Преданная демократия. СССР и неформалы (1986-1989 г.г.)

Никакие гуманистические новации нам не чужды. Тропы разные, но путь един – путь свободы, равенства и братства, путь коммунизма… Будущее принадлежит народовластию в интересах всех трудящихся – социализму… Стремитесь быть. И если вы будете самим собой, – в считанные годы лицо страны будет изменено, черты старческой дряхлости, наложенные бюрократической косметикой, сойдут, и мы все обретем новую надежду, новое будущее, возможно, не столь прекрасное, как мечта о нем, но все же лучшее»[71].

В федерации объединились люди, для которых социализм был убеждением. Ассоциация создавалась теми, кто прикрывался коммунистическими лозунгами как маскировкой. Декларация ассоциации имитирует романтические надежды на обновление социализма, но неискренность бросается в глаза – это писали не люди, которые верят в коммунизм и социализм. Для них социализм – «крыша», уверение власти в лояльности. Либералы, использовавшие такое «социалистическое крышевание», планировали в будущем отринуть «фиговый листок» социалистической риторики.

Несколько иначе концепция ассоциации была изложена в заявлении «Перестройки». Ассоциация должна объединить всех, кто разделяет принципы «одного „да“ и трех „нет“: „да“ – принципам демократии и социализма, „нет“ – насилию и пропаганде насилия; проповеди национальной и расовой исключительности и ненависти, претензиям на монопольное обладание истиной»[72]. Впрочем, и в этих принципах, выработанных оргкомитетом встречи, есть «социализм». Так что от федерации «Кольцо» должно было отличаться не провозглашением социалистических принципов, а именно размытостью идеологии, что позволило бы позднее отбросить «социалистический» камуфляж.

Вспоминает П. Кудюкин: «Ассоциация как структура фактически не функционировала, в отличие от федерации».

Впоследствии неудавшаяся в 1987 году модель ассоциации возродилась при создании Московского народного фронта в 1988 году. Само слово «фронт» прозвучало уже в кулуарах встречи- диалога.

Вспоминает Г. Павловский: «При обсуждении названия широкого кольца Фадин и Малютин, ссылаясь на опыт Уругвая, заговорили о широком фронте».

Социалисты сосредоточились на федерации, а слово «фронт» было чуждо оставшимся в широком кольце либералам. И фронту пришлось подождать до весны 1988-го, когда приемлемость этого термина была подтверждена прибалтийским опытом.

Сначала планировалось создать обе организации голосованием в зале.

Вспоминает А. Исаев: «Но тут нас собрал Березовский и стал говорить, что все идет нормально, но если будет прямо сейчас в зале принято решение создать организацию, то боюсь, это будет неправильно понято. Повисла неприятная пауза. И тогда я говорю: „А если будет провозглашено намерение создать организацию?“ – „А намерение можно“, – ответил Березовский. Когда мы вышли от него, Пельман воскликнул: „Вы поняли, как он нас надул! Мы в результате ничего не получили! Мы даже не можем создать организацию!“ Тогда было решено, что на сцену выйдут Кагарлицкий от федерации и Румянцев от ассоциации, зачитают декларации и скажут, что кто хочет, тот и присоединяется». Так и было сделано.

Инициаторы федерации и ассоциации согласовали также совместное обращение, в котором говорилось, что «встреча явилась первым начинанием в области координации деятельности самодеятельных групп…»[73] Было предложено также создать еще две федерации – экологическую и культурную, но эти инициативы тогда повисли в воздухе, тем более что одновременно со «Встречей» в Москве прошла учредительная конференция Социально-экологического союза в Гузерипле. Первым – значит, предстоят новые форумы.

Работали секции политики, правового обеспечения и социальных гарантий, экологии и культуры, производственных инициатив, творческих объединений, проблем экстремизма. Координатор последней М. Малютин затем критиковался за расширительную трактовку экстремизма как «безнравственных и противоправных действий практического и теоретического характера, осуществляющиеся в целях увеличения своего общественно-политического влияния». Опасались, что под эту формулу можно подвести наиболее активных неформалов. Впрочем, секция решила, что пока ни одна из групп не является экстремистской. Обращение анонсировало учредительный съезд федерации и ассоциации не позднее февраля 1988 года. Также провозглашалась поддержка инициативам и проектам, предложенным на секциях[74]. Среди них были проекты «Памятник», из которого вырос «Мемориал», «Гражданское достоинство» и «Самоуправление», породившие одноименные группы.

В. Золотарев, участвовавший во встрече-диалоге от имени «хэп-федерации», выступил с предложением организовать работу по защите гражданских прав. Это диссидентское по сути предложение было поддержано несколькими участниками встречи. «Хэп-федерация» за Золотаревым не пошла. 10 сентября 1987 года в кулуарах «Перестройки» была создана группа «Гражданское достоинство». В совет организации входили В. Золотарев, А. Золотарева (его сестра), А. Верховский, А. Папп, А. Лащивер и другие. Группа занималась правозащитной деятельностью (прежде всего помощью жалобщикам), выступала за либеральные реформы во всех сферах общества (включая введение частной собственности, многопартийности, строжайшего соблюдения прав человека, освобождения политзаключенных). От диссидентов и «Демократического союза» группа отличалась относительной умеренностью тактики.

Федерация стала первой в стране всесоюзной политической организацией, существовавшей легально. Первоначально в нее вошли «Община», Клуб социальных инициатив (реально участвовала только группа Кагарлицкого «Социалистическая инициатива»), Московская группа ВСПК, московская и ленинградская «Перестройки» (реально участвовала только небольшая группа московских «перестройщиков»), «Лесной народ» (близкая общинникам коммунарская педагогическая группа, созданная в 1986 году студентами МШИ), «Альянс» (молодежная секция федерации, созданная «Общиной»), несколько интернациональных бригад (молодежных групп, специализирующихся на интернациональной работе), в том числе «Юные коммунары- интернационалисты» (возникли в 1986 году, хотя лидер А. Бабушкин занимался интерработой и раньше), клубы «Альтернатива» из Архангельска и «Планета» из Оренбурга и еще несколько клубов, позднее фактически не участвовавших в работе федерации.

До конференции был создан оргкомитет федерации, которым фактически руководили Б. Кагарлицкий и А. Исаев. В конце 1987 – начале 1988 года федерация вобрала в себя десятки организаций.

Вспоминает Н. Кротов: «С оценкой встречи наверху не могли определиться до начала ноября. То ли это живое творчество масс, полезная инициатива в поддержку перестройки, то ли вылазка идеологических врагов. За этим стояло соперничество и в горкоме, и вокруг Ельцина. К тому же председатель КГБ Чебриков был кандидатом в члены Политбюро и соперничал с Ельциным – кому из них дадут звание члена Политбюро. Так что КГБ было настроено считать это „вылазкой“. Но кагэбешники, прибывшие на встречу, просили информацию у нас (у даже записывающих средств не было), и мы им каждый день ее давали с запозданием, когда позитивная информация уже уходила наверх. Так что в ЦК горком представлял свою версию раньше, чем КГБ. В горкоме были свои противоречия, да и паническая реакция – того же Карабасова. Лигачев прислал комиссию нас проверять. Только после снятия Ельцина, когда „вопрос о власти“ в Москве решился, встреча была оценена на секретариате ЦК как позитивное мероприятие. После этого Карабасов выступал с трибуны, говорил, что вот, горком провел такое важное мероприятие. Ищем новые формы работы».

ПЕРВЫЕ КРИКИ МЛАДЕНЦА

ФЕДЕРАЦИЯ НАЧИНАЕТ ЖИТЬ

ФЕДЕРАЦИЯ СОЦИАЛИСТИЧЕСКИХ общественных клубов (ФСОК) стала первой всесоюзной политической структурой, которая провозгласила необходимость переустройства общества на основе принципов демократического социализма. В действие вступало новое правило политической жизни – в «большой политике» существует то, что существует в СМИ.

Одним из важнейших итогов встречи-диалога стал прорыв информационной блокады вокруг политических неформалов. По ее итогам была организована пресс-конференция. Информация о встрече была опубликована в «Огоньке», «Собеседнике» и на радио «Юность».

Вспоминает Б. Кагарлицкий: «Было множество микрофонов и камер, притом советских. Это была первая легальная пресс-конференция с неформалами. Обстановка вызывала почти болезненное возбуждение – мир рвется тебя услышать, на тебя направлен мощный импульс