— Поздравляю! — сказал Уоллингхем, как только лошади тронулись.
Маркиз, сосредоточенно правивший упряжкой, улыбнулся, и его друг понял, что все шло, как ожидалось.
Накануне вечером, прибыв в поместье Олчестера в Хартфордшире, они просидели за полночь, размышляя, где найти девушку, которая смогла бы ввести графа в заблуждение.
Перегрин сначала настаивал на том, что она должна быть актрисой, но маркиз решительно отверг эту мысль:
— Если она попытается играть, обман очень быстро обнаружится, а именно этого мы должны избежать любой ценой. Он должен жениться на фальшивой наследнице, а уж тогда мы раскроем ему правду и заставим выглядеть полным дураком.
— Пожалуй, — неохотно согласился Уоллингхем.
— И более того, — продолжал маркиз, — я не собираюсь давать повод обвинять меня в мошенничестве.
— Что вы имеете в виду?
— А то, что девушка, которую я представлю Бранскомбу, на самом деле будет моей подопечной.
Уоллингхем изумленно посмотрел на него.
— Как вы собираетесь это устроить?
Губы маркиза скривились в презрительной усмешке.
— Если бы я жил на Востоке, я бы, безусловно, мог купить ее на невольничьем рынке, но, поскольку мы с вами в Англии, нужно получить право на устройство ее судьбы более деликатным способом.
— Надеюсь, вы не собираетесь воспользоваться услугами какой-нибудь старой ведьмы из тех, что заманивают деревенских девушек в публичные дома, а потом продают любителям юных девственниц?
— Я не собираюсь опускаться до подобной грязи, — резко возразил маркиз. — Но есть же на свете девушки, которые были бы рады получить богатого опекуна.
— Может, сироты?
— Вот и ответ на все наши вопросы! — воскликнул Олчестер. — Под моим покровительством находятся два сиротских приюта.
— Так давайте немедленно съездим туда, — предложил Уоллингхем. — И лучше, чтобы у девушки не было никаких родственников, которые могут внезапно объявиться и начать скандалить или шантажировать вас. Все должно сойти гладко.
— Сперва надо найти подходящую девушку, — напомнил маркиз, и по его улыбке Перегрин понял, что идея, которая пришла ему в голову, показалась его другу весьма недурной.
Всю дорогу до Олчестерского аббатства они не могли говорить ни о чем другом.
Родовое гнездо маркиза, построенное задолго до закрытия монастырей, было когда-то цистерцианским5 аббатством и одним из самых прекрасных памятников архитектуры в Англии.
Позже основная часть его была превращена в удобный жилой дом, но изящные крытые аркады, большая трапезная и средневековая часовня сохранились.
Перегрину казалось, что в Олчестерском аббатстве царила какая-то особая атмосфера. Он никогда не решился бы сказать об этом самому Олчестеру, но про себя удивлялся, что святость этого места не заставляла маркиза быть чуть мягче и снисходительнее по отношению к миру, что лежал за стенами аббатства.
Более того, Уоллингхем не сомневался, что его друг намеревался в отношении Бранскомба повести себя так, чтобы подтвердить свою репутацию человека безжалостного, а порою — жестокого.
Но в конце концов Бранскомб, безусловно, заслужил то, что его ожидало.
Это подтверждалось и тем, что произошло перед самым их отъездом из Лондона. На следующее утро после обеда в честь победителя дерби маркизу сказали, что с ним хочет поговорить его жокей.
— Оставить вас наедине с ним? — спросил Перегрин, когда они перешли из столовой в библиотеку.
Олчестер покачал головой.
— Нет, я хочу, чтобы вы слышали все, что скажет Беннет. Если это именно то, о чем я думаю, очень полезно будет иметь свидетеля.
Уоллингхем в ужасе поднял руки.
— Я отказываюсь, решительно отказываюсь вмешиваться в вашу вражду с Бранскомбом! Он не слишком приятный противник, мне против него не выстоять.
— Я же не прошу вас с ним бороться и не попрошу никогда. Я просто нуждаюсь в моральной поддержке, в которой вы никогда не отказывали мне раньше.
— Моральной — бесспорно: я всецело ваш! — улыбнулся Перегрин. — А вот физически я предпочел бы спрятаться!
Маркиз рассмеялся.
— Никогда бы не подумал, что вы трус!
— Я просто хорошо понимаю, что осторожность — лучшая часть доблести!
Они посмеялись. В это время дворецкий объявил;
— Беннет, милорд!
Жокей казался взволнованным. Уоллингхем подумал, что без ярких курток и шапочек, придающих им некий романтический ореол, жокеи выглядят людьми маленькими и незначительными.
— Доброе утро, Беннет! — приветствовал его маркиз. — Надеюсь, мой секретарь уже выдал вам обещанное вознаграждение?
— Да, милорд, и я весьма благодарен, милорд, тем более что я заслужил не больше половины того, что получил.
— Я думаю, Беннет, вы великолепно провели скачку и сделали все, что было возможно в сложившихся обстоятельствах.
— О них я и хотел поговорить с вашей светлостью.
— Я слушаю, — ответил Олчестер.
— После скачек Смит пил со своими дружками и, как говорится, хватил лишнего.
— Попросту — был пьян?
— Да. И язык у него развязался.
— Что же он говорил?
— Он был обижен, милорд: ему сказали, что он не получит своих денег, раз не сумел выиграть.
Маркиз недоверчиво усмехнулся.
— Вы, Беннет, всерьез утверждаете, что граф Бранскомб не заплатил Смиту, хотя его лошадь первой миновала призовой столб, и только потому, что это был мертвый гит?
— Он так сказал, милорд. Он жаловался, что это низкое дело было частью плана его светлости, а сам Смит должен был лишь выполнить его инструкции.
— Он сказал, какие именно?
— Милорд, он дал это понять достаточно ясно. Когда мы уходили, Смит встал у меня на дороге и сказал: «Это ты виноват, что я оплошал. В следующий раз я, как велел мне его светлость, возьму хлыст, и не поздоровится ни тебе, ни твоей проклятой лошади».
— И что вы ответили?
— Я не успел ничего ответить, милорд. С ним были два грума из конюшни графа Бранскомба. Они поняли, что он болтает лишнее спьяну, и уволокли его.
Маркиз помолчал минуту, затем сказал:
— Благодарю вас, Беннет. Ваш рассказ подтвердил мои подозрения, и я рад этому. Я собираюсь предложить вам на выбор любую из трех моих лошадей, которых я выставляю на скачки в Аскоте, и уверен, что, если все будет в порядке, вы сумеете выиграть Золотой кубок.
Беннет широко улыбнулся.
— Благодарю вас, милорд! Огромное вам спасибо! Именно об этом я и мечтал. Я всегда предпочту выступать за вашу светлость, а не за любого другого. Вы всегда честны, а большего ни один жокей и желать не может!
Беннет вышел, по-прежнему улыбаясь, а Олчестер повернулся к другу: