— Ваш опекун, несомненно, подтвердит, что его величество весьма ценит мои советы и королева интересуется моим мнением обо всем, что она делает. Это очень большая ответственность, и я от всей души надеюсь, что моя жена разделит ее со мной, так же как и обязанности, возложенные на меня в Хампшире, где Бранскомбы уже много веков играют ведущую роль в управлении графством.
Маркиз вложил бокал с шампанским в руку Кистны и поднял свой:
— Позвольте мне выпить за вас обоих! Желаю вам многих лет счастья!
— Благодарю вас, — ответил Бранскомб.
Он допил свой бокал. Кистна сделала лишь крохотный глоток.
Она была так бледна, что показалась маркизу подснежником, вроде тех, что украшали вырез ее платья. Но он испугался, что Кистна вот-вот потеряет сознание.
— Почему бы вам не пригласить сюда мистера Уоллингхема? — предложил он. — Уверен, он будет рад услышать эту прекрасную новость!
— Я… с удовольствием… сделаю это, — ответила Кистна слегка изменившимся голосом.
Она поставила свой бокал на ближайший столик и поспешила к выходу из гостиной.
— Она еще очень молода и потому застенчива, — объяснил маркиз, словно пытаясь извиниться за ее молчание.
Бранскомб улыбнулся:
— Это именно те качества, которые я хотел бы видеть в моей будущей жене.
Тон, каким это было сказано, почему т вызвал у Олчестера желание ударить графа.
Он позвонил, чтобы принесли еще шампанского, надеясь, что Кистна не вернется в гостиную, а Бранскомб не сочтет подобную застенчивость подозрительной.
Кистна, действительно, не вернулась вместе с Уоллингхемом, который пришел выпить за здоровье Бранскомба и наговорил ему комплиментов, столь откровенно неискренних, что они заставили маркиза нахмуриться.
Бранскомб, впрочем, был настолько преисполнен сознанием значимости своей персоны, что к тому моменту, как он наконец уехал, у маркиза не осталось никаких сомнений: Бранскомб и мысли не допускал, что его предложение могут отклонить. Не сомневался он и в том, что будущая невеста и ее опекун должны прийти в восторг от перспективы столь выгодного союза.
— Черт его побери! — сказал маркиз Уоллингхему, когда они вернулись в гостиную. — Каждый раз, как я с ним встречаюсь, он мне нравится все меньше. Все, что я могу сказать, так это то, что, если король в состоянии терпеть Бранскомба, он, конечно, не согласится принять билль о реформах.
Этот вопрос был камнем преткновения между обеими палатами парламента, всей страной и королем, который всегда находил повод, чтобы не допустить никаких реформ, хотя они давно назрели.
Но Уоллингхем, казалось, не слушал друга.
— Что подумала о нем Кистна? — произнес он.
— Понятия не имею. Она не произнесла ни слова.
Маркиз считал, что застенчивость Кистны оказалась весьма кстати, но это было не похоже на нее. Не в характере Кистны была подобная неуверенность.
— Где она сейчас? — спросил Уоллингхем.
— Полагаю, наверху, — ответил маркиз. — Я отправлю за ней.
— Если она расстроена, наверное, будет лучше, если я сам разыщу ее, — предложил Перегрин.
Затем, немного поколебавшись, он сказал:
— Нет, я думаю, будет лучше, если пойдете вы. Она захочет увидеть именно вас.
Маркиз не стал спорить.
— Думаю, она у себя в гостиной, но сперва мне нужно выпить. Передать не могу, как нестерпим Бранскомб, когда он рассуждает о своем высоком положении при дворе, близости к королю и, конечно же, о важности собственной персоны.
— Что вы предприняли, чтобы обеспечить будущее Кистны? — спросил Перегрин. — Когда Бранскомб узнает правду, он обойдется с ней так же, как с Рози, выкинет за порог без единого пенни.
— Я уже думал об этом, — ответил маркиз, . — и дал свое согласие только при условии, что он положит на ее имя капитал, который обеспечит доход в семьсот пятьдесят фунтов в год.
Губы маркиза скривились в презрительной усмешке.
— Я настаивал на тысяче, но Бранскомб пожаловался, что очень стеснен в средствах. Мне пришлось уступить. Я предложил эту сумму — семьсот пятьдесят фунтов, на которых мы в итоге и сошлись.
— Откуда такая скупость? — удивился Уоллингхем. — Мне всегда казалось, что в его кармане отнюдь не пусто.
— Я тоже так думал, но оказалось, что дед Бранскомба, еще больший сноб, чем он сам, записал огромную сумму на его тетку, которая должна была выйти замуж за князя Фридриха Мильдерштайнского. Но та исчезла накануне свадьбы, и, хотя Бранскомб абсолютно уверен, что ее убили, тело так и не было найдено.
— Я припоминаю, — заметил Уоллингхем, — мой отец рассказывал мне об этом скандале. Ее исчезновение было грандиозным потрясением для всех. Ведь это была королевская свадьба, на нее собрались коронованные особы со всей Европы.
Уоллингхем расхохотался.
— Значит, исчезла не только невеста, но и деньги, которые были ей завещаны! Представляете, как должен беситься Бранскомб — не иметь возможности прибрать к рукам целое состояние!
— Теперь я понимаю, почему он до безумия стремился выиграть дерби. Не считая славы и прочих почестей, две тысячи восемьсот фунтов — это не та сумма, которой можно пренебречь!
— Конечно! — согласился Перегрин. — И тем больше он будет стремиться выиграть Золотой кубок. Вам следует за ним приглядывать, особенно если он снова решит нанять Джейка Смита.
— Ему лучше не пытаться мошенничать в Аскоте. Если он это сделает, я добьюсь, чтобы и его жокей, и его лошадь были дисквалифицированы. Хотелось бы мне заодно дисквалифицировать и его самого!
— Я думаю, что, когда он обнаружит, что за душой у Кистны нет ни пенса, он будет наказан вполне достаточно.
— Теперь я знаю, что это ударит по нему даже сильнее, чем я ожидал, — с удовлетворением отметил маркиз.
Затем, снова вспомнив о Кистне, он сказал раздраженно:
— Чего, черт побери, она ждет? Бранскомб уехал, и я хочу с ней поговорить!
Глава седьмая
— Обед подан, милорд!
Маркиз разговаривал с Уоллингхемом, стоя у камина.
Он обернулся к дворецкому, который ждал распоряжений.
— Мисс Кистна еще не спускалась, — резко ответил он.
— Миссис Дос просила меня передать вашей светлости, что мисс Кистна не спустится к обеду.
Маркиз ничего не ответил, но, когда он, поставив на стол стакан, вместе с Уоллингхемом направился в столовую, между его бровями залегла глубокая складка.
Когда он после отъезда Бранскомба поднялся наверх, чтобы поговорить с Кистной, в ответ на его стук появилась миссис Дос. К удивлению маркиза, не приглашая его войти, она сама вышла в коридор, осторожно закрыв за собой дверь будуара.
— Я хочу видеть мисс Кистну, — резко бросил Олчестер.
— Я думаю, милорд, будет лучше, да простит мне ваша светлость подобные слова, не беспокоить ее сейчас, — ответила миссис Дос. — Она очень расстроена, и я пытаюсь убедить ее лечь отдохнуть.
Губы маркиза сжались. Он хотел сказать очень многое, но не миссис Дос.
— Тогда передайте мисс Кистне, что я хочу видеть ее за обедом, — ответил он.
Теперь, когда Кистна отказалась спуститься к обеду, маркиз чувствовал раздражение и досаду, но к ним примешивалось еще одно чувство, которому он не мог подобрать названия.
Обед, как всегда, был великолепен, но маркиз, казалось, не замечал вкуса предложенных ему изысканных блюд, и их разговор с Уоллингхемом то и дело прерывался длительными паузами. Когда обед был окончен и слуги вышли, маркиз произнес:
