Медитации на Таро. Путешествие к истокам христианского герметизма

космогониями и эсхатологиями — явными либо скрытыми — Гермеса Трисмегиста, Платона, книги Зогар и различных гностических школ первых столетий нашей эры.

Позволю себе сразу заметить, что, хотя я занимался сравнительным изучением всего диапазона этих идей и документов на протяжении более 40 лет, я не могу оказать им здесь того почтения, на которое они рассчитаны, т. е. классифицировать их, найти основные сходные либо противоположные моменты, привести уместные цитаты. Иначе я утопил бы главную тему в море второстепенных деталей (второстепенных по отношению к главной теме). Поэтому я должен уточнить: дух всех разнообразных идей и документов, перечисленных выше, будет присутствовать в качестве общего фона, но мне придется воздерживаться от всякого непосредственного использования материала, который они содержат. Сделав это уточнение, вернемся к проблеме космического Грехопадения.

Во-первых, можно спросить: в чем заключается эта проблема? Как она возникает?

Взглянем на всю совокупность нашего мирового опыта — личного, исторического, биологического и т. д. Что он нам говорит?

Лейбниц, философ оптимизма, говорил, что этот мир — самый совершенный из возможных миров. Шопенгауэр, философ пессимизма, говорил, что в этом мире сумма страданий перевешивает сумму радостей, и посему мир нашего опыта является не только несовершенным, но и, в конечном счете, миром зла. Как Лейбниц, так и Шопенгауэр рассматривали совокупность мирового опыта, как это пытаемся делать и мы, но сколь несхоже то, что они увидели!

С точки зрения чистого мышления по учению Лейбница мир в своей совокупности, без всякого сомнения, являет нам совершенное устройство равновесия, гармоническое функционирование его основных частей и, хотя в нем могут существовать мрачные углы и закоулки, — мир в целом, как совокупность явлений, в основных чертах является воплощением гармонии.

С точки зрения чистой воли по учению Шопенгауэра опыт каждого индивидуума в мире подтверждает диагноз, поставленный миру Гаутамой Буддой, и который следует признать справедливым.

Что же можно сказать о мире с точки зрения сердца, которая присуща герметизму и иудео-христианской традиции?

Сердце говорит нам: космос, это чудо премудрости, красоты и добродетели, страждет. Он поражен недугом. Этот великий организм, который не мог быть порожден болезненностью, чье рождение должно было быть следствием прекрасного здоровья, т. е. совершенной премудрости, красоты и добродетели, что в совокупности своей и было его колыбелью, — этот великий организм болен. Континенты — и планеты — отвердевают, происходит их окаменение: а это — 'склероз космоса'. На поверхности его окаменевающей суши, в глубинах морей и в воздухе всем правит борьба за существование, эта губительная лихорадка мироздания.

Но каким бы ни был больным мир, он все же сохраняет — везде и всегда — черты своего первобытного здоровья, и в нем также проявляется действие сил нового здоровья, сил выздоровления. Ибо помимо борьбы за существование возникает и сотрудничество ради выживания. А помимо минерального окаменения есть еще и полный живых соков и дыхания растительный покров. Следовательно, мир одновременно может быть и воспет, и оплакан.

Мир не таков, каким ему следовало бы быть. Существует противоречие между общими частным. Ибо в то время как звездные небеса представляют собой гармонию равновесия и совершенное взаимодействие, животные и насекомые пожирают друг друга, а бесчисленные легионы болезнетворных микробов приносят недуги и смерть людям, животным, растениям.

Именно на это противоречие намекает термин 'Грехопадение'. Он, прежде всего, дает определение состоянию дел в мире, согласно которому создается впечатление, будто мир состоит из двух независимых, если не противостоящих друг другу миров, словно в организме великого мира 'гармонии сфер' возник еще один мир со своими собственными законами и эволюцией, который подобно раковой опухоли образовался на здоровом организме великого мира.

Наука берет два этих мира, рассматривает их в неделимом единстве и всю эту совокупность именует 'Природой' - двуликой Природой: мягкой и жестокой одновременно; как упорной, так и на удивление податливой; мудрой и слепой; любящей матерью и жестокой, лютой мачехой. При всем уважении к науке необходимо обратить внимание на одну допускаемую ею весьма простую ошибку мышления. Дело в том, что она совершает ту же ошибку, какую совершил бы врач, если бы стал рассматривать состояние болезни (скажем, рак) как нормальное или 'естественное' и если бы он заявил, что и развитие раковой опухоли, и кровообращение суть два аспекта природы организма больного человека. Было бы чудовищно, если бы врач отказался провести различие между природой и противоприродой (болезнью) в организме пациента, — но именно это и делает наука по отношению к мировому организму. Она не желает проводить различие между Природой и противо-Природой, между здоровьем и болезнью, между природной эволюцией и эволюцией против Природы.

Древние всегда знали о существовании аномалии в состоянии мира. Неважно, относили ли они ее к принципу невежества (авидья), как в древней Индии, или к принципу тьмы (Ариману), как в древнем Иране, или опять же к принципу зла (Сатане), как это делали древние семиты; речь всегда шла о проведении различия между миром природным и миром неприродным, между естественным и противоестественным, между здоровьем и болезнью.

Само собой разумеется, что герметизм, в соответствии с иудеохристианской традицией, рассматривает 'Природу' как предмет науки не в качестве сотворенного Богом мира, но как поле, где мир творения встречается с миром змея.

Мир змея: это 'мир в Мире', который дал начало дуализму зороастризма, манихейства и иных гностических школ. Эти разновидности дуализма относятся к категории 'ересей', т. е. они грешат против главных истин спасения, ибо совершают ту же ошибку, что и современная наука, но в обратном смысле. Подобно тому, как наука не желает проводить в 'Природе' различие между Природой ортогенеза^{76} и взаимодействия с одной стороны, и Природой, создающей генетические тупики и паразитирующие организмы, с другой стороны, так же и манихеи, катары, альбигойцы и др. не желали проводить различие между Природой девственной и Природой падшей. Но в то время как наука рассматривает 'Природу' — хотя Природа сама по себе является противоречием — как полновластную царицу эволюции, которой удалось провести эволюцию от белковой клетки к развитому мозгу homo sapiens, радикальные дуалисты рассматривали свою 'Природу' как насквозь пронизанную злом. Иными словами, наука считает Природу, в конечном счете, благом; манихеи считали Природу злом. Наука отказывается видеть в ней Сатану; радикальные дуалисты не желали видеть ничего, кроме Сатаны.

Но вернемся к миру змея. Наиболее общая характерная черта этого мира — это свертывание, тогда как наиболее общей характерной чертой мира творения является развертывание, расцвет и излучение. Так, мозг и кишечник в животном мире суть проявления свертывания; листва, ветви и цветы суть выражения обратной тенденции в мире растений.

Так, например, листва — это 'легкие' растения, развернутые и раскрытые навстречу Воздуху, тогда как легкие животных и человека — это свернутая листва. Или еще один пример: солнце находится в стадии излучения, тогда как планеты - в стадии конденсации, т. е. свертывания.

Две эти тенденции имеют свои традиционные обозначения. Это 'свет' и 'тьма', т. е. соответственно излучение и свертывание. Вот почему Евангелие от Иоанна в описании космической драмы гласит: 'И свет во тьме светит, и тьма не объяла его' (Ии. 1:5) — 'et lux in tenebris lucet, et tenebrae eam non comprehenderunt'. 'Non comprehenderunt', — это означает, что свет не был захвачен в круговорот свертывания и не был им помрачен, но светит во тьме. В этом вся квинтэссенция Евангелия, его 'благая весть'.

Так для планет (включая Землю) Солнце и звезды суть то же, что свет — для тьмы. А в микрокосме система 'цветков лотоса' есть то же для системы эндокринных желез, что свет для тьмы. Ибо, в сущности, 'цветки лотоса' — это цветущие железы, в то время как железы — это свернувшиеся 'цветки лотоса'.