Медитации на Таро. Путешествие к истокам христианского герметизма

'Видел я все дела, какие делаются под солнцем, и вот, все — суета и томление духа! Кривое не может сделаться прямым, и чего нет, того нельзя считать. И предал я сердце мое тому, чтобы познать мудрость и познать безумие и глупость; узнал, что и это — томление духа. Потому что во многой мудрости много печали; и кто умножает познание, умножает скорбь' (Екклес. 1: 14-15, 17-18).

Вот то колесо бытия под солнцем, видение которого явилось Соломону, мудрому и преисполненному печали царю Иерусалима. Какой же практический совет дает он потомству? Совет крайней безысходности:

'Не во власти человека и то благо, чтоб есть и пить и услаждать дуплу свою от труда своего. ... Веселись, юноша, в юности твоей, и да вкушает сердце твое радости во дни юности твоей, и ходи по путям сердца твоего и по видению очей твоих; только знай, что за все это Бог приведет тебя на суд. И удаляй печаль от сердца твоего, и уклоняй злое от тела твоего, потому что детство и юность — суета' (Екклес. 2:24; 11: 9-10).

Именно благодаря этому полному, граничащему с отчаянием, осознанию безысходности 'круга бытия' мы чтим Соломона наравне с прочими пророками Ветхого Завета. Ибо Соломон описывает пустоту — которую называет 'суетой' — мира змея и, таким образом, ставит дилемму: либо самоубийство — либо спасение в Боге, ибо над вращающимся колесом суеты есть БОГ.

Безысходность Соломона несомненно принадлежит Святому Писанию. Он описывает мир без Христа — что делал и Будда. Скорбь Соломона есть тоска тварного бытия по избавлению, ставшая частью его сознания.

Таким образом, Будда поставил верный диагноз миру змея, предшествовавшему Христу; Соломон оплакал его; а Ницше — как ни чудовищно! — воспел его. Да, Ницше увидел и понял это колесо, замкнутый безвыходный круг мира змея, и сказал ему 'Да'. Он видел пред собою образ вечного повторения, 'вечного возвращения' ('ewige Wiederkunft') и отождествлял его с вечностью, хотя это повторение есть сама противоположность вечности:

'О, как не стремиться мне страстно к Вечности и к венчальному кольцу колец — к Кольцу Возвращения?

Никогда еще не встречал я женщины, от которой я возжелал бы детей, кроме одной женщины, которую люблю я: ибо я люблю тебя, о Вечность!

Ибо я люблю тебя, о Вечность!' (9: с. 297).

Так воспевает он то колесо, которое Будда нарек великим несчастьем, а Соломон охарактеризовал как суету сует.

Поэтическая лирика? Здесь гораздо большее. Ницше, несомненно, придал поэтическую форму тому, что принял за озарение. Но это было лишь изложение новейших выводов, сделанных современной наукой — не в качестве метода, но в качестве разновидности общей картины мира. Собственно говоря, согласно взглядам позитивистской науки конца XIX века мир есть это совокупность бесчисленных комбинаций элементарных частиц, атомов. Комбинации изменяются бесконечно, но когда-нибудь число возможных комбинаций атомов неизбежно должно достичь своего предела, и число новых комбинаций должно быть исчерпано. Тогда предыдущие комбинации должны начать повторяться. Поэтому когда-нибудь в будущем наступит день, который будет точным повторением дня сегодняшнего. Это и есть умозрительное, 'научное' обоснование идеи 'вечного возвращения'.

Идея вечного возвращения не противоречит не только расчетам количества возможных комбинаций атомов, но и научной догме количественного сохранения материи и энергии во вселенной. В мире ничто не исчезает и ничто не появляется. Совокупное количество материи и энергии в мире постоянно. Его невозможно ни увеличить, ни уменьшить. К нему нельзя ни прибавить что-либо, ни что-либо от него отнять. Мир — это замкнутый круг, из которого ничто не может выйти и в который ничто не может войта.

Итак, если принять, что мир — это определенное количество, то он поддается исчислению. В конечном счете, это всего лишь определенное число частиц и/или единиц энергии. Следовательно, число комбинаций этих частиц уже не безгранично. Когда-нибудь должен быть достигнут предел. И тогда предыдущие комбинации будут повторяться... Поэтому в отношении мира, понимаемого как замкнутый круг, 'вечное повторение' всего сущего — вывод вполне закономерный.

В мире, являющемся замкнутым кругом, в котором количество материи и энергии есть величина постоянная, нет места чудесам. Ибо космическое понятие 'чуда' влечет за собой непостоянство количества материи и энергии в мире. Чудо происходит тогда, когда энергия мира подвергается либо увеличению, либо уменьшению. Это предполагает наличие просвета в круге мира. Чтобы чудо стало возможным, мир должен стать открытым кругом, спиралью, т. е. должен иметь 'несотворенную', сферу или 'субботу', согласно вышеизложенному космическому мифу.

Религия — та, которая заслуживает такого наименования, — учит, что мир есть открытый круг. По этой же причине она отстаивает и реальность существования чудес. Чудеса ('сверхъестественное') — это реальность действия извне круга Природы, кажущегося замкнутым. Это реальность космической субботы.

'Благая весть' религии состоит в том, что мир — это не замкнутый круг, не вечное заточение, что у него есть выход и вход. Есть вход, объясняющий, почему Рождество — это радостное празднество. Есть и выход, объясняющий, почему Вознесение — тоже настоящий праздник. И то, что мир может быть преображен из такого, каким он есть, в такой, каким он был до Грехопадения, — это 'благая весть' праздника всех празднеств — Воскресения, Пасхи.

Мир, как замкнутый круг, мир вечного возвращения, мир, где 'нет ничего нового под солнцем', — каков он на самом деле?

Это не что иное, как космический ад. Ибо идея ада может пониматься как вечное существование в замкнутом круге. Замкнутый круг эгоизма был бы в этом случае субъективным и индивидуальным адом; замкнутый круг мира с неизменным количеством энергии был бы в этом случае объективным и космическим адом.

Рассмотрим теперь термины 'спасение' и 'гибель' в их космическом значении. 'Гибель' означает быть захваченным вечным круговоротом мира замкнутого круга, мира без субботы; 'спасение' — это жизнь в мире открытого круга, или спирали, где есть и выход, и вход. 'Гибель' — это существование в замкнутом круге 'вечного возвращения'; 'спасение' — это жизнь под открытым небом, где каждый день нов и неповторим, — чудо в бесконечной цепи чудес... Ибо Бог не непознаваем, а познаваем, — путем неистощимого и бесконечного познания. Бесконечная 'раскрываемость' и 'познаваемость' Бога — в этом сущность вечной субботы, седьмого дня творения. Седьмой день творения — это день вечной жизни и источник чудес. Ибо он преисполнен возможностей новизны, из него к так называемому 'постоянному' количеству мира явлений либо могут добавляться дополнительные 'энергии', либо энергии этого мира в нем же могут исчезать.

Два других понятия в космической драме эволюции — это 'Грехопадение' и 'искупление'. Значение этих понятий легче постичь после того, как мы в общих чертах обрисовали космическое значение терминов 'спасение' и 'гибель', ибо 'Грехопадение' — это явление космического масштаба, ураган, закрученный замкнутым кругом змея, 'кусающего' свой хвост и 'увлекшего с неба часть сотворенного Богом мира' (срв. Откр. 12:4). А 'искупление' — это, собственно говоря, космический акт Реинтеграции падшего мира, который заключается сначала в создании просвета в его замкнутом круге (религия, посвящение, пророчество), а затем в установлении пути выхода (Будда) и входа (Аватары) через эту дверь, и наконец, в преображении падшего мира изнутри через сияние Слова, ставшего плотью (Иисуса Христа).

Таково значение двух этих терминов, доведенное до высшего уровня обобщения. Теперь рассмотрим их значение подробнее, чтобы выделить из всей совокупности деталей наиболее существенные.

Итак, Грехопадение... Здесь мы сталкиваемся с библейским повествованием о земном рае и шести днях творения; с впечатляющей картиной эволюции природы, которую предлагает нам наука; с величественными очертаниями мира, созданного гением древней Индии, — кальпы, манвантары, юги, — мира периодичности и ритма; мира, который время от времени является в грёзах космическому сознанию; с изложением (следом за 'Станцами Дзиан') теории космогонии и аитропогонии в соответствии с индо-тибетской традицией, изложенной Е.П.Блаватской в трех томах ее Тайной доктрины; с грандиозной картиной духовной эволюции мира, через семь так называемых 'планетных' фаз, которую Рудольф Штайцер завещал потерявшему опору разуму нашего века; и наконец, с