Может, даже другая планета... Там все без индексов живут, и если кто-то сирота, ему сразу говорят: 'Иди жить к нам'. И луга кругом зеленые-зеленые... Только бы знать, как уйти...
- Антон, расскажи про Вика, - попросил Ножик.
- Сколько можно про одно и то же...
- А ты Корнелию... господину Корнелию расскажи.
- Ну, ладно. - Антон опять быстро глянул Корнелию в зрачки. - В той школе, где я раньше жил, в Суме, три года назад... там привезли одного. Вик его звали. Он был тогда такой, как я сейчас... Он говорил, что может уйти. На Луга... Через зеркала... Мы сперва не верили, а он вот что делал. Два зеркала берет и ставит их вот так... - Антон сдвинул прямые ладони под углом. Примеряет, примеряет... А потом берет железный шарик и между зеркальцами раз! С размаху! Мы думаем, осколки будут. А ничего, даже звону нет. И шарика нет. Нигде... Вик говорит: 'Он уже там'. Где? А он: 'В дальнем краю, на зеленых лугах...' Тогда я про Луга и услыхал первый раз... Вы не слыхали... господин Корнелий?
Корнелий молча покачал головой. Антон опустил глаза - недоверчиво и недовольно.
- А дальше что? - нетерпеливо сказал Ножик.
- А дальше... Он говорит: 'Уйдем вместе'. Хотел нас научить, да не успел. Кто-то настучал, за ним пришли... Он тогда встал в коридоре, там с одной стороны зеркало такое, от пола до потолка, а с другой - стеклянная дверь. Он дверь-то дернул, она встала к зеркалу углом. Он в эту щель отшатнулся - и все. Нет его... Бегали, искали, всех допрашивали. Потом школу расформировали, она большая была... Неужели вы про такое дело не слышали, господин Корнелий?
- Откуда же...
- Но вы же воспитатель.
- Я не настоящий воспитатель. Я просто зам еще не рассказывал.
- А мы догадались, - прошептал робкий, вечно виноватый Гурик.
- О чем? - вздрогнул Корнелий.
- Что не настоящий.
'Мне бы, как вам, бежать на Луга, да тоже не знаю дороги', - чуть не сказал Корнелий. Но очередной приступ изнуряющего уныния накрыл его. Корнелий с трудом встал.
- Спать, ребята.
- Давайте молитву, - шепотом сказал Илья. - Потихоньку.
Оглядываясь на лежащего ничком Цезаря, все тесным кружком встали между коек. Слов теперь слышно не было, но Корнелий знал: это 'Гуси-гуси...'. Молитва ребячьей горькой мечты.
Стало чуть легче. А что же Цезарь-то? Корнелий обернулся.
Цезарь... встал. Одернул свои скомканные брючки, опустил руки, низко наклонил голову. И стоял так, пока ребята не разошлись к своим постелям.
Что же это он? Из-за молитвы? Он ее наверняка даже и не слышал.
Теперь Цезарь отрешенно сидел на постели. Корнелий подошел.
- Значит, ты верующий?
- Я?.. Почему вы решили?
- Ну вот, встал же...
- Ну и что? Раз люди молятся, нехорошо лежать... Это их дом.
Просто чтобы не кончать разговор (может, хоть немного оживет мальчишка), Корнелий сказал:
- Ты молодец. А что, в вашей семье не признают никакой религии?
'Вот балда-то! Не надо про семью...'
- Нет... Папа говорит, что любая религия - это наивность. Мы признаем только Юхана-Хранителя. Но это не святой, он жил на самом деле...
- Да?
- Он был мальчик, трубач в крепости. Враги напали, хотели его убить, но он не испугался, заиграл тревогу и спас город. За это его объявили Хранителем.
- Я что-то слышал в детстве... Значит, этот Юхан у вас дома заменяет Бога?
Цезарь глянул недоуменно и строго:
- Бога никто не может заменить. При чем тут это?
Антон спросил:
- Господин Корнелий, можно выключить верхний свет?
- Можно.
Большая лампа погасла, ровно, почти уютно зазеленели в простенках ночные фонарики. В свете ближнего ночника лицо у Цезаря стало еще более резким.
Снова заговорил Антон:
- Спокойной ночи, ребята. Спокойной ночи, господин Корнелий. Спокойной ночи... Цезарь.
- Спокойной ночи... - прошептал тот, растерянно помолчав.
- Ложись, постарайся уснуть, - сказал Корнелий.
- Хорошо.
- Послушай... Цезарь. Тебя так и надо звать этим именем? Или можно как-то поуменьшительнее? - Корнелий и сам не знал, почему это спросил. Цезарь медленно поднял лицо.
- Да... Папа зовет по-южному: Чезаре. А мама... иногда просто Чек. - Губы у него шевельнулись в намеке на улыбку. И Корнелий понял - мгновенно! - что, улыбнись мальчишка, и лицо его преобразилось бы. Появилась бы та самая детская округлость щек, заблестели бы глаза, забавно растянулся бы веселый белозубый рот. И стал бы Цезарь удивительно славным Чезаре, озорным Чеком.
Но он вдруг опять закаменел.
- Если позволите, я лягу. И называйте меня, пожалуйста, Цезарь.
Корнелий быстро встал. В своей каморке бросил в рот две таблетки. Потом еще одну, последнюю. Запил из стакана противной теплой водой. Не раздеваясь, упал на кровать.
'Гуси-гуси, га-га-га...'
'Железный шарик - сквозь зеркало... Стебелек сквозь стекло... Почему?'
'Все- таки как может исчезнуть у живого человека индекс?.. А, Цезарь?..'
Сигнал побудки Корнелий проспал. Поднялся он, когда ребята вернулись с завтрака и переодевались для школы. Цезарь, помятый, босой, сидел на койке и, морщась, разглядывал свои носки. Потом взглянул на вошедшего в спальню Корнелия.
- Извините, но я так не могу. Без чистого... Почему не привезли мои вещи?
'В самом деле, почему? Идиоты...' - подумал Корнелий. Но сказал хмуро:
- На дворе, у очистного блока, люк прачечной. Сложи все в пакет, брось туда. Через полдня будет готово.
- А полдня мне ходить голым?
- Оденься как все. Уж как-нибудь выдержишь несколько-то часов, - с раздражением сказал Корнелий. Голова тоскливо гудела, подташнивало.
Цезарь заколебался. Увидев его нерешительность, Антон кивнул девочкам. Лючка слетала в кладовую и принесла стопку одежды. И пластиковый жесткий пакет. Цезарь что-то буркнул, взял это имущество и удалился в умывальную. Через несколько минут появился переодетым.
Школьный костюм не сделал его похожим на остальных. Во-первых, форменный жилетик он так и не надел, а по-прежнему держал на плечах свою 'гусарку'. Во- вторых, и походка, и взгляд, и поворот головы - все говорило, что мальчишка 'не отсюда' и здешнюю жизнь отталкивает всем своим существом. Несмотря на то, что бледен и покачивается.
- Ты завтракал? - спросил Корнелий.
Цезарь двинул уголком рта.
- Он не завтракал, - сунулся Чижик. - Мы звали, а он...
- Антон, веди ребят на уроки. Мы с Цезарем придем позднее.
Цезарь глянул удивленно и пренебрежительно.
Когда ребята ушли, Корнелий тяжело сказал:
- Ты ведешь себя глупо, ни то ни се. Надо было или сразу ложиться и помирать в знак протеста, или принимать здешние правила до конца.
- Как вы? - тихо, но дерзко спросил Цезарь.
Корнелий ощутил быстрое желание дать ему крепкого шлепка (и почему-то обрадовался этому). Но ответил медленно и сдержанно:
- Неудачное сравнение. У меня... нет родителей, которые тревожатся и ждут... А ты ведь, наверно, надеешься еще увидеть отца и маму?
Это было, кажется, в точку. Цезарь закусил большую губу, уронил голову. Шепотом сказал:
- Извините.
- Идем.
В пустой столовой Корнелий глянул на табло с меню БДСБ - блока доставки стандартных блюд. Расположенная в старом доме, неказистая с виду, школа-казарма для 'бичат' была тем не менее подключена ко всем коммуникациям. Ну и понятно! Не держать же поваров, прачек и прочий хозяйственный люд для нескольких безындексных пацанят. С уборкой ребятишки справляются сами, а остальное - автоматика...
Корнелий взял из окошка две тарелки с непонятной серой кашей, две чашки кофе и хлеб. Цезарь съел все быстро, не морщась.
- Ну, как? - спросил Корнелий. Потому что каша была похожа на сладкий клей.
Цезарь пожал плечами:
- Не все ли равно?.. Благодарю вас.
Он понес в мойку свою и Корнелия посуду, ухитряясь не уронить едва державшуюся на плече 'гусарку'.
- В школу-то придешь? - спросил Корнелий.
- Я закончил четвертый класс высшего частного колледжа профессора Горна. Вы думаете, здесь похожие программы?
- Не думаю... Значит, опять будешь весь день сидеть в спальне?
Цезарь поправил 'гусарку', помолчал.
- Хорошо, я пойду...
От кадыкастого длинного учителя уже попахивало. Корнелий кратко объяснил ему положение дел с Цезарем и ушел. В гулкой после снотворного голове стучала мысль: 'Что же дальше- то?'
Около часа он лежал у себя в каморке, потом позвонил Альбину, чтобы сказать: 'Инспектор, кончай эту волынку как хочешь! Я так больше не могу...' К счастью или на беду, инспектор Мук не ответил. Корнелий выждал несколько минут, опять схватил наушник, нацелился на кнопки... и ослабел от внезапного страха: а что, если и правда сейчас придет момент 'кончать волынку'?
Он полежал еще, обмякший, с разбежавшимися мыслями. Затем, боясь нового приступа безнадежности, встал. Вынудил себя снова стать воспитателем. Пошел в класс.
Учитель в своем закутке был уже хорош. Ребятишки, кажется, добросовестно решали задачки электронного наставника, чье мудро-очкастое лицо маячило на стереоэкранах. Лишь Цезарь в своей кабине был занят явно не тем. На его экране возникали и распадались какие-то абстрактные композиции.
Цезарь оглянулся на Корнелия.
- Программы чудовищно примитивные. Я отключился.
- Вижу.
- А машина хорошая. Даже не ожидал.
- Что хорошего? Обычная школьная персоналка.
- Сама по себе да. Но она подключена к сети.
- К какой сети?
- К ВОТЭКСу.
- Не может быть...
'А собственно, почему не может быть? Раз школа подключена к общей системе коммуникаций... И поскольку в школе почти нет учителей,
