- О конечно, конечно... - кивнул понимающе принц. - Вы ведь недавно в брачной постели. Что... что? - Он шутовски изобразил отца и сам покатился со смеху, вслед за ним грохнуло и все его окружение.
- Надеюсь, мы сумеем убедить ваше высочество как-нибудь поиграть на Довер-стрит, - предложил Руперт, когда пароксизм всеобщего смеха прошел.
- Хотите основать собственный игорный дом? - Глаза принца округлились. Станем играть в фараон, и леди Уорвик войдет в сонм его дочерей?
- По крайней мере обещаю вам интересный вечер, - вступила в разговор Октавия. - Не смею и думать соревноваться с леди Букингемшир или виконтессой Эдгекомб, но думаю, ваше высочество не будет скучать и в нашем доме.
- О столица.., столица. - Принц захлопал в ладоши. - Слышали, ребята, леди Уорвик вступает в ряды дочерей фараона. - Он нежно поцеловал ее в щеку. Пришлите карточку, дорогая, когда застелете столы сукном.
- Карета лорда Руперта Уорвика! - Руперт повел Октавию к экипажу, а компания принца Уэльского шумно направилась прочь.
На Кинг-стрит было множество карет и портшезов, ожидающих своих хозяев. Туда и сюда сновали мальчишки, подняв высоко над головой масляные лампы. На аллее, ведущей к королевскому дворцу, появились две женщины - платья в беспорядке, волосы растрепаны.
Принц Уэльский, вывалившийся в это время вместе со своей шумной компанией на улицу, с воем побежал к этим дамам.
- После всего этого респектабельного безобразия у меня появилось настроение посетить ваш монастырь! - что есть мочи заорал он. - Так что отведите меня к аббатисе, дорогуши. - И под руки с проститутками удалился по улице. Свита охотно последовала вслед за ними.
- Мерзкий сифилитик? - с чувством воскликнула Октавия.
- Вероятно, им станет, если спутается с этими шлюхами, - ответил Руперт. В районе Королевской площади и на Ковент-Гарден есть чистые, пристойные дома, но по необъяснимой причине наш уважаемый наследник предпочитает развлекаться в притонах. - Он отступил в сторону, помогая Октавии подняться в карету.
В это время в дверях бального собрания показалась дородная дама. Неловко ступив на мостовую, она упала. Выпустив руку Октавии, Руперт бросился на помощь.
- Вы не ушиблись, мадам? - помогая ей подняться, заботливо спросил Руперт.
- Нет, сэр, спасибо... Как я по-глупому неуклюжа!
- Как обычно, - раздался позади ледяной голос. Филипп Уиндхэм презрительно смотрел на жену. Глупа и неуклюжа, как корова. - Вы хотите что-то возразить мне, мадам?
Легация опустила глаза и мечтала только об одном: чтобы земля разверзлась и поглотила ее. Вокруг стояли люди, которые видели и слышали, с каким холодным презрением обращается с ней муж.
- Так как же, мадам? - с упорной жестокостью настаивал граф Уиндхэм.
- Да, да, Филипп, - пробормотала Летиция, - прости. - Из глаз закапали слезы.
- Портшез давно к твоим услугам, - холодно обронил граф.
- Прошу прощения, - снова извинилась Летиция и направилась к портшезу. Свободные юбки лишь подчеркивали ее неловкость.
Руперт ждал, что брат предложит руку жене, но тот неподвижно стоял на месте, и лишь презрительная улыбка кривила его губы. Дверца за Летицией захлопнулась, носильщики подняли на плечи портшез и, уворачиваясь от экипажей, затрусили по Кинг-стрит.
Филипп круто повернулся и направился в противоположную сторону. Когда он проходил мимо Руперта, свет масляной лампы озарил его лицо, и граф Уиндхэм предстал таким, каким Руперт знал его только в детстве. Истинное лицо больше не скрывала красивая маска - на нем отразились порывы извращенной души: глаза сузились, губы злобно усмехались. Он только что причинил другому боль и от этого испытывал удовольствие.
Руперт направился к застывшей Октавии. Она не слышала, что сказали друг другу граф Уиндхэм и его жена, но по тому, что видела, поняла смысл происходившего. И теперь выражение лица Руперта поразило ее до глубины души: каждая черточка была пронизана болью; но не это заставило заледенеть в ее жилах кровь - дикий гнев затмевал призрак муки.
- Что он тебе сделал? - сама того не ожидая, тихо спросила она.
Руперт взял себя в руки.
- Этого тебе знать не нужно, - сухо ответил он, подсаживая ее в экипаж.
- В нем есть зло, - упрямо продолжала Октавия, усаживаясь на кожаных подушках. - Я это чувствую. Ты ничего мне не говоришь, а между тем хочешь. чтобы я этого человека соблазнила. Разве это справедливо, Руперт?
Он нахмурился:
- Справедливость к этому не имеет никакого отношения. Да, Филипп Уиндхэм человек злой. Но я не позволю, чтобы он тебе навредил. Тебе вовсе не обязательно знать то, что знаю я. И нечего бояться. Филипп опасен лишь для тех, кто оказывается в его власти, а ты в его власти не будешь.
- Откуда ты знаешь?! - воскликнула Октавия. - Я же должна соблазнить его? Какую силу имеет женщина в подобных обстоятельствах?
- О, ты сама поразишься, узнав, какую. - Теперь его голос звучал легкомысленно.
- Не понимаю, почему это тебя так веселит, - посерьезнела Октавия. - Ведь ты отлично знаешь, что я имею в виду... Я буду очень уязвима, а ты сам сказал, что этот человек привык играть слабыми.
- Дорогая, ты не будешь уязвимой тем единственным образом, который так устраивает Филиппа. - Руперт откинулся назад. - Ему нравится ранить души, а не тела. А твоя душа не будет в его власти. К тому же вовсе не обязательно, - он запнулся, подбирая слова, - вовсе не обязательно жертвовать собой до конца.
Как он мог над этим шутить? Неужели ему в самом деле безразлично, будет она близка с Филиппом Уиндхэмом или нет? Вероятно, он просто смотрит на вещи по-другому. Как и все в этом испорченном обществе, где каждый играет свою маленькую игру.
Руперт закрыл глаза, как бы давая Октавии понять, что разговор окончен. На перекрестках карета замедляла ход и в окошко проникал свет от масляных фонарей: всполохи и тени пробегали по его вдруг ставшему отчужденным лицу волевому рту, сжатым губам.
Руперт выглядел таким непреклонным, что Октавия поняла; этого человека, человека, с кем она делит ложе и чье тело познала почти так же хорошо, как и свое, убеждать бесполезно. В мгновение ока он переходит от теплого дружелюбия к ледяной властности и становится чужим. Она не умеет противостоять его воле, когда он направляет ее по выбранному им пути, не принимая при этом во внимание ее чувства. Она не в силах бороться с магнетизмом его личности, не может оттолкнуть его, когда серые глаза загораются страстью.
- Похоже, недурное начало. - Ее голос прозвучал бесстрастно.
Глаза Руперта раскрылись. Теперь они светились теплотой, а в самой глубине угадывалось восхищенное изумление. Он принялся подсчитывать ее победы.
- Ты пробудила интерес в Уиндхэме - раз, разожгла необузданное желание принца Уэльского - два, продемонстрировала себя женщиной, которой нравится пренебрегать Приличиями, - три и, наконец, пригласила к себе в дом сыграть по-крупному. - Руперт довольно улыбнулся. - Естественно, противозаконно. Судья Кеньон пригрозил леди Букингамшир, что протащит ее за повозкой и накажет плетьми за то, что она содержит игорный дом.
- Не может быть! - Глаза Октавии расширились, когда она представила, как тучная леди Букингэмшир плетется по улицам Лондона за телегой, а ее хлещут кнутом.
- Конечно. Не думаю, что даже Кеньон осмелится подобным образом наказать аристократку, - согласился с усмешкой Руперт. - Но угроза наделала переполоху.
- А каких успехов за этот вечер достиг ты? - Октавия вспомнила, как его палец заправлял в декольте непослушный сосок леди Дрейтон. - Удалось рассмотреть добычу?
- Ее там не было. По крайней мере я не видел.
- Ясно. А леди Дрейтон? Ее участие входит в твои планы?
