Малко считал каждый час. Джемаль добился от курдов не помилования, а всего лишь отсрочки. К тому же теперь Малко не сомневался, что находится под подозрением у властей. Его безошибочную уверенность, подсказанную многолетним опытом, смущало лишь то, что Джемаля ни разу не допрашивала полиция, хотя тот встречался с Малко довольно часто. Казалось, их боялись спугнуть. Малко сказал об этом Джемалю, но курд не проявил никакого беспокойства.
Малко ввязался в смертельно опасную игру, в которой главным козырем было время. Черная Пантера согласилась на предложение Джемаля с большой неохотой. Если оружие не прибудет в ближайшее время, она без колебаний уедет на север. Это будет означать, что Тед Хейм не получил письма и что операция провалена. Останется только бежать, не дожидаясь, пока до него доберется иракская контрразведка.
Он вышел из такси у виллы Джемаля. Машины курда у ворот не оказалось, но Малко все же зашел во двор: они договаривались пообедать в 'Матам-аль-Матам'.
Но сколько он ни звонил - ответа не было. Он уже собрался уходить, когда дверь вдруг приоткрылась. В полумраке прихожей он различил силуэт Гюле. Что она тут делает? - подумал Малко.
- Входите, - сказала она из-за двери.
Он шагнул в дом, и Гюле сразу же захлопнула за ним дверь.
- Оружие пришло, - объявила она без предисловий.
Малко чуть не закричал от радости. Если так, то следующая часть операции отработана тоже. Он свято верил в техническую оперативность ЦРУ, являвшуюся наиболее сильной стороной данной деятельности американцев. Немногие разведки могли свернуть такую гору для спасения одного-единственного сотрудника, обреченного на смерть в тюремных стенах.
- Когда?
- Прошлой ночью. Его сбросили с самолета к северу от Галаля. В горах затерялись всего три ящика.
- Как вам удалось узнать об этом так быстро?
Гюле от души рассмеялась.
- Мы тоже умеем работать. Когда атакуем Баакубу?
Малко сел на стул в гостиной.
- Пока не знаю. И вообще мы узнаем это только за час до операции. К тому времени все должно быть готово.
Гюле кивнула. Она казалась очень возбужденной.
- Все будет готово. Пять лучших 'пеш-мерга' выехали к нам вчера из Сулеймание. С оружием. Нас будет девять. Этого вполне достаточно.
- Нужно еще суметь добраться до тюрьмы, - напомнил Малко, - а потом благополучно уйти. На дорогах в этот день будет еще больше патрулей, чем обычно. А ведь нас немало...
- Нас будет мало, - мрачно ответила Гюле.
Женщина сидела напротив Малко. Не веря своим глазам, он отметил, что она подкрасила веки сурьмой. Ее полные губы занимали чуть ли не пол-лица. Форменный китель был расстегнут на три пуговицы, щедро открывая грудь. Даже в комнате она не расставалась с заткнутым за пояс парабеллумом, но кожаные сапоги все же сменила на туфли с загнутыми кверху носками.
- Почему это нас будет мало? - спросил Малко. - Вы что, собираетесь остаться в Багдаде?
Ее рот скривился в горькой усмешке.
- Когда мы выйдем из тюрьмы, многих уже не будет в живых. Может быть, и меня, и вас. Вот почему мы потребовали так много оружия: именно его нам прежде всего недостает. А в своих бойцах мы уверены. Они дорого продадут свою жизнь.
Гюле не на шутку интриговала Малко.
- Вам никогда не хотелось жить так, как живут другое женщины? спросил он. - Делать прически, танцевать, носить красивые платья, наконец, выйти замуж?
Взгляд, которым его смерила партизанка, мог бы заморозить раскаленную доменную печь.
- Разве мужчине все это нужно, чтобы желать женщину? Если он, конечно, настоящий мужчина...
Ее кошачьи глаза смотрели на Малко так жгуче, что он испытал нечто вроде смущения. Английские слова звучали в устах Гюле гортанно и экзотично. Она напоминала Малко героинь греческих трагедий, всегда готовых вступить в бой, со всей страстью отдаться мужчине или умереть. Похоже, Черная Пантера тоже не умела жить вполсилы...
Наступило напряженное молчание. Между ними пролегло нечто, не имевшее ничего общего с их рискованными планами. Затем Гюле встала:
- Идемте.
Он стал спускаться за ней по узкой лестнице, ведущей в подвал. Судя по всему, кроме них, в доме никого не было. Ирадж, слуга Джемаля, тоже не появлялся. Гюле отворила дверь небольшой комнатки, освещенной электрической лампой без абажура. В углу, образуя импровизированное ложе, были простелены одеяла. На полу лежали мундштук Гюле, пачка иракских сигарет и несколько пистолетных магазинов.
Гюле закрыла дверь и повернулась к нему. Они были почти одного роста.
- Я должна попросить у вас прощения, - тихо сказала она. - Я считала вас предателем.
Малко улыбнулся. Все это было уже так давно! И только чудом ему удалось избежать пули в затылок, выпущенной по приказу партизанки.
- Я на вас не в обиде, - сказал он.
- И все же позвольте попросить у вас прощения.
Она спокойно принялась расстегивать пуговицы кителя, затем непринужденным движением сняла его. У нее была очень белая кожа! Под мышками и вокруг сосков виднелись жесткие черные волоски, большие твердые груди имели безукоризненно правильную форму. На боку красовался фиолетовый шрам.
Глядя Малко прямо в глаза, она сбросила грубые холщовые штаны. Никакого белья под ними не оказалось.
У нее было красивое тело, слегка тяжеловатое, состоящее целиком из мышц и костей.
- Для женщины, достойной своего имени, - сказала она, - есть только один способ извиниться.
Малко молчал, пораженный подобным способом извинения. В глазах Гюле зажглась искра нетерпения.
- Я вам не нравлюсь?
- Я просто не ожидал этого, - признался он, - но нахожу вас очень красивой.
Он взял ее руки и поцеловал их. Гюле, похоже, к такому обращению не привыкла.
- Что вы делаете? - подозрительно спросила она. - Вы не хотите со мной ложиться?
Малко быстро доказал обратное, сообразив, что Гюле не нуждается в великосветских прелюдиях. Женщина молчала, широко открыв глаза. Когда он вошел в нее, она подняла его голову, схватив за волосы.
- Не бойтесь сделать мне больно, - прошипела она. - Я тебя почти не чувствую.
Ее бедра сдавили его, словно гидравлический пресс. Гюле, закрыв глаза, откинулась назад.
Достигнув вершины удовольствия, она так сильно сжала Малко ногами, что у него перехватило дух. Затем взяла сигарету и умиротворенно закурила.
- Из тебя получился бы хороший 'пеш-мерга', - весело заметила Гюле. Ты храбрый, красивый и хорошо умеешь любить...
В их объятии не было никакого романтизма. Зато был глубоко тронувший Малко неподдельный порыв. Такие женщины, как Гюле, почти не встречались на улицах городов Ближнего Востока. Вместо расхожего пресыщенного цинизма от нее исходила природная искренность.
- Я захотела тебя сразу, как только увидела, - призналась она. - У тебя волосы - как пшеница, и такие же, как у меня, глаза.
Она порывисто, без малейшего кокетства, оделась. За все время они ни разу не поцеловались.
- Почему бы тебе не остаться с нами в горах? - спросила она. - Если мы, конечно, останемся в живых...
Малко осмотрительно произнес:
- Не нужно строить планы. Это приносит несчастье.
Гюле улыбнулась и прижалась к нему.
