Недоволен?
- Иди глотни, - вздохнул Корнелий.
- Ага... Послушай, ты через полчаса перемени им программу на грамматический курс. А младшим - на чтение. Красную кнопку на зеленую. А я пока... посижу тут.
После обеда заглянул в каморку Корнелия Альбин. Ребята в спальне мальчиков играли на полу в электронное лото. И слышно было иногда негромкое: 'Гуси-гуси, га-га-га...'
- Ну как? - бодро спросил Альбин.
Корнелий лежал навзничь на тахте.
- Шеф, - сказал он медленно, - а чего это вы так паршиво содержите ребятишек-то? Они в родительских грехах не виноваты.
- Почему паршиво? В соответствии с инструкциями Управления по...
- Иди ты с Управлением. В доме даже экрана нет.
- Они смотрят кино на учебных машинах. Сколько положено...
- Их отсюда хоть куда-нибудь выпускают? В парк, в город...
- Должны быть прогулки... От тебя зависит.
- Да?.. Я смотрю, тут многое зависит от любого... А что, шприц - это узаконенный метод воспитания?
- Какой еще шприц?
Корнелий, морщась, рассказал.
- Ну, это свинство, - поморщился и Альбин. - Это Эмма. Она, конечно, стерва. Давай, я ее совсем прогоню, а? И никого больше брать не буду. Ты же все равно здесь безвылазно.
- Надолго ли... - усмехнулся Корнелий. И почуял, что страха нет. Устал он бояться.
- А чего тебе? Живи. - Альбин тоже заусмехался. - Пока я тут на должности, все в ажуре. Только ты это... Ты не обижайся на это дело.
- Какое?
- Да понимаешь... Предписание-то надо выполнять. Я, значит, поднагреб там золы, в банку запечатал и послал на адрес супруги твоей. Как положено.
Интересно, что Корнелий почти ничего не почувствовал. Он лишь с любопытством ощупал стоявшего над ним Альбина взглядом.
- Ты чего? - Альбин вроде бы смутился.
- Да так. Думаю: ты человек? Может, биоробот? Говорят, были такие. В эпоху неконтролируемых экспериментов...
Инспектор Мук не обиделся. Сказал примирительно:
- Тебя бы в мою шкуру. Бытие определяет сознание. Не слыхал про такое?
- Слыхал. Кстати о бытии. У меня-то ведь нет учебной машины с экраном. Не добудешь ли хотя бы портативный ящичек? А то я однажды вечером свихнусь.
- О чем речь! Свой принесу, автомобильный!
К удивлению Корнелия, ребята не очень обрадовались экрану. Правда, первый вечер они провели у ящика неотрывно. И все же, как показалось Корнелию, смотрели передачи скорее из вежливости, чтобы не обидеть взрослого воспитателя. Настоящий интерес у них появлялся, лишь когда показывали новости или видовые фильмы. Корнелий понял: им, живущим в клетке, нравится смотреть на обыкновенную жизнь - на разных людей, на суету городских улиц...
На следующий день Антон попросил:
- Господин воспитатель... господин Корнелий, можно мы не будем смотреть кино, а лучше погуляем?
- Как хотите, - слегка уязвленно откликнулся Корнелий.
Маленький Чижик, видимо, почуял его обиду. Тронул за рукав и тихонько объяснил. Доверчиво так:
- Мы кино-то часто глядим. Когда учитель спит, Антон - чик и переключит сразу с учебы на передачу. Он умеет.
- Болтушка, - поспешно сказала Дина. - Вы его не слушайте, господин Корнелий, он всегда сочиняет.
Прошло три дня. И казалось, он здесь давным-давно. И ребят уже всех знает по именам, и даже втянулся в нехитрые воспитательские заботы. Очень нехитрые. Потому что ребятишки жили тихо, самостоятельно и послушно под началом Антона и Дины. И он жил - с привычной уже пустотой внутри, с бездумностью. С глубоко затаенным страхом. Со смутным намеком на какую-то надежду...
... - Гуси-гуси, га-га-га! Улетайте на луга!
И вдруг - вскрик. Суета. Тышкина ровесница и подружка Тата проколола ногу. Острый сучок воткнулся в ступню сквозь истершийся пластик подошвы.
Сидит, держится за ногу, кровь между пальцами. Всхлипывает, но негромко. От дома уже мчится Лючка с бинтом и пузырьками.
- Ну-ка, дай промою...
- Не-е...
- Кому говорят!
Тата улыбается сквозь слезы:
- Лючка-злючка, не кричи. Пусть Антон лечит, у тебя пальцы щекотливые...
- Пустите-ка меня... - Корнелий сел, прислонился к стволу яблони, рядом усадил девочку. Ногу ее положил себе на колено... Кровь закапала брючину. Так уже было когда-то, с Алкой. Та, правда, громко ревела... А как это больно раненая нога, - он помнит... - Ничего, маленькая, потерпи, это быстро.
- Ага, я терплю.
- Умница.
Обезболивающий раствор. Тампон. Бинт.
- Не туго?
- Не-е...
Какая крошечная теплая ножонка. А ведь и в самом деле, была когда-то у него маленькая дочь, Алка.
- Давай, отнесу в спальню. Надо полежать...
- Давайте, я ее отнесу, господин Корнелий. - Это Антон протянул руки. Давайте. А к вам... вон, идут.
Это шагал через двор Альбин. Старший инспектор Мук.
Нехорошо засосало под сердцем: 'Он - за мной?'
Вот тебе и 'не осталось страха'!
Альбин Мук подошел с озабоченным лицом:
- Слышь, Корнелий, тут такое дело...
'Понял... - тоскливо подумал Корнелий. - Что ж, пойду... Надо встать... А может, в драку? Почему я должен как теленок на убой?..'
Но инспектор Мук сказал хмуро:
- Скоро привезут одного... Пацанчик лет десяти. Странная история... Ты подготовь, что надо.
Часть вторая. ЧЕРНЫЕ ЗЕРКАЛА ПРОСТРАНСТВ
ЦЕЗАРЬ
Новичка привезли за час до ужина. Два человека. Явно не уланы: пожилые, упитанные, в дорогих костюмах. Видимо, штатские чины Управления. Говорили негромко, бархатно.
- Ну вот, пока ты поживешь здесь, - сообщил мальчику один, лысоватый, в блестящих очках.
- Здесь? - Мальчик оглядел койки под черно-синими одеялами, тесные проемы окон в толще старинных стен. Лицо его дернулось испуганно и брезгливо наверно, от неистребимого интернатского запаха.
Ребята тесной группой стояли поодаль, в углу спальни. Мальчик скользнул по ним глазами так же, как по койкам и стенам.
- Почему - здесь?!
Он был некрасив. Очень большой рот и треугольный маленький подбородок, твердые скулы, сильно вздернутый нос. Лишь волосы хороши - светлые, почти белые, и, видимо, жесткие, они были подстрижены ровным шаром. Как густой громадный одуванчик. И только на темени из ровной стрижки торчал непослушный, увернувшийся от ножниц клочок. Но лицо - без привычной и ласкающей глаз детской округлости. Ничего общего с теми славными мордашками, которые Корнелий на работе привык впечатывать в рекламные проспекты для счастливых семейств...
И все же ярлык 'безынды' никак не клеился к новичку. Мальчишка был явно из хорошей семьи. Из такой, где истинная воспитанность и твердое ощущение своего 'я' - наследие нескольких поколений. Порода видна всегда, инфанта узнают, несмотря на лохмотья (как в фильме 'Шпага принца Филиппа'). А этот был отнюдь не в лохмотьях. В шелковистой рубашке стального цвета со всякими клапанами и пряжками, в модных светлых брючках длиною чуть ниже колен, в длинных серых носках с вытканными по бокам серебристыми крылышками, в лаковых сандалетках. На плече он держал расшитую курточку - 'гусарку'.
Эта 'гусарка' взметнулась, когда мальчик обернулся к своему очкастому спутнику:
- Почему - здесь?! Разве это клиника?
- Это школа, - мягко сказал очкастый. - Закрытая спецшкола для обследуемых детей. В клинике сейчас не все готово к твоему приезду, и...
- Вы говорили, что отвезете меня к профессору Горскому! Вы солгали!
- Я не солгал, голубчик. Просто изменились обстоятельства. Некоторое время тебе следует побыть в этой школе. А для того, чтобы... Эй! Что такое!
Мальчик метнулся к двери, и уже через две секунды Корнелий увидел в окно, как он, бросив курточку, мчится к проходной будке у высокой побеленной стены.
Очкастый и его товарищ сшиблись в дверях, потом друг за другом резво выскочили во двор. Корнелий - следом.
Постовой улан уже нес мальчишку от проходной. Тот молча и яростно рвался из уланских лап. Но в двух шагах от чиновников перестал биться. Наверно, чтобы не унижаться.
- Вы уж глядите за ним покрепче, господа хорошие, - сумрачно сказал улан. - А то он мне головой под дых...
- Ты ведешь себя крайне неразумно, - сказал очкастый. - Куда ты собрался бежать?
- Домой!
- Это нельзя. Я же объяснил.
- Разве я арестант?
- Нет, но так сложились обстоятельства.
- Я понял, это тюрьма! - Новичок яростно оглянулся. Словно искал щель в грязно- белых стенах. - Почему? Что я вам сделал?! Какое вы имеете право?! Я хочу домой!!!
- Я же объяснял...
- Вы все врете! Вы бесчестный человек! Вас самого надо в тюрьму! Вы...
Он стоял прямо, со сжатыми кулаками, со вскинутым на очкастого чиновника лицом. Слезы не бежали, а брызгами летели из блестящих гневной зеленью глаз.
Второй чиновник - с розовой шеей и ровным пробором на гладкой круглой голове, сказал со злым пришепетыванием Корнелию:
- Вы, кажется, воспитатель? Успокойте же мальчика...
Корнелий не успел сказать: 'Как успокоить, черт возьми?' Неслышно и быстро подошел Антон. Взял новичка за локоть.
- Послушай. Слезами здесь не поможешь. Надо сперва успокоиться, передохнуть, а потом...
- Отстань! - Мальчик вырвал руку.
Антон сказал терпеливо:
- Это зря. Мы хотим тебе помочь.
Но он, видимо, не был уверен, когда говорил 'мы'. Мальчишки и девчонки, стоявшие у крыльца, прижимались друг к другу плечами и смотрели насупленно. Корнелий понимал, что в новом мальчике они чувствуют чужака.
За эти дни Корнелий научился кое в чем понимать их. Наверное, помог случай со шприцем. Ребята увидели, что Корнелий не обычный штатный воспитатель. Не надзиратель... Нельзя сказать, что между ним и детьми
