волосы, дерьмо, кость и кровь, где Марла их не рассмотрит.
Глава 18.
Вечером в эту пятницу я заснул за столом на работе.
Когда я проснулся, с лицом, уткнувшимся в скрещенные руки на крышке стола, звонил телефон, и все уже ушли. В моем сне тоже был звонок телефона, поэтому было не совсем ясно, проскользнула ли действительность в мой сон, или же мой сон наложился на действительность.
Я принимаю звонок, — «Согласование и ответственность». Так называется мой отдел. Согласования и ответственности.
Солнце садилось, и грозовые кучевые облака, размером с Вайоминг и Японию, шли в нашу сторону. Не то чтобы у моего рабочего места есть окно. Все наружные стены, от пола до потолка, из стекла. Везде, где я работаю, — стекло от пола до потолка. Везде вертикальные шторы. Везде серый промышленный низковорсный ковер с маленькими надгробными памятничками в местах, где к сети подключаются компьютеры. Везде лабиринты перегородок, замкнутые простенками из фанеры с обивкой.
Где-то мычит вакуумный пылесос.
Мой босс уехал в отпуск. Он прислал мне е-мэйл и исчез. Мне нужно приготовиться к официальной проверке в течение двух недель. Подготовить комнату для совещаний. Выстроить всех утят в ряд. Дописать отчет. Вроде того. Они строят против меня дело.
Я — Полная Со Стороны Джека Невозмутимость.
У меня слишком мало привязанности.
Я поднимаю трубку, и это Тайлер; он говорит:
— Выходи, внизу на стоянке тебя ждут несколько парней.
Я спрашиваю — «Кто они?»
— Они ждут, — отвечает Тайлер.
Мои руки пахнут бензином.
Тайлер продолжает:
— В дорогу. У них машина. Кадиллак.
Я все еще сплю.
Сейчас я не уверен — не снится ли мне Тайлер.
Или я снюсь Тайлеру.
Я принюхиваюсь к запаху бензина на моих руках. Вокруг никого, и я встаю и спускаюсь на стоянку.
В бойцовском клубе один парень работает по машинам, и он припарковал в ячейке чей-то черный «корниш», а мне остается только смотреть на эту машину, всю в черном и золотом, — этот огромный портсигар, готовый отвезти меня куда-нибудь. Тот парень-механик, выходя из машины, говорит мне, что можно не беспокоиться, он поменял номера с другой машиной, на долгосрочной стоянке в аэропорту.
Наш механик из бойцовского клуба утверждает, что может завести что угодно. Выпутываешь два провода из цилиндра зажигания. Соединив провода друг с другом, замыкаешь цепь катушки стартера, — и машина готова для прогулки.
Либо так, либо можно вытащить ключевой код из сети поставщика.
Три обезьяны-космонавта сидят на заднем сиденье в черных рубашках и черных брюках. «Не вижу зла». «Не слышу зла». «Не говорю зла» [7].
Я спрашиваю — «Так где Тайлер?»
Механик бойцовского клуба держит дверь Кадиллака открытой для меня в стиле личного шофера. Механик высок и костляв, его плечи напоминают перекладину телеграфного столба.
Я спрашиваю — «Мы едем повидать Тайлера?» Посередине переднего сиденья меня ждет праздничный торт со свечками, — хоть сейчас зажигай.
Даже после недели бойцовского клуба запросто водишь машину на предельно допустимых скоростях. Может быть, ты перенес мрачное дерьмо, внутренние травмы за последние два дня, — но ты невероятно спокоен. Другие машины тебя сторонятся. Машины виляют. Другие водители тыкают тебе средний палец. Совершенно незнакомые люди ненавидят тебя. Все равно не испытываешь абсолютно ничего личного. После бойцовского клуба ты настолько спокоен, что просто не можешь волноваться. Даже не включаешь радио. Может быть, в твоих ребрах появляются тоненькие трещинки при каждом твоем вдохе. Машины впереди нас мигают огнями. Солнце садится, в оранжевых и золотых тонах.
Механик сидит за рулем. Между нами на сиденье стоит праздничный торт.
Жутковатая хрень — смотреть на ребят вроде нашего механика в бойцовском клубе. Поджарые ребята, никогда не трусят. Они дерутся, пока не превратятся в отбивную. Белые ребята — как скелеты в воске с татуировками, черные — как сушеное мясо; такие парни всегда держатся вместе, их несложно представить собранием «Анонимных наркоманов». Они никогда не говорят «стоп». Они будто чистая энергия, дергаются так быстро, что мутнеют по контуру, — такие ребята как будто выздоравливают от чего-то. Будто единственный выбор, оставленный им — это способ, которым они умрут, — а они хотят умереть в драке.
Таким парням приходится драться друг с другом.
Никто больше не вызовет их на бой, и никого не могут вызвать они, — кроме такого же дерганого и костлявого, — сплошные кости и бешеная скорость, — ведь никто не в состоянии драться с ними.
Парни из публики даже не кричат, когда ребята вроде нашего механика выходят один на один.
Слышно лишь то, как бойцы дышат сквозь зубы, резко ударяются руки в блоках, свист и тяжелый звук удара, когда кулаки молотят по худой пустой груди в резком клинче. Видны сухожилия, мышцы и вены под кожей этих скачущих ребят. Их кожа блестит, потная и узловатая, в пятне света.
Десять, пятнадцать минут истекают. От них несет, они потеют, и запах от этих парней напоминает запах жареных цыплят.
Пройдет двадцать минут бойцовского клуба. В итоге один из этих ребят отключится.
После боя два этих парня, излечивающихся наркомана, будут держаться рядом весь остаток ночи, избитые и улыбающиеся после такого жесткого боя.
Со времени бойцовского клуба этот парень-механик всегда крутится около дома на Пэйпер-Стрит. Хочет, чтобы я услышал песню, которую он написал. Хочет, чтобы я увидел скворечник, который он построил. Показывает мне фото какой-то девушки и спрашивает, достаточно ли она симпатичная и годится ли в жены.
Сидя на переднем сиденье Кадиллака, этот парень говорит мне:
— Видите торт, который я испек для вас? Это я сам.
Мой день рожденья не сегодня.
— Масло немного протекало сквозь прокладки, — говорит парень-механик. — Но я сменил масло и воздушный фильтр. Проверил сливной вентиль и подачу. Сегодня вечером вроде будет дождь, поэтому я заменил и дворники.
Я спрашиваю — «Что планирует Тайлер?» Механик открывает пепельницу и заталкивает туда зажигалку. Он спрашивает:
— Это что — тест? Вы испытываете нас?
«Где Тайлер?»
— Первое правило бойцовского клуба — не упоминать о бойцовском клубе, — отвечает механик. — А последнее правило Проекта Разгром — не задавать вопросов.
Тогда что он может рассказать мне?
Он говорит:
— Вам нужно уяснить следующее: ваш отец был для вас прототипом Господа Бога.
Позади нас моя работа и мой офис удаляются, удаляются, удаляются, и исчезают.
Я принюхиваюсь к запаху бензина на моих руках.
Механик рассказывает:
— Если ты мужчина, христианин и живешь в Америке, — твой отец для тебя прототип Господа Бога. А если ты никогда не знал своего отца, если твой отец смылся, или умер, или его никогда не было дома, — что ты можешь сказать о Боге?
