довелось вытерпеть в том жутком месте.
— Да, конечно, — поспешил согласиться маркиз.
— Милорд, я никогда не видела ее такой несчастной, — продолжала миссис Дос. — У меня сердце разрывалось, глядя на нее. Казалось, ей сообщили что-то очень-очень плохое.
Маркиз не сомневался, что миссис Дос сгорает от любопытства, но он промолчал, и экономка сказала:
— С вашего позволения, милорд, я бы постаралась ее найти. Нехорошо ей гулять одной по темному парку, да еще в таком состоянии. Как бы не случилось несчастья.
Маркиз внимательно посмотрел на экономку и, не сказав ни слова, вышел.
Вместо того чтобы спуститься по главной лестнице в холл, где у двери дежурил лакей, он быстро прошел до конца коридора, где была другая лестница, которая вела в восточное крыло огромного дома. По этой лестнице можно было спуститься к двери, выходившей прямо в парк.
Дверь была заперта, но маркизу потребовалось всего несколько мгновений, чтобы повернуть ключ в замке и отодвинуть оба засова. Он оказался на лужайке, отлого спускавшейся к самому озеру, скрытому за деревьями и кустарником. Странно, подумал Олчестер, почему Кистне пришло в голову отправиться именно сюда. Но тут он вспомнил один разговор, и это заставило его ускорить шаг.
Однажды, когда они с Кистной шли по мосту через озеро, девушка, любуясь игрой солнечных бликов на поверхности воды, спросила:
— Вы когда-нибудь купались в этом озере? Я уверена, что купались, хотя бы в детстве.
— Очень часто, — ответил маркиз с улыбкой, — но только с этой стороны. Та часть озера опасна.
— Почему?
— Садовники аббатства называют это «зыбучими песками». К тому же там, наверное, есть какое-то подводное течение. Несколько лет назад там нашли утопленника. Мой отец запретил мне и всем остальным приближаться к этому берегу.
— И, я уверена, вы повиновались, — смеясь, заметила Кистна.
— Конечно, — ответил маркиз. — Я был примерным ребенком.
Теперь эта легкомысленная болтовня показалась ему зловещей, хотя он и повторял себе, что смешно даже думать о подобных вещах. Тем не менее маркиз шел все быстрее. Вскоре он миновал первую живую изгородь, затем усыпанные белыми цветами вишни и миндаль. Теперь Олчестер почти бежал.
Он пытался убедить себя, что фигура в белом, о которой говорила миссис Дос, на самом деле была кустом цветущей сирени, которая роняла в лунном свете свои лепестки, но доводы рассудка не помогали. Все больше убеждаясь в том, что его подозрения могут оправдаться, маркиз бросился бежать быстрее.
Он и забыл, как далеко протянулось озеро и как густо разрослась сирень в этой части парка за последние пять лет. Наконец, когда маркиз уже начал задыхаться, а сердце, казалось, готово было выскочить из его груди, заросли кончились и он увидел берег озера и… Кистну.
Чувствуя, как отлегло у него от сердца, когда он увидел девушку, но раздраженный своими беспочвенными страхами, он остановился в тени деревьев и смотрел на нее.
Кистна стояла на высоком берегу над тем самым омутом, в котором много лет назад утонул человек. Девушка стояла нагнувшись, и маркиз не мог понять, что она делает. Он предположил, что Кистна собирает цветы, но было странно, что она делает это ночью и в самой глухой части парка.
И тут он увидел на берегу у ее ног что-то большое и массивное. В неверном лунном свете трудно было разглядеть как следует, но маркиз догадался, что это коричневый холщовый мешок. В такие мешки служанки в аббатстве собирали белье, чтобы отдать его в стирку. Но зачем девушке понадобилось приносить мешок сюда, на берег озера?
В следующую минуту маркиз заметил, что Кистна привязывает к лодыжкам какую-то веревку. Другой конец веревки тянулся к мешку.
Девушка выпрямилась и взглянула на лежавшее внизу озеро. Маркиз с ужасом понял, что она собирается сделать.
Через мгновение он оказался рядом, но, когда он уже протянул руки, чтобы удержать ее, девушка вскрикнула.
— Нет… нет! Уходите! Оставьте меня! Вы меня… не остановите!
Девушка вырывалась у него из рук, и маркиз отчетливо понимал, что она стоит на самом краю обрыва и при малейшем неловком движении может потерять равновесие и упасть в воду.
Крепче прижав к себе, он попытался Оттащить ее От опасного места, но понял, что привязанный к ногам девушки мешок удерживает ее. Должно быть, в нем были камни.
— Как вы могли додуматься до такого?
— Я все равно не могла… ничего сделать, — ответила Кистна.
— Нет, могли! — Голос маркиза звучал почти грубо, так он испугался.
— Если бы только… вы пришли… всего на минуту позже, — прошептала Кистна, — меня бы уже… не было и никто… никогда… не смог бы меня найти.
Маркиз сжал ее сильнее.
— Как вы могли решиться на эту крайность, на это безумие?
Он продолжал сжимать ее в объятиях, а Кистна пыталась освободиться, как будто, несмотря на его присутствие, хотела довести до конца то, что задумала. Эти попытки становились постепенно все менее настойчивыми, и наконец, словно ощутив бессмысленность дальнейшего сопротивления, Кистна вдруг обмякла в его объятиях и склонила голову ему на плечо.
— Не понимаю, — сказал маркиз, — как вы могли даже подумать о чем-то столь ужасном?
— Папа сказал бы… что это грех, — произнесла Кистна так тихо, что Олчестер едва расслышал ее слова, — но мама… наверно… поняла бы.
— Что именно она поняла бы? — спросил маркиз так, словно разговаривал с маленьким ребенком.
— Что я не могу… выйти замуж… за этого человека!
Он… дурной человек… я… поняла это… когда он коснулся… моей руки.
— Дурной? — переспросил маркиз. — Почему вы так думаете?
— Я в этом… уверена. В нем есть что-то… что меня… пугает, и я все равно… не могу… выйти замуж!
— Но почему?
Маркиз видел, что Кистна готова ответить. Затем, словно вспомнив, с кем она разговаривает, она отвернулась и спрятала лицо у него на плече.
— Н-нет… я не могу… сказать вам.
Маркиз осторожно взял ее за подбородок и повернул к себе ее лицо.
— Посмотрите на меня, Кистна! Посмотрите на меня и скажите, почему вы не можете выйти замуж.
В ее глазах застыло горестное выражение, а на щеках виднелись следы слез. Она показалась маркизу столь же трогательной и жалкой, как при их первой встрече.
Но, прижимая ее к себе, ощущая прикосновение ее тела, он понимал, как она изменилась и как мало похожа на то жалкое изголодавшееся существо, которое тогда казалось ему просто уродливым.
Теперь девушка была красива, и ее красота была совсем иной, чем красота других женщин, которых он знал.
Ощущая, как она дрожит в его объятиях, маркиз понимал, что ничего подобного он не испытывал ни разу за всю свою жизнь.
Он привез Кистну из сиротского приюта, она была совсем юной, и маркиз никогда не думал, что эта девушка может быть столь же желанна, как Изобел или другие светские дамы, которыми он восхищался. Он был так занят ее обучением премудростям этикета, что почти не думал о ней как о живом человеке. В его глазах она была лишь неким оружием, с помощью которого он рассчитывал нанести удар человеку, которого ненавидел.
Теперь, когда она смотрела на него и он читал ответ на свой вопрос в глубине ее выразительных глаз, когда он понял, что девушка дрожит не от страха, а от того, что его руки касаются ее тела, он ощутил невероятный, ни с чем не сравнимый восторг.
— Скажите мне, — очень мягко произнес маркиз, — почему вы говорите, что никогда не выйдете замуж, и почему вы не можете выйти замуж за графа?
