'Я получил от г-на Жиске, бывшего префекта полиции, объяснение этой жестокой и... сладостной смерти и считаю своим долгом сообщить здесь детали, дабы соблюсти права Истории.
Впрочем, неблагодарность Луи-Филиппа в отношении г-на Жиске избавляет меня от необходимости умалчивать об этом деле и продолжать прятать его под спудом.
Да, принц Конде был повешен, задушен особым образом, убит, одним словом, баронессой де Фешер.
Страсть старика, его склонность к похоти создали почву для этого преступления, сделали его легко осуществимым, и при этом баронесса отнюдь не выглядела человеком, задумавшим и осуществившим это дело. Ей, в сущности, немного требовалось, чтобы совершить его.
Все знали, что никакие соображения семейных интересов не могли заставить принца расстаться с этой женщиной, которая многие годы была его общепризнанной любовницей, так что собственный муж ее покинул, и которая, когда возраст лишил принца возможности сексуального наслаждения, сумела обеспечить ему единственное наслаждение, хорошо известное профессиональным жрицам любви и вполне объясняемое психологами. Искусство, с которым баронесса удовлетворяла его похоть, как раз и было основной причиной их долгой и устойчивой связи.
Баронесса де Фешер заходила утром в определенные дни и часы в спальню принца, потянув за шнурок дверную задвижку. После нескольких прикосновений принц поднимался с постели и должен был занять место у середины оконной рамы, встав на маленький табурет. Шейный платок, привязанный к шпингалету и петлей наброшенный на шею, слегка удерживал его. В этом вытянутом и несколько напряженном положении баронесса его... (несколько слов пропущено нами) до тех пор, пока бедный старик не оказывался на седьмом небе от удовольствия.
Именно это и происходит обычно с повешенными: в этой позе они получают свое последнее удовольствие...
Так что баронессе де Фешер, желавшей избавиться от принца, надо было для этого лишь выбрать день. В одно прекрасное утро, когда герцог находился в привычной для него позе, и в тот самый момент, когда испытывал миг наслаждения, баронесса как бы нечаянно, легким ударом ноги совсем чуть-чуть отодвинула табурет, и герцог оказался теперь уже и вправду повешенным. В момент наступившего спазма у него не было ни воли, ни сил сопротивляться. Он умер спокойно, как блаженный.
Когда прибыл мировой судья и констатировал смерть герцога, им был составлен протокол, в котором в качестве позитивного факта отметил то обстоятельство, что у ног умершего еще сохраняются следы сиятельного сладострастья. Этот протокол был, если можно так выразиться, обойден молчанием во время дебатов в судебном процессе, и, однако, он был напечатан.
После того как баронесса де Фешер легонько толкнула ногой табурет, она спокойно удалилась к себе'.
Дальше автор объясняет, как удалось г-же де Фешер запереть изнутри дверь в комнату принца: она сложила бечевку вдвое и получившуюся петлю набросила на ручку дверного замка, потом закрыла дверь и потянула бечевку, оба конца которой были у нее в руках; с помощью бечевки ей удалось подвинуть задвижку. А дальше оставалось только выдернуть бечевку...
'Когда баронесса вышла из комнаты, - продолжает Виктор Бутон, - никто не слышал никакого шума, ни тем более звука взламываемой двери, и никакие показания слуг так и не смогли прояснить, повесился ли принц? Маленький табурет так и стоял около ног трупа, чей безмятежный вид невозможно было объяснить.
Эта альковная тайна так и не была разглашена, но все ее подробности я нашел в архивах полицейской префектуры'.
Сегодня это объяснение драмы устраивает всех историков.
И все-таки один вопрос по-прежнему остается без ответа.
Отодвинула ли г-жа де Фешер ударом ноги табурет или, по оплошности, оставила висеть несчастного принца слишком долго?
Этого мы не узнаем никогда <На смертном одре слуга Леконт рассказал все это и подтвердил, что баронесса позвала своего любовника, жандармского офицера, чтобы вдвоем придать всему вид самоубийства: 'В два часа ночи 27 августа 1830 года, Дюпре, комнатный лакей г-жи де Фешер, разбудил меня; он и его жена слышали, как у герцога Bуpбонского кто-то все время ходил взад-вперед. Обычно в этот час г-жа де Фешер никогда не приходила в покои герцога; тогда что же там происходило? Я быстро вскочил с постели. Не успел я открыть дверь в прихожую принца, как при свете моей свечи заметил двух человек, торопливо направлявшихся к потайной лестнице. Я кинулся вдогонку за ними. И тогда я с ужасом узнал г-жу де Фешер и жандармского офицера X... X... добежал до лестницы и очень некстати захлопнул за собой застекленную дверь; баронесса осталась одна передо мной. После некоторого замешательства и неуверенности она строго приказала мне вернуться в свою комнату; я не осмелился ее ослушаться, хотя у меня и было смутное ощущение, что произошло большое несчастье'.>.
Впоследствии замок Сен-Ле был снесен по распоряжению унаследовавшей его баронессы. Однако муниципалитет возвел мраморную колонну в том месте, где принц Конде был повешен.
Люди злоязычные - а таких хватает в любую эпоху - расценили возведение монумента как достаточно символичное событие...
Как бы там ни было, но баронесса обрела в Луи-Филиппе понятливого покровителя, который очень быстро замял дело...
ПОЛИТИКО-ЛЮБОВНАЯ АВАНТЮРА ГЕРЦОГИНИ БЕРРИЙСКОЙ
Кондотьер в юбке, она обожала авантюру и приключения...
Жан-Роже Благ.
В конце августа 1830 года Тьер стал членом Государственного совета.
- А теперь, - сказала ему г-жа Дон, - надо, чтобы ты стал депутатом!
Как раз в октябре одно место от департамента Буш-дю-Рон оказалось вакантным по причине отставки занимавшего его г-на де Боссе. Адольф решил воспользоваться этим случаем. 'Но, - пишет Морис Реклю, - тогда действовал в соответствии с законом о выборах от 1819 года избирательный ценз, и Тьер, которого ни журналистские заработки, ни жалованье государственного советника, ни большой успех изданной им 'Истории Революции' не обогатили, не был достаточно состоятельным налогоплательщиком, чтобы заплатить налоговую 'квоту', составляющую избирательный ценз. Что же делать? Как за один день превратиться в капиталиста или крупного собственника?
У Адольфа тут же появилась идея. Он прибежал к Софи и объяснил, какая у него проблема.
Уже на второй фразе она с нежностью оборвала его:
- Г-н Дон заплатит, - сказала она.
И верно, 18 октября 'Гражданское товарищество землевладельцев Руджиери и Сен-Жорж', контроль которого осуществлял муж Софи, уступило Адольфу недавно построенный дом (№ 3 по улице Нев-Сен- Жорж). Стоимость дома составляла сто тысяч франков.
У г-на Тьера такой суммы не было. Он подписал переводной вексель, предъявление которого г-н Дон и друзья его жены, проявляя истинное рыцарство, постоянно откладывали.
Став собственником, молодой государственный советник отправился в Экс, где выставил свою кандидатуру на выборах и был избран 21 октября.
2 ноября он уже был товарищем министра...
Г-жа Дон, вне себя от радости, собственными руками любовно приготовила ему сочное телячье рагу...
23 ноября 1830 года Адольф Тьер, не устававший разглагольствовать в светских гостиных и перед зеркалом в спальне г-жи Дон, впервые поднялся на депутатскую трибуну.
Его тщеславное многословие неприятно поразило Национальное собрание.
Морис Реклю сообщает мнение трех участников того заседания.
- Он похож, - говорил один из них, - на тех провинциальных цирюльников, которые в наших южных провинциях ходят от дома к дому и предлагают всем свои услуги...
- А вы, собственно, видели его? - спрашивал другой. - Мрамор трибуны скрывает его фигуру до самых плеч, а огромные очки прячут все остальное. Бедняга Лаффит, желая казаться значительным человеком, для наглядности обзавелся заместителем, которого не увидишь невооруженным глазом...
- Это, конечно, верно, что его почти не видно, - с плохо скрываемым сарказмом говорил третий, - но зато его слышно. Что за акцент! Маленький Адольф говорит о финансах так, как какая-нибудь торговка
