что принадлежит к сфере времени и пространства. Таким образом Высшая Сущность познается как бессмертная и свободная.
Если характерной чертой «природного мистицизма» является упоение, то для мистицизма Сущности, наоборот, характерно постепенное «трезвение» с тем, чтобы достигнуть полного трезвомыслия. Философией, основанной на мистическом опыте Сущности, излагающей его в наиболее чистом виде и наименее искаженной вставками из рискованных интеллектуальных спекуляций, является философия индийской школы Санкхья. В ней индивидуум (пуруша) воспринимается в отделении от пракрити (то есть всего движения, пространства и времени), как бессмертный и свободный. Хотя тот же опыт обнаруживается в основе философии Веданты, ее последователей все же не удовлетворяет тот непосредственный опыт, который учит собственно тому, что истинная Сущность человека бессмертна и свободна, и они добавляют к этому постулат о том, что высшая Сущность есть Бог («эта душа есть Бог» — «ayam atma brahma», Mandukya Upanishad, 2). Философия Санкхья, наоборот, остается в границах опыта высшей Сущности как таковой и ни в коей мере не отрицает множественности пуруши (то есть множественности бессмертных и свободных высших «Эго»), не возводит она и индивидуального пурушу в ранг Абсолюта, — благодаря чему в итоге ее стали считать атеистической философией — каковой она и является, если понимать под «атеистическим» честное признание: у меня не было опыта, более высокого, нежели бессмертное и свободное «Я»; что еще я могу сказать, основываясь на этом моем опыте? Санкхья не является религией и заслуживает ярлыка «атеистической» не более, чем, к примеру, современная психологическая школа Юнга. С другой стороны, можно ли считать доказательством веры в Бога возведение высшей Сущности человека в ранг Абсолюта?
Третьей разновидностью мистического (а в данном случае — также и гностического) опыта является опыт Живого Бога — Бога Авраама, Исаака и Иакова в иудео-христианской традиции. Бога Свв. Августина, Франциска, Терезы Авильской и Хуана де ла Крус в христианской традиции. Бога Бхагавад-Гиты, Рамануджи, Мадхвы и Чайтаньи в индуистской традиции. Речь здесь идет о единении с Богом в любви, которое предполагает существование в единстве реального дуализма.
Главной характерной чертой этого опыта является синтез — с одной стороны, упоения природного мистицизма» с другой — трезвомыслия в мистическом постижении высшего Существа. Этот термин традиционно применяется для обозначения состояния, при котором одновременно проявляется пылкий энтузиазм и глубокое умиротворение, т. е. состояния «блаженства» или «созерцания райского блаженства» («beatitude», или «visio beatifica»). Созерцание райского блаженства предполагает дуализм зрящего и зримого, с одной стороны, и их единения или подлинного единства в любви — с другой. Вот почему этот термин исключительно ясно и точно выражает сущность теистического мистического опыта: встречи души с Господом, лицом к лицу, в любви. И этот опыт тем более возвышен, чем полнее разделение и чем совершеннее единение. По этой причине Священная Каббала в центр духовного опыта старит опыт Святого Лика (ARICH ANPIN) «Ветхого Денми», и вот почему также она утверждает, что наивысший опыт человеческого существа — так же, как и высочайшая форма смерти для существа смертного — достигается тогда, когда Господь принимает душу человеческую. Вот что говорит «Сефер Йецира»:
«И после того, как отец наш Авраам постиг и понял, и записал, и запечатлел все это, Господь Всевышний (ADON HA'KOL) Сам явился ему и назвал его [сыном] Своим возлюбленным, и заключил Завет с ним и семенем его...» (126: VI, 4; pp. 26—27).
Сан Хуан де ла Крус также рассказывал о своих ощущениях присутствия Господа в обителях любви только языком любви.
Все три формы мистического опыта имеют свои «законы здоровья» или свои «обители» или «кожные покровы». Они подчиняются закону умеренности или меры. В противном случае их адептам угрожают острые маниакальные состояния, мания величия и полное отчуждение от мира (iSioНА-cia). Нагрудные доспехи, балдахин и корона суть три символа спасительных средств, относящихся к сферам опыта мистицизма природного, человеческого и божественного.
Итак, «Триумфатор» Седьмого Аркана носит нагрудник, стоит под балдахином и на голове у него корона. Вот почему он не утрачивает себя в Природе, не утрачивает Господа в опыте своей высшей Сущности и не утрачивает мира в опыте любви к Господу. Он обуздывает опасности безумия, мании величия и экзальтации. Он нравственно здоров.
«Триумфатор» Седьмого Аркана есть истинный адепт герметизма, т. е. адепт мистицизма, гнозиса и магии — Божественной, человеческой и природной. Он стоит выпрямившись; в руке у него скипетр, служащий ему, чтобы править двумя лошадьми (одна синяя, другая красная), которые влекут его колесницу. У него не отсутствующий вид, он не погружен в экстаз экзальтации. Он следует своим путем и движется вперед, всегда стоя прямо в своей колеснице. Две лошади — одна синяя, другая красная — избавили его от необходимости идти пешком. Инстинктивные силы «да» и «нет» (утверждения и отрицания), притяжения и отталкивания, крови артериальной и крови венозной, доверия и недоверия, веры и сомнения, жизни и
