— Да не осуждаю я, — Гоша махнул рукой, выпил водки. — Я не понимаю, вот что. Пусть это не люди. Пусть. Но ведь это не фашисты какие-нибудь, не монстры из «Дума»… Знаете что? Вы должны выяснить, кто их посылает, и…
— И?
— Ну, не знаю, поговорить… Убедить…
— Это из Города, — с ненавистью сказал Пороховницын. — Это может быть только оттуда.
— Но ведь Город в другой стороне.
— Он везде. Он вокруг. И нет от него спасения. Он разлил остатки водки, швырнул бутылку в кусты.
— Помогите мне, — попросил жалобно, — Помогите. Найдите — кто. Убедите. Я не могу. Если я уйду надолго, то возвращаться мне будет некуда. Они все сожгут и разрушат. Помогите.
— Хорошо, — сказал Гоша. — Я постараюсь. Обещать твердо не могу, но постараюсь.
— Спасибо, — почти прошептал Пороховницын. — Спасибо на добром слове.
— Вы вернете мне оружие?
— Что? Да, конечно. — Он вытащил Гошины пистолеты из карманов галифе, положил на стол.
— Скажите, а вы не пробовали вернуться в Город?
— Нет. Я не хочу туда возвращаться. Я ненавижу Город. Мне нравится здесь. Понимаете? Гоша покивал, спрятал оружие. Спросил:
— Дорога ведет к монастырю?
— Да. Но сейчас вам не стоит идти. Уже полдень, а путь до монастыря неблизкий. Выйдете рано утром, к вечеру придете.
— Нет, — сказал Гоша, — Я пойду сейчас. Скажите… у вас есть динамит?
— Динамит? Зачем?
— Взорвать стену.
— Стену? Ах, стену. Есть. Есть у меня динамит. Сейчас.
Он скрылся в сарае, повозился там, вышел с солдатским вещмешком.
— Возьмите. Там три связки и запальные шнуры. Еще коробка патронов, спички.
Гоша отсчитал пять сотенных бумажек, Пороховницын равнодушно сложил купюры, спрятал.
— Значит, вы хотите вернуться в Город? А почему?
— Потому что, в отличие от вас, мне здесь не нравится. Вот закончу свои дела и назад.
— Вот как. Что ж, это ваше дело. Погодите. Я дам вам продуктов. И воду.
Гоша сложил принесенные хозяином овощи, буханку черствого хлеба и солдатскую флягу с водою в мешок, закинул на плечо.
— До свидания. Спасибо за гостеприимство.
— Счастливо, Гоша.
Гоша вышел из рощи, отыскал дорогу. Очень далеко виднелась другая роща, дорога шла туда. Пройдя метров пятьдесят, Гоша заметил в траве что-то черное. А, это те люди лежат. Кстати, у них оружие. Автоматы. Пригодятся. И патроны, наверное, есть. Гоша решительно свернул с дороги, пробрался сквозь травяное переплетение, остановился. На земле лежал ворох одежды. Черный мундир с медными пуговицами. Поверх мундира — автомат. Это действительно не люди. Гоша оглянулся на рощу — Пороховницын явно наблюдал за ним через прицел. Взял автомат. Автомат оказался неожиданно легким, Гоша даже пошатнулся от несоразмерного усилия. Деревянный. Сделан хорошо, выкрашен черной краской, блестит как металлический, но деревянный. Он переломил ствол о колено и высоко поднял над головой, показывая Пороховницыну. Бросил деревяшку в траву и пошел, не оглядываясь.
Зря он не послушался Пороховницына и не переночевал. Уже темнело, а дорога все также вилась в пустынном поле с редкими рощами. Придется ночевать под открытым небом. Гоша свернул с дороги, вытоптал площадку в траве, вырвал особо толстые стебли, кое-как устроил ложе, укрылся пиджаком и попытался заснуть. Ложе оказалось жестким и неудобным, Гоша долго ворочался с боку на бок, смотрел в черное небо, усыпанное звездами, считал метеоры, улыбался мысли загадать желание и незаметно уснул.
— Ну-с, просыпайтесь, Георгий, — услышал он голос. — Сеанс окончен.
С него сняли шлем, и он уставился в глаза Ермакову.
— Как, уже все?
— Да.
— Но я же ничего не успел.
— Увы.
— Значит, опять сто долларов?
— Вы были в Светлом квартале? Гоша сел на кушетке. Медсестра с любопытством смотрела на него. Ермаков мял в руках сигарету.
— Был. Ничего интересного. Бесконечное поле, заросшее травой, редкие рощицы. Ничего интересного. Ваш квадрат на плане Города не соответствует размерам. Поле гораздо больше.
— Кого-нибудь встретили?
— Да. Живет там один. Пороховницын Иван Пантелеймонович. Играет в войну.
— Вот как… — Ермаков выронил сигарету. — Я же говорил ему…
— Вы его знаете?
— Ладно. Это несущественно.
— Послушайте… — Гоша замялся, — Я ничего не успел. Мне нужно… Словом… Нельзя ли бесплатный сеанс?
— Вот что, Георгий, — Ермаков поднял сигарету, поискал глазами и бросил сигарету в корзину для бумаг. — Я не думаю, что вам понадобится следующий сеанс.
— Да что вы говорите?! Как это не понадобится?
— Ладно. — Ермаков махнул рукой. — Приходите завтра. Только я думаю, что вы не придете. По аналогии с Пороховницыным.
— Что это значит?
— Не знаю. Вам предстоит выяснить.
— Но…
— Все, Георгий. Меня ждет следующий… пациент.
Гоша вышел из института, посмотрел на небо. По небу плыли тяжелые тучи, собирался дождь, дул холодный ветер. Ежась, Гоша пошел по аллее. По асфальту застучали крупные капли. «Сейчас хлынет», — подумал он. И дождь хлынул, и Гоша промок до нитки, пока дошел до общежития. Слава богу, Марка дома не было. Больше всего Гоше не хотелось сейчас отвечать на какие бы то ни было вопросы. Он разделся, развесил одежду на веревке, протянутой через комнату, и залез под одеяло. Панцирная сетка кровати противно заскрипела. Гоша закрыл глаза. «Не хватало только простыть», — подумал он. Холодно. Ноги никак не могли согреться. Гоша свернулся калачиком, укрылся с головой.
Проснулся он оттого, что что-то больно уперлось в спину. Он повернулся, не открывая глаз, и не услышал скрипа кроватной сетки. «Дурдом», — подумал он и открыл глаза. Что случилось с потолком? Почему он стал голубым? Да это же не потолок, это небо! Гоша рывком сел, огляделся. Он сидел на вытоптанной им полянке среди травы. Рядом лежал вещмешок, на плечах висел пиджак с пистолетами.
— Дурдом, — сказал он и посмотрел на часы. Восемь.
Холодно и мокро — ночью выпала роса. Надо бы позавтракать, но слишком холодно. Он закинул вещмешок за спину, вышел на дорогу. Постоял, покачал головой и побежал, чтобы согреться. Пистолеты противно колотили по груди. Разогрелся, теперь можно и позавтракать. Он сел на обочине, развязал мешок, достал помидоры, хлеб, воду. «Здоровый образ жизни, — подумал он, — свежий воздух, ночевка под открытым небом, утренняя пробежка, овощная диета…»
Однако это странно — ведь сеанс же закончился. Или ему это приснилось? Ну как же — он разговаривал с Ермаковым, потом вышел из института и попал под дождь, пришел домой, лег в постель, уснул и проснулся здесь. Он спит, что ли? Или тогда спал? Дурдом. Он глотнул ледяной воды из фляги, собрал мешок и двинулся дальше. Через час что-то показалось вдали, какой-то высокий забор, за ним — деревянные крыши, остроконечная часовня. Монастырь. Больше похоже на скит. Раскольники там живут,
