готовилось, могло рухнуть в один миг, К тому же, если Малко раскрыли, это стало бы известно далеко не сразу.
'О, величие и жестокость невидимой войны!' - подумал Хейм, протирая внезапно запотевшие очки.
Унылую полудрему, в которую был погружен Малко, развеял скрежет выдергиваемых гвоздей.
Поначалу он еще протестовал, кричал, стучал головой о деревянную крышку, но, видя полное равнодушие остальных, обреченно умолк. Что толку кричать? Гюле не из тех, кого можно уговорить. Сквозь стены своей деревянной тюрьмы он слышал негромкие звуки: курды болтали между собой и изредка смеялись.
Малко не мог определить, сколько прошло времени. Наверное, несколько часов, поскольку он уже успел проголодаться. Мысли его пребывали в полном беспорядке. Ему приснилось, что он лежит в постели с Амаль, и это сразу же напомнило ему о прекрасной Александре и о Лиценском замке. Как он мог бросить все это и приехать сюда только затем, чтобы подохнуть на дне грязной реки!
Крышка ящика поднялась, и Малко заморгал глазами: прямо над его импровизированным гробом висела керосиновая лампа. Те же курды, которые сунули его в ящик, так же равнодушно помогли ему выбраться и перерезали его путы.
Первым, кого увидел Малко, был Джемаль Талани, стоявший рядом с Гюле. Курд улыбнулся Малко, словно желая успокоить его.
- Она мне обо всем рассказала, - с ходу произнес Джемаль. - Я, конечно, подозревал, что ты хочешь съездить на север не только ради репортажа, но такой дерзкой операции даже представить себе не мог. Я тобой восхищаюсь!
Малко ровно ничего не понимал.
- Он поручился своей жизнью за вашу, - объяснила партизанка. - И умрет вместо вас, ели вы нас предадите. Он ведь не может уехать из страны.
Джемаль натянуто улыбнулся.
- По-моему, произошло недоразумение, - сказал он Малко. - Гюле сильно нервничает: ее ищут баасисты. Они назначили за ее поимку вознаграждение в десять тысяч динаров. Оставаться в Багдаде для нее равносильно самоубийству.
- Но почему она обвиняет меня в предательстве? - спросил Малко.
- У тебя есть подозрительные знакомые, - ответил Джемаль. - И вообще твой рассказ поистине удивителен. Я-то теперь тебе верю... Но се можно понять. Так вот, она согласна остаться здесь еще на неделю.
Курды принялись за еду. Гюле пригласила Малко и Джемаля разделить с ними трапезу. Они сели по- турецки, причем Гюле расположилась между ними. Она прижалась к Малко бедром и улыбнулась ему.
Непредсказуемая женщина! Еще два часа назад она готова была хладнокровно лишить его жизни... Малко с жадностью набросился на шашлык и кефир, сжевал предложенный вместо десерта зеленый лук.
- Как же ты догадался приехать? - спросил он Джемаля.
- Интуиция подсказала, - ответил курд. - Когда ты не пришел в ресторан, я сразу заподозрил неладное... Хорошо, что я знал, где тебя искать. Труднее всего оказалось убедить Гюле. Она утверждала, что ты уже мертв.
В этой пещере Али-Бабы европейские костюмы обоих мужчин выглядели почти неприлично, резко контрастируя с турецкими шароварами и кривыми кинжалами. Гюле вытерла о китель испачканные жиром пальцы и громко рыгнула. Женственности в ней было сейчас не больше, чем в головорезе из Иностранного легиона. Потянувшись, она улеглась на холщовые мешки. Джемаль сделал знак Малко:
- Идем. Она устала.
Малко послушно встал. Пройдя по узкому земляному коридору и открыв изъеденную червями деревянную дверь, они вышли на темную безлюдную улицу у самого берега реки, где еще с километр шагали до машины Джемаля.
- Она точно не уедет? - спросил Малко. Курд улыбнулся:
- Гюле дала мне слово. Но если она не получит то, что ты обещал, я даже не смогу ничего сделать.
Немного помолчав, Джемаль добавил:
- Может быть, я могу тебе в чем-нибудь пригодиться? Что ты хочешь узнать?
- Когда должны казнить Виктора Рубина. Или хотя бы когда состоится суд.
Джемаль кивнул.
- Я попробую. У меня много друзей. Но это очень опасно.
Проезжая в 'мерседесе' по багдадским улицам, Малко думал об Амаль. С ней следовало обращаться осторожнее, чем с ящиком динамита. Однако ее карта все же могла стать козырем в его игре. За одного битого двух небитых дают: Амаль суждено было стать далеко не первым 'перевербованным' агентом.
Глава 11
Генерал Окейли крайне редко вызывал к себе одновременно начальника службы гражданской безопасности и шефа баасистской полиции. Сидя в глубоких креслах напротив генеральского стола, оба обеспокоенно переглядывались. Баасист - худой молодой человек с изрытым оспой лицом, свой столь высокий пост заслужил за исключительную жестокость. Начальник службы безопасности был пятидесятилетним мужчиной со стриженными ежиком седеющими волосами.
Генерал Окейли поднял на них свои печальные крокодильи глазки и проронил:
- Плохо работаете, господа. В Багдаде уже две недели находится опасный американский агент, а вы даже не установили его личность.
Приглашенные побледнели. В Ираке расстреливали за гораздо меньшую провинность. Баасист хотел что-то возразить, но генерал потряс листком бумаги:
- Слушайте!
В течение десяти следующих минут он читал им биографию Малко. С каждым словом его собеседники все больше съеживались в креслах. Русские поработали на славу, даже кое-что добавили от себя. Из прочитанного становилось ясно, что Его Высочество принц Малко Линге был одним из лучших сотрудников ЦРУ.
- Ну, что скажете, господа? - торжествующе заключил генерал.
- Его нужно немедленно арестовать! - нетерпеливо воскликнул начальник службы безопасности. - И развязать ему язык...
- Кретин, бездарь, ничтожество! - завопил генерал. Посетители подождали, пока утихнет буря. Подавив в себе страх и негодование, офицер пояснил:
- Мы подозреваем этого человека уже много дней. Он находится под наблюдением. Мы арестуем его только тогда, когда убедимся, что он не может навести нас на других агентов. Это дело огромной важности, - таинственно добавил он.
Приглашенные кивнули. Они, разумеется, не знали, что уверенность генерала носила весьма относительный характер. Несмотря на то, что русские опознали Малко, Окейли по-прежнему ее владел информацией о причине его пребывания в Багдаде. Это не слишком выгодно характеризовало бы его перед лицом двух конкурирующих служб. Генерал искренне надеялся, что со временем все образуется. Во всяком случае, баасистская полиция с ее слоновьей ловкостью вряд ли могла составить ему серьезную конкуренцию. Когда речь заходила о чем-то более серьезном, чем погромы и изнасилования, эти полицейские проявляли полную беспомощность.
Напустив на себя важный вид, генерал отпустил высокопоставленных шефов.
- Я буду держать вас в курсе событий, - милостиво пообещал он.
В коридоре приглашенные разошлись, вяло пожав друг другу руки.
Начальнику службы безопасности было начхать на всю эту историю. Он был озабочен борьбой с внутренними врагами, а их в последнее время появилось ох как много...
Молодой баасист, напротив, горел жаждой реванша. Он защищал честь партии! Ему следовало во что бы то ни стало откопать хоть что-нибудь, дабы не оказаться чужим на празднике торжества справедливости.
Даже не ответив на приветствие двух армейских полисменов в красных кепи, он вскочил в свой 'бьюик'. Действовать нужно было быстро и к тому же незаметно: генерал не позволил бы ему отнимать у себя хлеб.
