Я – стихи говорить, ты – дуть в тростинки свирели, –
Здесь не усесться с тобой под эти орехи и вязы?
Старший ты, и тебя, Меналк, мне слушаться надо, –
Хочешь, в пещеру зайдем. Смотри, как все ее своды
Дикий оплел виноград, – везде его редкие кисти.
В наших горах лишь Аминт поспорить может с тобою.
Что же? – он спорить готов, что и Феб ему в пенье уступит!
Вспомни Алкона хвалу или спой про вызовы Копра.
Так начинай, – на лугу за козлятами Титир присмотрит.
Лучше уж то, что на днях на коре неокрепшего бука
Вырезал я, для двоих певцов мою песню разметив,
Так же, как гибкой ветле не равняться с седою оливой
Или лаванде простой не спорить с пурпурною розой,
Так, по суду моему, не Аминту с тобой состязаться
Но перестанем болтать, уже мы с тобою в пещере.
Дафнисом, – реки и ты, орешник, свидетели нимфам, –
В час, как, тело обняв злополучное сына родного,
Мать призывала богов, упрекала в жестокости звезды.
С пастбищ никто в эти дни к водопою студеному, Дафнис,
Не прикасались к струе, муравы не топтали зеленой.
Даже пунийские львы о твоей кончине стенали,
Дафнис, – так говорят и леса, и дикие горы.
Дафнис армянских впрягать в ярмо колесничное тигров
Мягкой листвой обвивать научил он гибкие копья.35
Как для деревьев лоза, а гроздья для лоз украшенье
Или для стада быки, а для пашни богатой посевы,
Нашею был ты красой. Когда унесли тебя судьбы,
И в бороздах, которым ячмень доверяли мы крупный,
Дикий овес лишь один да куколь родится злосчастный.
Милых фиалок уж нет, и ярких не видно нарциссов,
Чертополох лишь торчит да репей прозябает колючий.
Так вам Дафнис велит, пастухи, почитать его память.
Холм насыпьте, на нем такие стихи начертайте:
'Дафнис я – селянин, чья слава до звезд достигала,
Стада прекрасного страж, но сам прекраснее стада'.
Что для усталого сон на траве, – как будто при зное
Жажду в ручье утолил, волною стекающем сладкой.
Ты не свирелью одной, но и пеньем наставнику равен.
Мальчик счастливый, за ним вторым ты будешь отныне.
Песни свои и Дафниса в них до неба прославлю,
К звездам взнесу, – ведь и я любим был Дафнисом тоже.
Может ли быть для меня, о Меналк, дороже подарок?
Мальчик достоин и сам, чтоб воспели его, и об этих
Светлый, дивится теперь вратам незнакомым Олимпа,
Ныне у ног своих зрит облака и созвездия Дафнис.
Вот почему и леса ликованьем веселым, и села
Полны, и мы, пастухи, и Пан, и девы дриады37.
Зла не помыслят чинить – спокойствие Дафнису любо.
Сами ликуя, теперь голоса возносят к светилам
Горы, овраги, леса, поют восхваления скалы,
Даже кустарник гласит: он – бессмертный, Меналк, он бессмертный!
Дафнис, – два для тебя, а два престола для Феба.
С пенным парным молоком две чаши тебе ежегодно
Ставить я буду и два с наилучшим елеем кратера.
Прежде всего оживлять пиры наши Вакхом обильным
Буду я лить молодое вино, Ареусии38 нектар.
С песнями вступят Дамет и Эгон, уроженец ликтейский.
Примется Алфесибей подражать плясанью сатиров.
Так – до скончанья веков, моленья ль торжественно будем
Вепрь доколь не разлюбит высот, а рыба – потоков,
Пчел доколе тимьян, роса же цикаду питает,
Имя, о Дафнис, твое, и честь, и слава пребудут!
Так же будут тебя ежегодно, как Вакха с Церерой,
Как я тебя отдарю, что дам за песню такую?
Ибо не столь по душе мне свист набежавшего Австра,
Ни грохотание волн, ударяющих в берег скалистый,
Ни многоводный поток, что в утесистой льется долине.
Страсть в Коридоне зажег…' – певал я с этой свирелью,
С нею же я подбирал: «Скотина чья? Мелибея?»39