- Не в церкву - так куда же?
- А пойду малым делом погуляю. Чего ж мне и не погулять?
- Погуляй, погуляй, дело хорошее!
На лице бабиньки Евдохи показалось озабоченное выражение, и Ванятка, догадываясь о том, что сейчас скажет бабинька, сердито заморгал.
- Сиротам бы, я чай, тоже не грех с тобой-то...
- А чего им, сопливым, со мной! - жалостно заговорил Ванятка. - Я, ишь, вымахал каков, а они и ходить-то толком не обучены. Доброе гуляние таскай их на закукорках. Ей-ей, бабинька, они махонькие, пущай поспят...
Бабинька Евдоха согласилась, и Ванятка перестал моргать.
- Корабли станешь смотреть?
- И корабли погляжу. Им ныне в море идти, последний день на Двине-то...
- Иди, погляди. А кафтан чего кобеднишний надел?
- Что ж мне без кафтана? Все в кафтанах, а я в рубахе? Справили - вот и надел.
- В узелке-то что? - спросила бабинька.
- Ества в узле! - сказал Ванятка, зелеными глазами глядя на старуху снизу вверх.
- Ишь, каков мужик! - одобрила бабинька. - И об естве подумал. Надолго, видать, собрался...
'Навечно!' - хотел было ответить Ванятка, не умевший лгать, но во-время прикусил язык. Бабинька развязала узелок, покачала старой трясущейся головой, вздохнула:
- Мало тебе, парень, будет, коли до вечера пошел. Ты на еду злой - в тятьку. На вас коли едун нападет, хозяйке смертушка. И шаньга надкусанная. Погоди, лапушка, я тебе творожку туесок положу да тресочки свеженькой...
Ванятка сел на крыльцо, подперся кулаком, загрустил: 'Не бывать мне более здесь, матушка возрыдает, бабинька убиваться станет'. Но тотчас же решил твердо: 'Ништо им! Повоют да перестанут. Тятенька со мною, не пропадем, еще и гостинцев привезу по прошествии времени'.
Бабинька вынесла еды, завязала узелок получше, гребнем расчесала Ванятке кудри, еще подарила ему грош, - что ж мужику безденежно гулять!
- Покушаешь - квасу напьешься, - сказала бабинька, - у людей верно говорят: сытая курица и волка залягает. Иди с богом, да не балуйся с иными парнями, в воду еще ненароком канешь.
Ванятка, открывая калитку, ответил, как взрослый:
- Кану - вынусь! Не топор, не утону.
Старушка качала головой, дивилась: еще давеча дитяткой был, а нынче мужик. Летит, летит время...
А Ванятка меж тем подходил к усадьбе воеводы и отворачивался, чтобы иевлевские девы - Верунька и Иринка - не могли подумать, будто они ему уж так больно нужны. Ему часто приходилось нынче ходить этим путем, и он всегда отворачивался и не глядел на высокий тын, из-за которого слышались зычные голоса офицеров, князей и иных свитских, - пусть себе девы про него и не вспоминают, по прошествии времени такое услышат, что ахнут, да только поздно будет, он все едино к ним не пойдет, не таков он уродился, чтобы за здорово живешь обиды прощать. Не зовут в свои хоромы - и не надобно. Нам и на Мхах не дождит, мы и сами пироги кушаем!
Немного пообижавшись, покуда путь шел возле дома воеводы, Ванятка, выйдя на Двину, сразу воспрянул духом: корабельный флот, вытянувшись большою дугою, стоял на якорях неподалеку от берега. Карбасы, лодьи, струги, речные насады - со всех бортов облепили суда; матросы с криками втаскивали на палубы кули, бочки, коробья, тянули на канатах малые и большие пушки, ядра в сетках, порох в деревянных сундуках. Маленькие посудинки с корабельными офицерами быстро сновали на веслах между судами; офицеры, в черных треуголках, в зеленых Преображенских кафтанах с отворотами, в белых перчатках, при шпагах, легко взбегали по трапам. На некоторых судах тянули, проверяя перед походом, снасти, на других легко постукивали деревянные молотки конопатчиков, на третьих капралы и боцманы делали с матросами учения. Двина кипела жизнью, и Ванятке было весело думать, что скоро он тоже будет на корабле и выполнит свое нерушимое решение.
К пристани то и дело подходили малые посудинки и шлюпки, но от 'Святых Апостолов', как нарочно, долго никто не шел, и Ванятка стал было подумывать, не добраться ли до флагмана с другого судна, как вдруг о бревна причала стукнулся борт большой шлюпки, и рулевой, встав на банку, крикнул:
- Кому на 'Апостолов'? Живо!
Ванятка подошел поближе, сказал:
- Мне на 'Апостолов'.
- А ты кто ж такой будешь? - спросил матрос, весело глядя на Ванятку и скаля белые зубы.
- Рябова, кормщика, сын буду.
- Ивана Савватеевича?
- Его.
- Вон ты кто таков!
- Да уж таков.
- А звать тебя как?
- Звать меня Иваном.
- Выходит, Иван Иванович?
Ванятка несколько смутился и промолчал.
- К батьке, что ли, надо? - опять спросил матрос.
- К нему!
- А он на 'Апостолах' ли?
Другой матрос - загребной - сказал, откусывая от ржаного сухаря:
- Где ж ему быть, Ивану Савватеевичу? На эскадре. Садись, Иван Иванович, доставим.
Ванятка спустился в шлюпку, спросил:
- На лавку, что ли, садиться?
- Лавка, друг, в избе осталась, а у нас, по-флотскому, - банка! наставительно сказал загребной, аппетитно пережевывая сухарь.
Ванятка слегка покраснел и, поглядывая на матроса с сухарем, уселся и развязал свой узелок. На него, по всем признакам, напал тот самый едун, о котором давеча говорила бабинька Евдоха.
- Ишь, каков наш Иван Иванович! - сказал совсем молодой матрос с курносым и веснушчатым лицом. - Запасливый дядечка. Чего-чего у него только нет!
- Тут на всю кумпанию станется закусить! - радушно предложил Ванятка. - Угощайтесь...
Но матросы не стали угощаться Ваняткиными запасами, сказав, что им идет свой харч от казны и того казенного харча за глаза довольно.
Сверху, с пристани, знакомый голос окликнул:
- С 'Апостолов', ребята?
И Сильвестр Петрович, уже без костыля, только с тростью, спрыгнул в шлюпку.
- Вот тут кто! - удивился он и, сев рядом с Ваняткой, взял его жесткими пальцами за подбородок с ямочкой. - Ну, здорово, крестник. Оботри-ка, брат, лик, весь в твороге...
Ванятка покорно утерся.
Шлюпка отвалила от Воскресенской пристани и ходко пошла к флагманскому кораблю эскадры, который стоял на двух якорях посередине сверкающей под солнечными лучами Двины.
- Что ж в гости не ходишь? - спросил Сильвестр Петрович.
- Не мы съехали! - ответил Ванятка. - Которые съехали - тем и почтить приходом-то, по обычаю.
- А ты откудова обычай знаешь?
- Бабинька сказывала...
- То-то, что сказывала. А ты - мужик. Тебе бы дев-от и почтить приходом первому.
Ванятка подумал, потом ответил негромко:
- Больно надо... Чай, не помрем...
- Тоже бабинька сказывала?
