ВОЛЯ. МЕДВЕДЕВ
Ковыляю я, а Зона-то вся светится, кричат там люди, прожектора, страх. Мимо меня машины идут с войсками. Молодец командир, все вовремя делает. Хотел остановить, да куда там, у них - приказ, торопятся, и верно. Сам доковыляю.
Когда я услышал выстрелы, стало неожиданно светло - открылся месяц звезды, разнесло тучи и все вверху прояснилось. Воздух был уже морозным, и выстрелы щелкали, как игрушечные.
А страшно стало, когда вступили пулеметы, я понял, откуда и как они били. И осел от этого осознания.
Зону расстреливают...
Как?! Значит, все те люди, которым отдавал я свои силы и время, сейчас, потные и жалкие, спасаются от пуль и вряд ли спасутся. А если и выживут, то страх перед этим расстрелом уже навсегда поселится в них, и ничем я не смогу ни заглушить его, ни дать им новую веру - в нас...
Там расстреливают меня. Я лежу на обочине сам полумерт-вый в сердечном приступе и вдруг вижу, как из-за поворота на полной скорости вылетают танки... И почудилось вновь, что я на войне. Их надо остановить... Любой ценой... Они могут убить все живое в Зоне, погибнут невинные люди... Кто дал приказ?! Все кажется кошмарным сном... Их надо остановить! Я их остановлю!
С трудом встал на ноги... грохот... рев дизелей все ближе... война...
- Остановитесь! - закричал я и шагнул на дорогу со вскинутой рукой... И тут понимаю, что слишком поздно... Водитель меня уже не видит... мертвая зона, хочу упасть под брюхо, как это делал на Курской дуге... но лязг гусеницы настиг и...
Как страшно слышать хруст своих костей... Прости, Вера...
ВОЛЯ. КОМБАТ ХОРЬКОВ
Во! Наводчик, ты видишь в прицел тот дуб в поле, блин, разросся, как баобаб... а ну, шарахни из пушки по нему, и все подлюги в этой зоне сразу залезут в щели... Пристреляем орудие, сегодня все можно! Засиделись мы в казармах! Стой, я сам наведу... та-ак... Огонь! Ага! Раскорежили! Падает! А ну, гляну из люка...
Хорьков приказал остановить танк и долго любовался через прибор ночного видения на расколотый надвое дуб... Одна половина Древа упала, и толстые ветви, словно воздетые к Небу руки, молили о пощаде. Почудилось комбату, что из тела поверженного дерева темным потоком хлещет кровь...
И вдруг Хорькова сильно ударила в лицо какая-то огромная черная птица, она зловеще каркнула, сбив головной убор. Комбат нырнул в танк и зло приказал:
- Вперед!
НЕБО. ВОРОН
Они убили Древо и свое Гнездо... Да, я не оговорился... По глупости своей люди разорили свое Гнездо, и нет им, бездомным, спасения на Земле... И не будет прощения их смертным грехам... Я заметил что-то блестящее внизу и спикировал туда... На пути, размятая гусеницами ушедших танков, сиротливо взблескивала кокарда с перевернутой кровавой звездой... Я оставил ее в грязи...
ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ
Стрелять вначале стали с вышек, короткими, экономными очередями, будто ставя целью растянуть удовольствие. Люди заметались черными тенями, но когда прожектор попадал на землю, там многие уже были мертвы. Валились зэки десятками, и не поймешь, кто убит действительно, кто упал от страха. Гроздьями сыпались с пожарных лестниц, по которым пытались добраться до чердаков, чтобы спрятаться там, залезали в бараках под кровати, но и там их находили пули. Притворялись мертвыми...
Так случилось с шутом Крохой, к которому после спектакля намертво прилипла кличка Ленин. Он упал живым, сокрылся, трясясь, но, когда вдруг соскочил и побежал, его догнал медленный луч прожектора; закричал, запетлял, как заяц, Кроха, но пулеметный веер догнал... И закрылись его глаза, где на веках можно было прочитать 'Не буди', 'Они устали'.
Индюшкин долго думал, да в суп попал... Побежал на вахту сдаваться и был на полпути застрелен в спину своими. Бухгалтера Журавлева снял в толпе снайпер... на него указал Львов как на главного зачинщика... точно в висок. Сычова заколол его же заточкой взбесившийся от свободы пидор Снежинка...
Сучий барак под его предводительством воспрял, наспех делают из простыни белый флаг и гуртом прут к вахте сдаваться... Впереди них мечется ничего не понимающий слепой Клестов с палочкой, выбежавший из горящей больнички... И все... все ложатся в агонии и крови... Простреливают квадратами. И бегут к баракам желающие остаться в живых. Но добегают немногие. Сбив ворота, один за другим, в Зону врываются пять танков, стреляя на ходу, в шмотья разминая гусеницами мертвых и живых, замирают на миг, и разом ударяют пушки по окнам барака, где засела вооруженная отрицаловка. Следом за танками входят, со щитами и в бронежилетах, сотни шестого полка. Они двигаются как страшные инопланетяне и стреляют прицельно, метр за метром очищая Зону от всего, что здесь пока движется... и сами валятся убитыми...
В хаосе и стрельбе, меж тел, расчетливо ползают двое цыганят, перебегают, падают рядом с мертвыми солдатами и потрошат их подсумки... Они собирают автоматные рожки с патронами, как Гавроши... их послал на смерть 'барон' Грачев.
ЗОНА. ГАГАРАДЗЕ
Мы назначаем командиром Дупелиса, бывшего офицера Советской Армии. Он раздал автоматы и по два запасных рожка самым надежным ворам. Я прошу его не резать захваченных солдатиков, но он не слушает. Он уверяет нас, что вырвемся из Зоны и уйдем в леса, станем 'зелеными братьями', как его отец, а там уж рванем на волю кто куда.
Жестокий человек этот прибалт. Он первый заваливает погонников у вахты, отрезая все пути назад. Но выход заперли танки, заработали пулеметы на вышках, ударили прожектора и... я понял, что нам кранты. Мы нарезали круги по Зоне, пытаясь пробиться через запретку, и уже потеряли четверых... Не-ет, брат Дупелис, это не по мне. Я лихорадочно ищу шанс спасения и нахожу его... Сбиваю очередью активиста из шестого барака, сую под него свой автомат и незаметно заползаю в офицерский туалет, с трудом пролезаю в очко и затаиваюсь по горло в дерьме...
ЗОНА. ДУПЕЛИС
Никто не хочет умирать. Кончаются патроны... и тут нарисовывается цыган Грачев с вещмешком автоматных рожков. Мы радостно кидаемся к нему, а эта черномазая сука торгуется... не верим своим ушам! За каждый рожок - штука из общаковской кассы... Я с наслаждением втыкаю ему в глотку автоматный штык... Раздаю патроны... Но Зона горит, танки ползут меж бараков, поливая из пулеметов выскакивающих из огня зэков. От разрывов снарядов взлетают крыши, вой, рев дизелей. И тут я замечаю, что в одном танке открывается люк и высовывается командир. Я даю короткую очередь, стремительно заскакиваю на броню, выкидываю тело и сую в люк ствол автомата. Где сидит экипаж, я знаю точно. Им нет спасения. Выкинув мертвых за броню, я подгоняю танк вплотную к дверям барака, и четверо зэков с автоматами ныряют ко мне. Люк закрыт. Я сам сел за рычаги и рванул к вахте, давя гусеницами все, что попадалось на пути. Освобожденный из ШИЗО Джигит что-то воинственно поет, на голове чалма из зеленого полотенца, братва ликует... Вот уже ворота... а за ними воля... Ястреб, тоже выпущенный из следственного изолятора, из пулемета валит красноперых... Вот она! Воля...
ЗОНА. ЛЬВОВ
Когда я увидел летящий к воротам танк, смявший цепь солдат шестого полка, я сразу понял, в чем дело. Схватил трубку оставленной мне танкистами рации и заорал:
- Комбат! Захвачен один из твоих танков!
И вдруг смех... Кто-то посылает меня матом с прибалтийским акцентом. Танк уже у ворот, сметает и переворачивает пожарную машину... И я тут понимаю, что комбат сам лоханулся и уже мертв. Вылетев из зоны, танк вдруг остановился в двухстах метрах, и башня стала поворачиваться. Я разговариваю по рации с командирами других танков, и вдруг в моем кабинете раздается грохот... пыль, звон стекол... и мощный взрыв на территории Зоны. Снаряд прошел через окна и не разорвался. Я мигом вылетел из кабинета... Куда бежать? Что делать?! А зэковский танк лупит по штабу, рвутся фугасы... Но я как с ума спятил, я ликую... заскочил в бухгалтерию, выбив ногой дверь, свалил шкаф с документацией и поднес огонек зажигалки к бумагам... Сам поджег многолетний архив... Я рискую жизнью, но еще больше рискую, если комиссия станет
