Она стояла там — огромная машина Сновидений, последнее слово в фабрикации воображения человека с самой буйной фантазией.
Он молча стоял и чувствовал величественность и умиротворение, почти нежность, которую испытывал всегда — словно Мирт была какой-то Богоматерью, к которой можно прийти для понимания и защиты, не нуждающейся ни в каких вопросах.
Он стиснул папку под мышкой и пошел медленно, опасаясь нарушить царившую здесь тишину неуклюжим движением или громкими шагами.
Он поднялся по ступенькам к огромному распределительному пульту и сел на сидение, передвигающееся от малейшего прикосновения к любому краю кодирующих панелей. Он положил раскрытую папку на зажимный щиток перед собой и потянулся к рычажку вопроса, нажал его, и замигал зеленый индикатор готовности. Машина была чистой, он мог кормить ее своими фактами.
Он пробил свою идентификацию и продолжал сидеть молча — как часто сидел здесь до этого.
Это ошибка, подумал Блэйн, что я перехожу на другую работу. Здесь он был подобен жрецу, связанному с силой, перед которой благоговел, но которую не понимал… не совсем понимал. Не было человека, который полностью знал бы схему машины Сновидений. Это был слишком огромный и сложный механизм, чтобы держать его в чьей-то одной памяти.
Это был компьютер со встроенной магией, свободный от абсолютной, прямолинейной логики других, менее потрясающих компьютеров. Он имел дело больше с фантазией, нежели с фактами, он воплощал гигантский замысел машины, оперирующей символами и уравнениями странных историй множества человеческих жизней. Он принимал кодировку и уравнения и выдавал Сновидения!
Блэйн начал переносить в нее данные со страниц папки, быстро передвигаясь в кресле вдоль пульта управления. Пульт замигал множеством маленьких огоньков, из глубины машины послышались первые слабые звуки, гул пробуждающихся механизмов, щелканье контрольных счетчиков, отдаленный треск регистраторов, проводящих зондаж, и последовательное мурлыканье каналов, начинающих работать.
Он работал напряженно, сосредоточенно, перенося знаки со страниц на перфокарты. Время остановилось, и не было другого мира, кроме пульта с мириадами клавиш, кнопок и переключателей и множеством загорающихся лампочек.
Наконец, он закончил, и последняя страница слетела на пол с опустевшей подставки. Время снова пошло, и мир вокруг ожил. Норман Блэйн сидел опустошенный, в мокрой от пота рубашке, со спутавшимися на лбу волосами, уронив руки на колени.
Машина теперь гремела, лампочки горели тысячами, одни мигали, другие светили ярко и ровно. Звук мощными волнами бился в помещении, заполняя его до отказа, и сквозь этот гул пробивались деловитые щелчки и экстазный, безумный треск мчавшихся во весь опор механизмов.
Усталый Блэйн поднялся с сидения, собрал с пола упавшие листы, сложил их и убрал в папку.
Он прошел к дальнему концу машины и постоял, глядя на защищенный стеклом корпус, где наматывалась на катушку лента. Он смотрел на наматывающуюся ленту, зачарованный, как всегда, мыслью, что на ленте запечатлена кажущаяся жизнь Сновидений, которая может просуществовать столетие или тысячелетие — Сновидений, построенных таким образом, что они никогда не надоедят, а будут плотью и реальностью до самого конца.
Он повернулся и пошел к лестнице, прошел полпути, остановился и обернулся.
Это мое последнее Сновидение, понял он вдруг, завтра я перехожу на другую работу. Он поднял руку в прощальном жесте.
— Бывай, Мирт, — сказал он.
Мирт ответила ему громом.
5
Ирма ушла на обед, и кабинет был пуст, но было письмо, адресованное Блэйну, прислоненное к пепельнице на столе. Конверт был объемистым и измятым. Когда Блэйн взял конверт, в нем что-то звякнуло. Норман Блэйн разорвал конверт, из него выпала и ударилась о стол связка ключей. Наполовину высунулся листок бумаги.
Он отодвинул ключи, вытащил листок и развернул. Приветствия не было. Записка была короткой: «Я звонил, чтобы передать ключи, но вас не было, и секретарша не знала, когда вы вернетесь. Но это не повод оставаться. Если вы захотите встретиться со мной, я к вашим услугам. Реймер.»
Записка выпала у него из руки и спланировала на стол. Он взял ключи, подбросил, слушая, как они звенят, и поймал их на ладонь.
Что теперь будет с Джоном Реймером? — подумал он. Найдется ли для него место, или Гизи не собирался назначать его на другой пост? Или Гизи намеревался совсем выкинуть этого человека? Это выглядело неправдоподобно, так как гильдия заботится о своих членах и не в ее правилах, не считая крайних обстоятельств, выбрасывать человека из своих рядов.
И, кстати, кто станет начальником «Фабрикаций»? Или Лев Гизи умер, не назначив никого на это место? Джордж или Герб — любой из них — были на очереди, но они не сказали ни слова. Блэйн был уверен, что они бы что-нибудь сказали, если бы были уведомлены.
Он поднял записку и прочел ее снова. Она была уклончивая, совершенно бесстрастная, из нее ничего нельзя было почерпнуть.
Он подумал, что может чувствовать Реймер при такой быстрой замене, но понять это было нельзя: записка совершенно не давала ключа к разгадке. А почему он был заменен? Ходили слухи, самые разные слухи, о чистке в Центре, но слухи не говорили ни о каких причинах для такой чистки.
Это казалось немного странным — оставить ключи, символизируя таким образом передачу власти. Это выглядело так, словно Реймер бросил их Блэйну на стол и сказал: «Держи, парень, теперь они твои», и ушел, больше ничего не говоря.
Возможно, только слегка возбужденный. Только слегка задетый.
Но он пришел лично. Почему? Блэйн знал, что при обычных обстоятельствах Реймер никогда не стал бы вторгаться к человеку, ставшему его преемником. Но Реймер оставался бы до тех пор, пока его преемник не взял бы него все нити.
Значит, здесь были не обычные обстоятельства. Приходится думать, что они, кажется, и вовсе экстраординарные.
Это какое-то недоразумение, сказал себе Норман Блэйн. Проходи это по надлежащим каналам, все было бы правильно — обычная операция, перемещение производится без разрывов. Но назначение пришло не по обычным каналам, и если бы Блэйн не нашел Льва Гизи мертвым, если бы не поднял с пола документ, назначения могло бы вообще не быть.
Но теперь это место его — он рискнул головой, чтобы получить его, и оно принадлежит ему. Это шаг вверх по лестнице, это успех. Эта должность лучше оплачивалась, была более престижной и поднимала его ближе к вершине — фактически он становился третьим человеком в Центре: деловой агент, «Охрана» и затем «Записи».
Вечером он расскажет Гарриет… нет, он совсем забыл, что вечером они с Гарриет не увидятся.
Он положил ключи в карман и снова взял записку. «Если вы захотите встретиться со мной, я к вашим услугам».
Протокол? — подумал он. Или что-то, что ему необходимо знать? Что-то, о чем нужно побеседовать?
Может быть, Реймер пришел о чем-то поговорить и затем разнервничался?
Блэйн смял записку и швырнул на пол. Ему захотелось уйти, уйти из Центра, уйти туда, где он сможет все обдумать и составить план действий. Нужно все убрать из стола, подумал он, но это позже, на это еще будет время. И его ждет свидание с Гарриет… нет, проклятие, он все время забывает! Гарриет позвонила и сказала, что не сможет прийти.
Завтра будет время забрать все из стола. Он взял шляпу и пальто и вышел на стоянку. У входа на стоянку обычного служащего заменил вооруженный охранник. Блэйн показал свое удостоверение.
