вышила первый флаг, и он впервые украсил ораторскую трибуну при создании местной группы в Штарнберге в мае 1920 года. Составленный Гитлером циркуляр гласил:
«Партийные флаги вывешивать на всех публичных собраниях на ораторской трибуне, у входа в зал и т.д. на демонстрациях носить с собой. От членов партии неукоснительно требовать, чтобы они всегда и везде появлялись только с партийным значком. Евреев, которые будут находить это неприличным, безжалостно бить».
При партии Гитлер создал штурмовой отряд, сокращенно СА, для защиты собраний. В него вступали бывшие военные, участники вольных корпусов и отрядов гражданской самообороны, возникших в советское время. Полиция докладывала об их первых действиях:
«Зал был набит. Одного человека, который обозвал г-на Гитлера обезьяной, охранники, сохраняя полное самообладание, выпроводили».
Рем, который, как и Гитлер, ушел из армии, стал позже руководителем СА, игравшим важную роль в политике. Гитлер так оправдывал действия СА перед судом:
«Начиная с 1920 года совершались непрерывные нападения на собрания и на ораторов. Чтобы противостоять этому террору, проводить собрания и защищать ораторов и руководителей, из молодых членов партии был создан отряд самозащиты, который назвали штурмовым отрядом».
В т.н. Баварском союзе его председатель Баллерштедт произносил сепаратистские речи и при этом восхвалял Францию. Присутствовавший при этом однажды Гитлер, который «предпочитал быть казненным в большевистской Германии, чем благополучно жить во французской Германии», выскочил вперед и ударил этого человека хлыстом по лицу. За это он просидел несколько недель в мюнхенской тюрьме, но его авторитет в глазах СА возрос. В тюрьме он жил ничуть не хуже, чем в приюте Милосердных братьев на Лотштрассе, где он снимал комнатку. На следующем мероприятии штурмовики вывешивали плакаты с надписью «Евреям вход воспрещен» и срывали плакаты противников, рисовали на стенах свастики и замазывали символы противников. Кроме того, производилась физическая «проверка» людей, похожих на евреев. Один южноамериканский динломат испытал неприятные прикосновения, когда на лестничной клетке проверяли, не обрезанный ли он. После удачной работы жаждущие подвигов молодые люди возвращались домой, распевая веселую песню:
Гитлер давал инструкции по проведению собраний, которые казались его бойцам излишними:
«Мы не должны разговаривать с евреями, поскольку они, как чужаки, вообще не имеют права вмешиваться в наши дела, точно так же как немцы не должны заниматься политикой в еврейском государстве Палестине».
Последнее было голубой мечтой, которая сбылась вскоре после смерти Гитлера.
Враждебная пресса стала менее энергично подчеркивать полуеврейское происхождение Гитлера и даже социал-демократическая «Мюнхнер пост» перестала возводить на Гитлера поклеп, будто он был помолвлен с дочерью восточного еврея из Галиции.
Зато возник спор в штабе НСДАП в пивной «Штернек-керброй», куда попадали через длинный темный ход. Преследуя те же цели, но занимая более умеренную позицию в борьбе против евреев, в Северной Германии расширяла свое влияние Немецкая социалистическая партия. Некоторые из мюнхенских партийцев стремились соединиться с этими людьми, а другие требовали, чтобы северяне распустили свою партию и группами или по одному вступили в НСДАП. Мюнхенцам, выступавшим за демократическое руководство партией, которое действительно еще сохранялось до лета 1921 года, противостояли другие, которые хотели сделать Гитлера вождем с диктаторскими полномочиями. Лучший конь в стойле НСДАП, удачливый вдохновитель масс отправился в поездку, прожил несколько недель в Берлине, в основном посещая салоны, а когда он вернулся в Мюнхен, то увидел, что на корабле бунт. 11 июля 1921 г. Гитлер заявил о своем выходе из НСДАП, которая «размякла» и не в состоянии больше «вести борьбу за свержение господства международного еврейства над нашей страной». Положение было серьезным, и партия боялась, что без своего лидера, своего лучшего оратора она обратится в ничто. Гитлер письменно потребовал для продолжения деятельности «поста первого председателя с диктаторскими полномочиями», и партийное руководство изъявило готовность,
«в знак признания Ваших заслуг, Вашей работы на благо движения, которую Вы ведете с редким самопожертвованием, занимая лишь почетный пост, Вашего редкого ораторского таланта предоставить Вам диктаторские полномочия, и будет самым радостным образом приветствовать, если Вы, вернувшись в партию, займете место первого председателя».[28]
Расчеты Гитлера оправдались, и национал-социалистическое движение с его благими намерениями превратилось с этого дня в антиеврейское гитлеровское движение. Цель национального социализма — «покончить с процентным рабством» была отныне заменена другой целью — изгнать евреев, а Гитлер стал «фюрером». Некоторые бросили партбилеты, в том числе и фельдфебель Рудольф Шюсслер, который из партийного штаба в «Штернеккерброй» перекочевал прямо в еврейский банк Ауфхойзера, где он еще работал и шесть лет спустя после прихода Гитлера к власти.
Новоявленный фюрер много ездил, установил связи с национал-социалистами в Австрии и Судетской области и собирал деньги в Швейцарии у людей, в том числе и евреев, которые испытывали страх перед большевизмом и национализацией.
Рекламные письма дошли до швейцарских промышленников, и указание на коммунистическую опасность произвело впечатление и на них. Особенно активным был полковник Пирхлер, основатель Швейцарских отечественных союзов. Он пригласил Гитлера в цюрихский отель «Сен-Готард», и на расположенной поблизости вилле Везендонк Гитлер изложил свою программу перед сорока персонами, после чего большие взносы сделали крупный промышленник Элер и сахарный фабрикант Франкенталь.
Гитлер побывал на месте своего рождения в Браунау, посетил и свой любимый город Линц. При этом он давал австрийцам в Инсбруке, Зальцбурге, Халлынтейне, Вене и Санкт-Пельтене пояснения по еврейскому вопросу. И здесь он нашел правильный тон:
«С безграничной любовью читаю я, как христианин и как человек, те места, где рассказывается, как Господь наконец собрался с силами, взял бич и изгнал ростовщиков, эти порождения ехидны, из храма! Его неслыханную борьбу за этот мир, против еврейского яда, осознаю я сегодня, 2000 лет спустя, с глубочайшим волнением и сильнее всего в том факте, что Ему пришлось за это истечь кровью на кресте».
