койке бессловесный и почти неподвижный. Лишь голову то закрывал своей 'гусаркой', то откидывал курточку на табурет.
Или это было полное отчаяние, или что-то зрело в мальчишке?
После ужина две девочки - десятилетние Анна и Мушка - подошли к Корнелию.
- Господин воспитатель...
- Господин Корнелий, можно мы сегодня попозже ляжем?..
- Всего на полчасика. Можно?
Сунулся тут же тихий улыбчивый малыш, по прозвищу Кот, приятель Чижика:
- А то Антон давно сказку не рассказывал.
Сказка так сказка. Корнелию-то что? И все же он поставил условие:
- Только в спальне у мальчиков соберитесь. Чтобы новичок тоже привыкал. Может, хоть немного оттает.
Никто не спорил. Но уселись в самом дальнем от койки Цезаря углу. Цезарь не двигался. Возможно, уснул.
Сейчас Корнелий не испытывал к нему никакого сочувствия. Даже наоборот, раздражение появилось. И какая-то уязвленность. Что ни говори, а мальчишка-то был крепче его. Сильнее душой. Честнее. 'Почему же вы не сопротивлялись?..'
'Тебе легко рассуждать, - хмыкнул Корнелий. - В твоем возрасте все просто...'
И хотя Цезарь лежал с укрытой головой, Корнелий ясно представил его лицо. Словно пренебрежительно шевельнулся угол большого рта:
'Вы и в моем возрасте были такой же, как сейчас, Корнелий Глас. Вот Альбин Ксото - другое дело...'
Ох, идите вы все... Тошно и пусто вокруг. Хорошо, что в аптечке нашлось снотворное (видать, Эмма и ее коллеги страдали бессонницей). Сейчас - две таблетки, глоток воды, и пускай ребятишки рассказывают сказки хоть до утра.
Корнелий потянулся к шкафчику и машинально глянул в сторону, сквозь стеклянную стенку. Мальчики и девочки сидели тесно. Кто на койке Антона, кто на придвинутых табуретах, а Чижик и Кот даже на тумбочке (что, конечно, было вопиющим нарушением порядка). Цезарь откинул куртку. Вдавился щекой в подушку, смотрел издалека на ребят. Голосов не было слышно.
Корнелий отложил таблетки. Тихо шагнул в спальню. Чижик и Кот вздрогнули. Кот неловко спрыгнул с тумбочки, шлепнулся, перепуганно заморгал. Корнелий посадил его обратно. Все одобрительно молчали.
- Можно я с вами? - Корнелий сел рядом с Татой, ладонью провел по забинтованной ноге: - Ну что, не болит?
- Не-е...
- Эх ты, кроха...
Она закаменела на секунду, потом дернулась, притиснулась к нему, прижалась к локтю. А с другой стороны - Тышка. Со спины придвинулся, часто задышал в затылок, засопел вечно сырым носом неуклюжий Дюка. И остальные шевельнулись разом, сели теснее. Лишь Антон смотрел на это и не двигался. Но и у него лицо потеплело.
- О чем сказка-то? - спросил Корнелий.
- Да та... про гусей. - Антон смутился. - Я уж сто раз ее рассказывал, а они опять: расскажи да расскажи...
- Ну и давай, раз просят. Я тоже послушаю, можно?
- Ага, - торопливо сказала Тышка, - Антон, давай дальше.
- Ладно... - Глядя поверх голов, Антон заговорил вполголоса и ровно, привычно: - ...Тогда он стал забираться на эту самую высокую гору... Сперва был на склонах дремучий лес, заросли, колючки, травы ядовитые. Всю одежду маленький рыбак изодрал, сам исцарапался, изжалился, но добрался до голых скал, до каменных осыпей... Вот он дальше карабкается. А там еще страшнее: не туда ногу поставишь - камень срывается, а за ним целая тысяча. Все башмаки маленький рыбак изорвал, все ноги изранил, но боли даже не чувствует, лезет выше, выше... И наконец уже такая высота началась, где лед между скал и ветер такой, что вот-вот сдует в пропасть. Жестокий ветер, как тысяча стальных щеток. Весь лед и даже все камни вычистил до блеска. Все кругом сверкает, и небо над маленьким рыбаком синее-синее, но холод просто нестерпимый. Тут и в шубе закоченеешь, а маленький рыбак-то в лохмотьях... И остановиться нельзя, потому что, как остановишься да спрячешься от ветра, теплее делается, а это опасное тепло, в сон уводит, уснешь и не проснешься.
- Я один раз зимой так тоже. Давно... - вдруг тихо сказал Ножик. На него посмотрели без досады, но с просьбой: помолчи, дай послушать. Видно, это воспоминание Ножика слышали не впервые. Впрочем, и сказку тоже...
- ...И вот наконец вершина. Острая, ледяная, еле-еле можно удержаться. Но тут ветер будто пожалел маленького рыбака, поутих. А тот смотрит: с юга летит стая, двенадцать белых гусей. Успел, значит!
Кот и Чижик на тумбочке дружно вздохнули.
- Тогда маленький рыбак вытянул руки и закричал:
'Гуси-гуси, не летите мимо, опуститесь ко мне! Я вас очень прошу!'
Он громко-громко закричал это над горами. И гуси повернули к нему. И стали кружиться. А маленький рыбак встал коленями на лед и просит:
'Гуси- гуси, не бросайте меня, возьмите с собой на луга!'
Старый гусь с серебряным кольцом на лапе гогочет:
'Не возьмем на луга! Зачем ты запутал наши волшебные сети? Зачем дразнил старую гусыню?'
А маленький рыбак:
'Я же не знал, что это ваши сети! Не знал, что волшебные!.. А гусыня меня первая клюнула, вот я и рассердился. Я больше не буду... Гуси-гуси, ну простите меня, пожалуйста!'
'Ладно, - говорит старый гусь, - мы тебя прощаем. Но взять с собой не можем...'
Тут маленький рыбак заплакал:
'Тогда сбросьте меня крыльями с этой самой высокой горы, чтобы я разбился. Пускай уж если я умру, то хотя бы там, где тепло, на траве умру... Сбросьте, а то я прыгнуть боюсь'.
Гуси зашумели, загоготали, а самый младший, первогодок, говорит:
'Гуси-гуси, давайте пожалеем мальчика. Он ведь все равно что гусенок без стаи, пропадет один. Давайте возьмем его на луга'.
Опять они зашумели, заспорили, наконец старый гусь сказал:
'Мы тебя можем взять, но только если будешь кормить нас в полете. Ты наши сети перепутал, мы рыбы не поели, нам без пищи до лугов тебя не донести, сил не хватит...'
Маленький рыбак говорит:
'Буду кормить!'
А сам думает: 'Как-нибудь долетим'.
Гуси слетали в лес, нащипали веток, сплели клювами не то корзину, не то гнездо большущее, посадили в него маленького рыбака и понесли. Над горами, над лесами... Час летят, два летят. Шестеро корзину несут, шестеро просто так, рядом. А потом меняются... Вот сменились десятый раз, и один гусь вдруг закричал:
'Есть хочу, сейчас упаду!'
Испугался маленький рыбак, не знает, что делать. А гусь опять кричит:
'Падаю!..'
Маленький рыбак заплакал, собрал силы, оторвал от ноги кусок мяса, бросил гусю в клюв... Не бойтесь, это не так уж больно было, ноги-то все равно отмороженные... Ну, больно, конечно, да терпеть можно... А тут другой гусь кричит:
'Есть хочу!'
Оторвал маленький рыбак кусок от другой ноги... А в это время третий гусь закричал...
Вот так летят они, кормит маленький рыбак гусей самим собой, плачет и думает: 'Скорее бы долететь, хоть одним глазком на луга поглядеть, а то ведь умру и не увижу...'
И вот опустились они на берегу синего озера, в котором белые облака плавают, отражаются. Обступили гуси корзину, загоготали испуганно, крыльями захлопали: почему маленький рыбак голову уронил, почему в крови? А как поняли - всполошились еще пуще! Выплюнули мясо, приложили к ранам на ногах, на руках, а старый гусь раны заклеил волшебной слюной. Потом окунули они в озеро крылья, обрызгали маленького рыбака, тот и очнулся...
Смотрит - слева синяя вода, справа - до самого края земли высокая трава с цветами и густые рощи среди лугов, будто острова. А между рощ, над травою, там и тут белые дома с красными крышами стоят, а от домов идут люди. Мужчина идет и женщина, и девочка с мальчиком. Волосы у них желтые, глаза синие, а лица добрые. А впереди рыжая собака бежит, хвостом машет. Глаза у собаки золотистые, язык розовый, и она будто смеется. Гуси тут как закричат:
'Люди-люди, га-га-га! Мы вам мальчика принесли с дальней стороны!' И улетели.
Маленький рыбак стоит и не знает, что делать. Собака подбежала, стала теплым языком последние ранки на нем зализывать.
А девочка спрашивает:
'Ты чей?'
Он говорит:
'Ничей, сам по себе. Меня гуси принесли...'
Женщина говорит:
'Хочешь с нами жить? Я буду твоя мама...'
Он как побежит, как обнимет ее...
Мужчина говорит:
'Я буду твой отец'.
Мальчик говорит:
'Я буду твой брат'.
А девочка:
'Я буду твоя сестра'.
А собака ничего не говорит, только хвостом машет, но и так все понятно...
Вот и вся сказка...
Они с минуту сидели неслышно, не возились, не шептались. Потом потихоньку завздыхали, зашевелились.
Чижик осторожно сказал с тумбочки:
- Нет, это не все. Еще сказка про луга, как там люди живут... Антон, расскажи.
- Про луга - это уже не сказка, - строго возразил за спиной Корнелия Илья.
А неуклюжий Дюка завозился и вздохнул:
- Про гусей - это сочинительство, а про луга - по правде.
Они все опять зашептались, запереглядывались. Старшие девочки - Дина и Лючка - встретились глазами с Корнелием и отчужденно потупились. Он почувствовал себя гостем, которому деликатно намекают, что пора заканчивать визит.
Конечно! У них свой мир, свои тайны, своя сказка, которая, кажется, стала чуть ли не религией. Сказка-надежда про волшебную страну, куда можно бежать из постылой тюрьмы...
Он хотел встать, но Тата вцепилась в локоть. Надо же!..
Антон вдруг сказал, глядя прямо в лицо Корнелию:
- Чего ж рассказывать сказки про луга. Вот если бы найти человека... - Он словно принимал Корнелия в равноправные собеседники. - Гусей, конечно, по правде не бывает, а вот люди, которые умеют уводить, они есть...
- Уводить на Луга? - прямо спросил Корнелий.
- Ага... - выдохнул Антон.
А Лючка, обнявшись с Диной, мечтательно объяснила:
- Это дальняя страна такая.
