— Слушаюсь, мадам! — Голова исчезла.
— Вот послание. — Клод подал ей глиняную пластину. — Все слово в слово, только написано моей рукой. Цемент у тебя есть?
Мадам Гудериан склонилась над лежащими на столе кусками янтаря.
— Voila! note 19 — произнесла она наконец. — Один возьмешь ты, другой я, par mesure de securite note 20. Я оставлю себе трогательных влюбленных букашек. Женщине как-то пристойнее быть сентиментальной.
Они внимательно разглядывали послания. Под красновато-золотой прозрачной смолой светились слова, выбитые на глиняных пластинах:
ПЛИОЦЕНОВАЯ ЕВРОПА — ПОД ВЛАСТЬЮ РАСЫ ЗЛОБНЫХ ГУМАНОИДОВ.
РАДИ ВСЕГО СВЯТОГО, ЗАКРОЙТЕ ВРАТА ВРЕМЕНИ.
ВСЕ ПОСЛЕДУЮЩИЕ ОПРОВЕРЖЕНИЯ НЕДЕЙСТВИТЕЛЬНЫ.
Анжелика Гудериан, Клод Маевский
— Как думаешь, поверят они нам? — спросила Анжелика.
— Ну, подписи-то сличить проще простого. К тому же, как ты сказала, два свидетельства надежнее одного. Слава Богу, я уже слишком стар, чтобы подозревать меня в мошенничестве.
Они долго молчали, сидя рядышком. В закрытой палатке было очень жарко. Мадам откинула со лба прядь седеющих волос. На виске блеснули капельки пота.
— Все-таки ты дурак, — наконец произнесла она.
— Поляки всегда были падки на властных женщин, ты разве не знала, Анж? Прославленные полководцы, как побитые собачонки, поджимали хвост перед благородным гневом дамы. К тому же я слишком старомоден, чтобы компрометировать себя, спрятавшись на неделю с такой особой, как ты, в паучьей норе, и все это время мысленно распевать «Марсельезу», пока остальная моя амуниция стоит по стойке «смирно!».
— Quel homme! C'est incroyable! note 21
— Только не для поляка! — Клод взглянул на часы. — До полудня пятнадцать секунд. Будь готова, старушка!
Элизабет и Главный Целитель Дионкет склонились над колыбелью черного «торквеса». Чистокровный маленький тану выглядел старше своих трех лет не только из-за длинных конечностей, но и из-за печати страдания на все еще красивом личике.
Малыш был голенький, только чресла прикрыты салфеткой. Водяной матрац поддерживал опухшее тельце с таким удобством, какое только позволяла медицинская технология. Кожа ребенка была темно- красного цвета; пальцы, уши, нос и губы почернели от гиперемии. Шея под маленьким золотым торквесом покрылась волдырями — видимо, ее сожгли какой-то мазью, наложенной в тщетной попытке облегчить страдания. Элизабет проскользнула в разрушающийся детский мозг. Свинцовые веки приподнялись, открыв невероятно расширенные зрачки.
— Если мы снимем торквес, станет только хуже, — сказал Дионкет. — Появятся судороги. Обрати внимание на отмирание нервных связей между мозгом и конечностями, на аномальные цепи, протянувшиеся от торквеса в подкорку, и непонятное воспаление миндалин, сорвавшее все наши попытки снять болевые ощущения. Развитие болевого синдрома типично своей стремительностью — в данном случае воспаление началось пять дней назад. Смерть наступит недели через три.
Элизабет провела рукой по влажным белокурым кудряшкам.
«Лежи смирно, ангелочек мой, дай я погляжу, дай попробую помочь тебе там, где между золотом и твоей обреченной плотью завязался неумолимый узел, где боль скачет по ступенькам туда-сюда, туда-сюда, мой бедненький… Ага! Вижу! Я оборву их, оборву эти связующие нити между высшими и низшими отделами мозга и дам тебе покой и сон, пока они не явятся за тобой, мой маленький страдалец, не в добрый час появившийся на свет.»
Глазенки закрылись. Тельце безвольно обмякло.
«Благодарение Тане, Элизабет, ты сняла боль!»
Упорно отказываясь встречаться с мыслями Дионкета, она отвернулась от кроватки.
— Он все равно умрет. Я не могу его исцелить, в моих силах только принести облегчение перед смертью.
«Но если бы ты осталась, если б захотела попробовать…»
— Нет, мне надо уходить.
«Ты давно могла уйти, но не сделала этого. Сказать, почему ты осталась с нами, несмотря на то, что твой шар ждет тебя в комнате без дверей?»
— Я осталась, чтобы выполнить данное Бреде обещание.
Ни единого проблеска сочувствия, сопереживания не появилось за ее умственным экраном. Но Главный Целитель был стар и знал другие способы читать в душах.
«Ты осталась вопреки изощренному презрению к нам, вопреки своему эгоизму — потому что тебя тронули страдания этих несчастных.»
— Конечно, тронули! Хотя все, что здесь происходит, мне глубоко омерзительно. И я непременно уйду от вас… Ну что, будем тратить время на бессмысленную перепалку или я все же попытаюсь помочь больным детишкам?
«Элизабет, Бреда уже близка к пониманию своего видения, если бы ты помогла ей истолковать…»
— Бреда — паучиха! Потомство Нантусвель предупреждало меня об этом. Те по крайней мере — честные варвары и не скрывают своей враждебности. А Бреда плетет паутину… К дьяволу вашу Бреду! — Оттенок горечи лишь на мгновение прорвался в ее голосе. — Так мы будем продолжать или нет? И, пожалуйста, говорите со мной вслух, Главный Целитель!
Лорд Дионкет вздохнул.
— Жаль. Бреда, как и все мы, пыталась тебя удержать, потому что ты нам очень, очень нужна. Но, видимо, мы не уделили должного внимания твоим нуждам. Прости нас, Элизабет.
— Ладно, — улыбнулась она. — Теперь скажите, какой процент ваших детей подвержен столь страшному недугу.
— Семь процентов. Так называемый синдром «черного торквеса» может проявиться в любом возрасте вплоть до полового созревания, после чего адаптация предположительно находится в гомеостазе. Большинство случаев заболевания падает на возраст до четырех лет. Гибриды вообще не подвержены такому страшному недугу, у них наблюдаются лишь небольшие дисфункции, свойственные чистокровным людям. Но даже если отклонения принимают серьезный характер, их можно всегда устранить путем коррекции. А вот «черным торквесам» мы помочь пока бессильны… или, по крайней мере, были бессильны до настоящего момента. Ты совершила чудо! В глубинной коррекции Галактическое Содружество далеко обогнало нас. Коль скоро ты не согласна остаться, могу я хотя бы надеяться, что до ухода ты облегчишь муки остальных малышей?
«Вот как? Наблюдать за агонией невинных младенцев, с болью в сердце созерцать бессмысленное, неуправляемое, бесполезное зло — за что мне это все, за что им, бедным детям, зачем, кому они нужны, ваши проклятые торквесы?»
«Такова наша судьба, Элизабет, иного пути мы не знаем. А ты, однажды познав активность, смогла бы отвернуться хотя бы от ее подобия?»
Два могущественных «эго», две обнаженные силы столкнулись на миг, прежде чем снова поставить заслоны. Элизабет в своем могуществе продолжала смотреть на него сверху вниз, он же покорно склонился перед ней, готовый уступить во всем и предложить… Что он мог ей предложить? Не больше, чем все остальные, ему подобные.
Элизабет наверняка взорвалась бы, не будь она уверена, что целитель-гуманоид и не думает ею манипулировать. От его щемящей искренности к глазам Элизабет подступили слезы, и она мягко ответила:
— Я не могу принять ваше предложение, Дионкет. Мотивы мои сложны и носят глубоко личный характер, но кое-какие практические соображения я все же выскажу. Потомство Нантусвель не оставляет мысли разделаться со мной даже теперь, когда Бреда наложила вето на план Гомнола скрестить меня с королем. Ныне они озабочены тем, что я могу родить детей от Эйкена Драма или как-то скооперироваться с
