'Гасильщицы свечей' Софи и ее подруги делали вид, что гасят пламя свечи принца, используя один из самых галантных способов. В дивертисменте 'Милосердие, пожалуйста!' принц должен был бросить монетку в 'копилку для пожертвований', открытую и поднесенную ему каждой из юных приглашенных. Наконец, назовем дивертисмент 'Пчелки, собирающие мед', где принц, лежа голым в постели, очень мило исполнял роль розового бутона, а шесть восхитительных гетер, обладающих богатейшим опытом и наделенных ярким темпераментом, изображали пчелок, собирающих мед. В ритме менуэта, звучавшего из музыкальной шкатулки, они постепенно сбрасывали с себя одежду, танцуя вокруг ложа, где их ждал принц Конде. С последним звуком менуэта они устремлялись на свою добычу и 'заставляли ее испытать тысячу всевозможных наслаждений'.
Софи, знавшая не только самые злачные места Лондона, но и некоторые специализированные книжные магазины, снабдила Его Высочество целой коллекцией книг и гравюр редкостной непристойности. После этого вечера стали еще более веселыми...
Принц Конде всегда имел несколько таких шедевров у себя в Сен-Ле, как об этом свидетельствует канцлер Паскье, который во время обыска обнаружил 'два или три маленьких тома, названия которых лучше не произносить'. Кретино-Жоли в своей 'Истории трех последних принцев из дома Конде' менее сдержан: 'Сколько постыдных книг, непристойных гравюр, отвратительных картин было найдено в личных покоях умершего принца! - пишет он... - Эти непристойные книги, эти непотребные гравюры сберегались не только для тайных радостей принца. Г-жа де Фешер, разумеется, тоже получала свою часть на этом печальном празднике для пресыщенных глаз и сердец'.
***
В годы Реставрации, рассчитывая с легкостью прекратить свои отношения с Софи, принц Конде тайком покинул Лондон и вернулся во Францию. Через две недели после его отъезда молодая женщина появилась в Париже.
Принц, чрезвычайно расстроенный, вынужден был принять ее. После нескольких нежных слов он перешел 'на лицемерный язык в стиле предместья Сен-Жермен'.
- Мне бы хотелось удержать вас при себе. Но ваше присутствие здесь может вызвать скандал... Англичанка улыбнулась:
- А если вы выдадите меня за свою внебрачную дочь?
Принц Конде со времени своего отъезда из Лондона испытывал ностальгию по восхитительному телу Софи.
При мысли о том, что безумные ночи могут возобновиться, он стал пунцовым:
- Какая прекрасная идея! Но чтобы ни у кого не было повода для сплетен, вы должны выйти замуж.
Его Высочество сразу стал подыскивать подходящего Софи мужа и нашел Адриана де Фешера, командира батальона в королевской гвардии, которого услужливый Людовик XVIII поспешил сделать бароном.
Бракосочетание состоялось 6 августа 1818 года в Лондоне, после чего новобрачные поселились в Пале-Бурбон, владении принца Конде.
Спустя несколько недель принц проявил к супругам деликатное внимание: он назначил Фешера служить при своей особе.
- Вот теперь он сможет жить поблизости от своей жены, - восклицали знающие люди, подмигивая, друг другу.
Как-то вечером одна добрая душа поведала Фешеру о том, как ему не повезло. Придя в неистовство оттого, что его так провели, несчастный решил пожаловаться принцу. Его Высочество пожал плечами:
- Не верьте ничему, мой дорогой Фешер. Это обыкновенное злословие... Такова плата за то, чем вы владеете. Вам завидуют, потому что вы мой друг!
Будучи скептиком, Фешер предпочел покинуть свою супругу. Баронесса сразу стала жить с принцем, который в свои шестьдесят пять лет все еще не растратил жара души. Любовные поединки, и прежде приводившие в восторг прислугу, теперь стали повседневным явлением. Признательный Людовик Бурбонский в 1824 году составил завещание, по которому Софи получала богатейшие владения Сен-Ле и Буасси...
И с этого момента, уверяют злые языки, г-жа де Фешер жила 'в гнусном ожидании смерти Его Высочества'. Но так как смерть заставляла себя ждать, то в ночь с 26 на 27 августа г-жа Фешер решила ускорить события, привязав принца к шпингалету окна в его собственной комнате.
Получалось, таким образом, что преступление было следствием простого нетерпения.
Такова была первая версия.
Вскоре, однако, выяснилось, что дело было далеко не таким простым и что Луи-Филипп оказался замешан в грязном преступлении. Каким же образом бывшая лондонская уличная девка могла войти в контакт с королемфранцузов и сделать из него своего сообщника? Именно об этом поведает оторопевшей публике специальная брошюра, опубликованная в 1848 году...
А в 1827 году баронесса де Фешер очень боялась, как бы завещание, сделанное в ее пользу, не оказалось однажды опротестовано законными наследниками принца Конде, и потому искала влиятельного сообщника. Выбор ее остановился на герцоге Орлеанском, чья любовь к деньгам была ей хорошо известна.
План ее был прост и в то же время свидетельствовал о редкостном чувстве политической интриги: она решила уговорить принца Конде, одного из самых богатых людей Франции, завещать все свое имущество герцогу Омальскому, сыну герцога Орлеанского, с тем чтобы последний в знак благодарности согласился признать законным все то, что было завещано ей.
Ее доля наследства становилась, таким образом, чем-то вроде комиссионных за ту великолепную сделку, которую она позволила осуществить герцогам Орлеанским.
О своих планах она рассказала Талейрану. Экс-министр иностранных дел был, разумеется, в восторге от макиавеллического плана баронессы. Он пообещал ей свое содействие.
- Заходите ко мне в пятницу, - пригласил он. - Вы встретитесь с герцогом Орлеанским. Могу вас заверить, вы очень скоро станете одной из его подруг.
Талейран не ошибся. Вне себя от радости при мысли, что громадное состояние принца Конде может попасть в руки его сына, будущий король Луи-Филипп повел себя чрезвычайно галантно по отношению к г- же.де Фешер и пригласил ее в Пале-Рояль.
Бывшая лондонская проститутка тут же вошла в круг ближайших друзей герцогов Орлеанских.
Ее обласкали, угощали конфетами, делали комплименты ее туалетам, а Мария-Амелия писала ей письма, о тоне которых можно судить по следующему отрывку:
'Я очень тронута, моя дорогая, всем, что вы рассказали о ваших хлопотах для нас... Поверьте, я никогда этого не забуду. Всегда и во всех обстоятельствах вы найдете в нас и для себя, и для ваших близких поддержку, за которой вы ко мне обратились, и порукой тому будет служить благодарность матери'.
Когда баронесса бывала чем-нибудь расстроена, всех в Пале-Рояле охватывало ужасное беспокойство, а будущий король французов с растрепавшейся прической и обвисшими бакенбардами торопился в Пале- Бурбон. Однажды при подобных же обстоятельствах с ним произошла удивительная история. Вот что об этом рассказывает граф Вильмюр:
'В момент прибытия герцога Орлеанского г-жа де Фешер принимала ванну, причем принимала ее в сидячей купальне, одном из хитроумных механических устройств знаменитого Лесажа. Баронесса быстро вышла из воды, но, торопясь забраться в постель, забыла откинуть доску, скрывавшую купальню и служившую сиденьем в ванне. Такого рода мебель, бывшая в те времена в большой моде, стояла рядом с кроватью баронессы. Луи-Филипп, довольный тем, что Софи Доуз согласилась его принять, устремился к креслу, которое, казалось, специально дожидалось его, и в тот же миг, к своему большому удивлению, провалился в купальню.
И как он ни старался, как ни барахтался, ему не удавалось выбраться из этой водяной ловушки!
Зрелище было столь нелепым, что г-жа де Фешер, позабыв о всяком почтении к Его Королевскому Высочеству, разразилась неудержимым смехом. Но в конце концов, она прониклась сочувствием к горестному положению своего гостя и предложила вызвать кого-нибудь из его людей, чтобы помочь ему вылезти. Она пыталась втолковать герцогу, что без помощи он не выберется из купальни, учитывая несколько тяжеловатую нижнюю часть его тела.
Луи-Филипп умолял ее никого не звать, опасаясь, что приглашенный на помощь выездной лакей
