герцог Танасула. Последний является выходцем из древнейшего рода Аквилонии, держит под своей рукой множество ленов и способен собрать крупное ополчение вассалов. Просперо, разумеется, начнет войну против бунтовщиков. В таком случае мы получим серьезнейшую гражданскую войну между полуднем Аквилонии и ее же полуночными областями, разрушение порубежных укреплений на границе с пиктами и смуту, способную охватить все государства Заката. Следовательно, я обязан ехать в Пограничье вместе с Конаном и с помощью всех своих способностей охранять нынешнего самодержца Аквилонии от любых опасностей. Конан теперь – единственный человек, способный удержать в руках Аквилонское королевство и примирить соперничающих феодалов. И, кроме того, скоро в Тарантию должна приехать моя жена, Ринга, тоже старая знакомая киммерийца. Ринга – самый лучший конфидент за всю историю Немедии, и наверняка сумеет приглядеть за обстановкой в стране. Тем более, что она пристроится во дворце, рядом с нашим лазутчиком из окружения Конана. Таким образом (при условии, если Конан останется жив, а во время его отсутствия власти Аквилонии удержат в подчинении плебс и мелкое дворянство), мы сохраним политическое равновесие…
– Мораддин, – донесся до меня рык Конана. – Я, кажется, тебя уже третий раз спрашиваю – ты едешь с нами в Пограничье или нет?
– Конечно, еду, – я улыбнулся и склонил голову. – Как я могу оставить беззащитного киммерийца одного, среди опасностей и в окружении жутких подземных чудовищ?
– Трепло, – отмахнулся Конан. – Ничуть не лучше Халька. В таком случае, я сейчас пойду к Просперо и отдам последние приказы. Выезжаем завтра утром, раньше полудня.
– А я?! – возопил Хальк. – А меня вы с собой возьмете? Кто будет живописать для потомков ваши несравненные подвиги в трактирах Пограничья и в тамошних домах терпимости? Конан, между прочим, а в Пограничье есть подобные заведения?
– Хотя бы одно должно быть, – твердо сказал киммериец, не обращая внимания на сразу помрачневшую Эвисанду. – Значит, я беру с собой тебя, Веллана, Мораддина и… наверное, Паллантида. Центурион – человек верный. Паллантид возглавит мою личную охрану.
Я немедленно подумал о том, что сейчас нужно пойти наверх и составить письмо для Ринги с самыми подробными указаниями. Депешу я оставлю у немедийского посланника…
Я очень надеялся, что отъезд из Тарантии произойдет без каких-либо неприятностей, но чаяния оказались тщетными. Уже рано утром меня разбудил специально присланный Конаном гвардеец и довольно жестко потребовал прибыть с личные покои короля для, как он выразился, «объяснений».
«Что могло случиться? – напряженно думал я, собирая разбросанную возле постели одежду. – Вечером все мирно разошлись из бассейна, Хальк показал нам свою белую зверюшку, привезенную из Ямурлака, потом я отправился спать… Куда ушел Веллан – непонятно, а король уединился с Эвисандой в парадной спальне. Неужели за ночь произошел переворот или барон Гленнор сумел раскрыть моего тайного агента при дворе Конана? В последнем случае мне точно придется давать объяснения… А грозит тогда, самое меньшее, высылка из страны….»
Когда я понял, что офицер Черных Драконов не собирается покидать комнату и будет дожидаться меня возле двери, мне стало совсем грустно. Я уверен – Конан не забудет нашей старой (и, на мой взгляд, довольно крепкой) дружбы, а потому моя голова останется на плечах. Однако всерьез поссориться со старым приятелем, а теперь еще и с королем Аквилонии желания нет вовсе.
Я натянул рубаху, стеганый шерстяной тигеляй с вышивкой, с молчаливого согласия офицера пристегнул меч к поясу и последовал за гвардейцем. Когда мы проходили через бесконечные анфилады и галереи дворца, я не заметил лишних караулов стражи, равно как и особенного оживления. Следовательно, минувшая ночь не стала для Аквилонии переломной – в дни переворотов обычно случается немыслимый в спокойные времена переполох. Значит, король Конан либо сумел раскрыть заговор, либо заговора вовсе не было, а киммериец встал не с той ноги и почему-то злится на весь мир…
Меня препроводили к жилым покоям короля – они располагаются на втором этаже и представляют собой дюжину уютных комнат и зальчиков, среди которых есть две спальни, столовый покой, оружейная и маленький гимнасический зал, в котором Конан продолжает совершенствоваться в науке мечного боя. Именно в этом помещении меня и встретили участники вчерашнего ужина. Кроме знакомых лиц Конана, Просперо, Халька и Эвисанды я увидел сморщенную физиономию месьора Монтеля – главного дворцового лекаря.
– Мораддин! – Конан увидел меня и махнул рукой. – У нас беда. Кто-то пытался убить Энунда.
Только теперь я заметил, что на мягких кожаных матрасах гимнасического зала, у ног короля, лежит грифон с перевязанной белыми тряпицами головой. Лекарь и его помощники суетились вокруг, а сам Монтель пытался влить в глотку ямурлакского зверя какой-то темный отвар.
– Конан, расскажи, пожалуйста, что произошло, – спокойно произнес я.
– Что произошло?! – взревел король и по его тону стало понятно: Конан необычайно рассержен и возмущен. – Лучше пусть остальные мне ответят, почему во дворце творятся всякие… всякие… – киммериец запнулся, видимо, не находя подходящего слова, чтобы охарактеризовать случившееся, и, наконец, ругнулся так, что Эвисанда аж зажала ушки ладонями. – Вот что здесь происходит! Мне было бы понятно, если б хотели убить меня, канцлера или высокого герцога Просперо! Но кому понадобилась жизнь безобидной твари?
Я наклонился над телом грифона и от изумления присвистнул. Сейчас, когда лекарь Монтель перевязал голову Энунду, повреждения выглядели не столь страшно, но… Я за свою жизнь повидал множество самых разнообразных ран и, лишь бросив взгляд на орлиную голову грифона, мог сказать: некто пытался убить Энунда, выколов глаз. Судя по тому, что грифон сейчас был еще жив, хотя и пребывал без чувств, рана была недостаточно глубокая для того, чтобы повредить мозг.
«Но зачем? – недоумевал я, поглаживая левой рукой жесткие перья на затылке Энунда. – Абсолютно бессмысленное покушение… Конан прав – если бы требовалась разрушить зыбкое спокойствие Тарантии, то оружие убийц направили бы на людей. Причем не на самых малых людей королевства. Кому была нужна жизнь грифона?»
– Я послал за бароном Гленнором, – снова рявкнул Конан, но я, как человек, привыкший разбираться с подобными историями, перебил короля:
– Подожди. Конан, скажи, пожалуйста, как все это произошло? Когда вы обнаружили Энунда раненым? Может быть, кто-то из дворцовых служащих видел нечто необычное?
– Хальк! – гаркнул король. Бледный летописец вышел вперед и неуклюже кивнул мне. Конан отступил на шаг назад, давая понять, что сейчас дозволяется говорить барону Юсдалю.
– Ночью… – голос Халька дрожал. – Ночью Энунд всегда выходит в дворцовый сад. Проветриться. Я уже перестал замечать, как он выбирается из моей комнаты, а потом из библиотечного зала. Он вышел… Наверное, после четвертого полуночного колокола. А я спал. Утром кухонная прислуга разносила горячую воду для умывания и наткнулась на тело. Меня сразу разбудили и я побежал к королю… Вот, посмотри, что нашли рядом с грифоном.
Хальк протянул мне завернутый в тряпочку острый кинжал-дагу с украшенной нефритом гардой и заплетенной тонким кожаным ремешком рукоятью. Я сразу понял, что кинжал делали гномы из клана, родственного моему отцу – на лезвии стояло клеймо в виде наковальни и семи звезд. Гномий кинжал… Я вспомнил, что этим оружием несколько раз хвастался Веллан. Мол, такой даги вы нигде не найдете – от Стигии до Гипербореи. Ему, Веллану, этот кинжал был подарен послом гномьего государя Дьюрина, на память…
На первый и самый поверхностный взгляд выходит, что Энунда хотел убить именно Веллан.
Я непонимающе посмотрел на Конана и понял, что сейчас с киммерийцем разговаривать бесполезно. Пускай у него за плечами опыт двух десятков лет, проведенных в походах и самых немыслимых авантюрах, пускай он к сорока годам научился думать не как наемник, а как серьезный и много испытавший человек, но горячая киммерийская кровь все равно не дает Конану возможности как следует осмыслить случившееся. Особенно в ярости…
Между прочим, а где же Веллан? Я не буду завидовать бритунийцу, если ему сейчас придется предстать перед Конаном.
Ну разумеется, Веллан явился в самое неподходящее время. В промежуток между дверью и косяком
