- Чутье у тебя верное, - подтвердил Петр Иванович. - Помнится, на зоне ты всегда заранее угадывал, когда вертухаи<Сноска Тюремные или лагерные надзиратели.> повальный шмон<Сноска Обыск.> в бараке учинят. Ни разу не ошибся!
- Покличь ребят, - попросил Платонов, - я хочу лично с ними побеседовать.
Бывшие зеки, а ныне могильщики Кузя, Фока, Семеныч и Федька Рябой, кряжистые, средних лет мужики с мощными узловатыми руками, быстро явились на зов и почтительно остановились у двери. Платонов (лагерное прозвище Философ) как в заключении, так и на воле пользовался у уголовников немалым авторитетом. Философа в равной степени уважали и боялись. Уважали за честность, справедливость, сильную волю, а боялись... Гм! Со всеми без исключения врагами Платонова неизбежно происходили 'несчастные случаи' со смертельным исходом. Кто 'повесится', кому железный лом на голову упадет, а один стукач ухитрился провалиться в узкое очко отхожего места (только непонятно, как протиснулся) и захлебнуться в нечистотах. Правда, за мелочи Философ не мстил, прощал, но по-серьезному лучше было его не задевать.
- Присаживайтесь, - радушно пригласил Станислав Кириллович, указывая на стулья. - Уточним детали. - И, дождавшись, пока могильщики рассядутся, спросил: - Петр вам все объяснил? Да? Отлично! Тогда напомню лишь две вещи. Первое: 'пассажир' физически крепок, каратист, будьте с ним повнимательнее, и второе, главное: он нужен мне живым, желаю сказать пару слов на прощание... Это все. Рабочий и домашний адреса у вас на руках, телефоны тоже. Приступайте!..
Могильщики деловито вышли из кабинета.
Весь день Сергей Игнатьевич не покидал квартиры по причине паршивого самочувствия и не менее паршивого настроения. Болела отбитая тяжелым ботинком Снежка почка, трещала ушибленная голова, ныли хоть и зажившие, но вчера растревоженные падением в яму ребра. Сквалыжная елкинская душа ну просто верещала гадким голосом: 'Четыреста тысяч долларов! Четыреста тысяч долларов!'
Коммерсант жил исключительно предвкушением скорой лютой расправы с Антоном, Снежком, подлюгой Иволгиным...
- Делиться, видите ли, захотел! - вспоминая Владилена Андреевича, скрипел зубами Елкин. - Работать вместе надоело? Испугался, жирная свинья, поджогов, налетчиков в черных масках! Решил удрать как крыса с тонущего корабля. Думаешь, мне хана? Не-е-е-т, Владиленчик! Это тебе хана, а я выплыву. Я живучий! И тебе, Антоша, каюк! Не попользуешься ты моими баксами. Выкуси! Руоповцы тебя, бандюгу, до смерти затопчут. И Снежка заколбасят. Насчет его я специально попрошу, чтоб помедленнее убивали за дополнительную плату, хе-хе! А мокрище Иволгину собственноручно вафельник расквашу. По поводу же раздела имущества ему менты все доходчиво объяснят. В суд, блин, собрался. Здесь тебе не Америка!..
Около часа дня зазвонил телефон.
- Слушаю, - проворно схватил трубку Сергей Игнатьевич, вообразивший, будто звонят руоповцы, решившие приехать пораньше.
- Алло, это морг? - спросил на другом конце провода незнакомый хрипловатый голос.
- Нет, придурок, квартира! - рявкнул коммерсант и по хамскому своему обыкновению послал незнакомца на 'три веселые буквы'.
Снова потянулся длинный, заполненный кровожадными мечтаниями день. Наконец наступил долгожданный вечер. Елкин нетерпеливо поглядывал на часы, бормоча: 'Где ж их, дармоедов, черти носят? Совсем нюх потеряли. Пожалуй, стоит сократить плату за крышу!' Без двух минут семь в дверь позвонили. Сергей Игнатьевич бегом бросился отворять.
- Приветик! - сатанински улыбнулся с порога Касаткин и, грубо отпихнув хозяина квартиры, прошел вовнутрь. Вслед за начальником протопали остальные - в форме, при оружии, с резиновыми дубинками в руках.
- Обувь снимите! Грязь на дворе, - раздраженно потребовал Елкин, и в ту же секунду капитан Дробижев без предупреждения врезал ему дубинкой в переносицу. Хрустнула кость, из носа хлынула кровь, бывший сэнсей впал в состояние гроги<Сноска Боксерский термин, означающий, что человек хотя и держится еще на ногах, но уже мало что соображает, как бы 'плывет'.>.
- В комнату тащите, - словно сквозь вату услышал он короткое распоряжение подполковника. Железные руки подхватили Сергея Игнатьевича под мышки и бесцеремонно поволокли.
'Это сон, - забрезжила в помутненном сознании отчаянная надежда. Сейчас я проснусь и...'
Тяжелый удар раскрытой ладонью по затылку швырнул коммерсанта лицом на ковер.
- А вот теперь потолкуем, - по-хозяйски усаживаясь в кресло, хохотнул Вениамин Михайлович...
- Дома, пидор мокрожопый! - позвонив из телефона-автомата на квартиру Елкина, сообщил товарищам Семеныч, главный в компании могильщиков, и, зло сплюнув, добавил: - Представляете, на х... меня послал! Ни с того ни с сего! Во гнида<Сноска По понятиям 'порядочного' уголовника, нельзя посылать на мужской половой орган. Можно только в женский.>! Неудивительно, что Философ кровушки его возжаждал. Поехали, ребята!
- На хате возьмем или на улице дождемся? - поинтересовался Кузя, самый молодой из присутствующих.
- Разберемся по ситуации, - проворчал Семеныч. - Желательно бы, конечно, на улице, но коли он, козел, не захочет наружу вылезать, придется идти в хату. Философ сказал - сегодня, значит, сегодня и сделаем. При любом раскладе. Подождем до вечера, допустим, до восьми, а там... В общем, грузитесь в тачку, не фига время даром терять...
Могильщики прибыли к жилищу Елкина на серой 'Газели', поставили машину напротив подъезда и принялись по очереди наблюдать за выходом. 'Козел' упорно 'не вылезал'. Оскорбленный коммерсантом Семеныч зверел на глазах.
- Когда Философ скажет свои прощальные 'пару слов', попрошу отдать пидора мне живым, - вслух мечтал он. - Труп-то сжигать придется. Недаром с мужиками из крематория договорились. Им велено заранее печку вычистить, дабы козлиный прах ни с чьим чужим не смешался, пепел собрать и в коробку, да передать Философу лично в руки... Кириллыч пепел получит, как уговорено, но козла я в печку живьем запихну. Вот смеху-то будет!
Могильщики одобрительно посмеивались. Так прошел день.
Около семи вечера Фока заметил подкатившую к дому милицейскую машину, из которой выбрались пять бугаев в форме и прямиком направились в елкинский подъезд.
- Руоповская крыша! - догадался Семеныч. - Михайлов, помнится, говорил, что козел под мусорским крылышком прячется. Не беда. Обождем. Надеюсь, они там ночевать не останутся!
- С какой стороны посмотреть. Пидор все-таки! Может, он с ними задницей расплачивается! - сально сострил Федька Рябой.
Глуповатый Кузя громко загоготал.
- Тише! - свирепо прошипел Семеныч. - Не шуми! И вы, остальные, языки прикусите! Не к чему нам высвечиваться.
В 'Газели' установилась кладбищенская тишина...
- Ну давай, выкладывай, зачем звал? - подбадривал Сергея Игнатьевича Касаткин. - Чего молчишь? Или при виде дорогих гостей от радости дара речи лишился?
Елкин с трудом поднялся на ноги. В глазах двоилось. Два абсолютно одинаковых подполковника мерзко ухмылялись, развалившись в креслах. Он дотронулся до лица - липкая кровяная маска. Коммерсант хлюпнул сломанным, сочащимся кровью носом.
- Слава, принеси мокрую тряпку. Пусть хайло почистит, а то смотреть противно, - велел Кобелеву Вениамин Михайлович. Тот ушел в ванную. Послышался шум льющейся из крана воды.
Взгляд Елкина наконец сфокусировался. Подполковники-близнецы слились в единое целое. Вернувшийся лейтенант протянул Сергею Игнатьевичу пропитанное водой белое махровое полотенце.
- Держи, придурок!
Елкин осторожно отер лицо. Полотенце сразу сделалось красным.
- Так зачем позвал? - нетерпеливо повторил Касаткин.
'Мусора поганые! - подумал коммерсант. - Ничуть не лучше бандитов. На хрена вот избили? Вероятно, страху решили нагнать. Менты обожают, чтоб их боялись, и постоянно самоутверждаются путем мордобоя. Су-у-ки! Ладно, пускай разберутся с бандой Антона, с жабой Иволгиным, а потом, дайте срок, я сыщу на вас
