При осмотре дна экипажа, принадлежащего извозчику Петрову, никаких посторонних предметов обнаружено не было, так как он еще утром тщательно вымел его, но не припомнил, чтобы там валялся окурок от дорогих папирос. В основном была шелуха от семечек и несколько фантиков от конфет.
Дактилоскопист Колупаев по моей просьбе расшифровал следы пальцев на портсигаре. Как оказалось, несколько из них принадлежат извозчику Петрову, несколько – убитому, что однозначно подтверждает, что портсигар был его собственностью, а также обнаружены следы еще двух пальцев. Мы проверили их по карточкам надлежащих регистров и обнаружили, что отпечатки принадлежат известному мошеннику, промышляющему шантажом и вымогательством Василию Теофилову, отбывавшему дважды срок в арестантских ротах по статье 258 Уголовного уложения. Предпринятые к задержанию Теофилова меры результатов не дали, так как из меблированных комнат, в которых он проживал последние полгода, он съехал неделю назад, и где сейчас обитает, ни его бывший хозяин, ни его соседи не знают...
– Выходит, Васька Теофилов? – произнес задумчиво Тартищев, прочитав донесение. – Известная личность! Но вряд ли он и есть убийца. Скорее, именно он первым обнаружил трупы. Случайно или специально, но он оказался в номере уже после убийства. Что калоши переодел, понять можно. Свои испачкал в крови. Но что дернуло его прихватить портсигар? Это мне непонятно! – Тартищев повертел в руках приложенный к донесению портсигар и с недоумением хмыкнул: – Вещица недорогая, а улика основательная. Или это очередной трюк убийцы, чтобы сбить розыск с правильного пути? Но все ж поступим следующим образом...
На следующий день все североеланские газеты поместили на видном месте объявление: «Вознаграждение в сто рублей тому, кто вернет или укажет точное местонахождение серебряного портсигара с золотой монограммой К и золотыми украшениями: фигуркой женщины и кошкой. При указании требуется для достоверности точнейшее описание вещи и тайных ее примет. Вещь очень дорога как память. Старо-Глинский переулок, дом № 5, кв.3. Спросить артистку Надежду Аверьяновну Молчалину».
И артистка Молчалина, и ее извечно навеселе концертмейстер Борисов, равно как и обтрепанный лакей Силантий, – все они были агентами Тартищева. Квартира же в Старо-Глинском переулке как раз и содержалась для подобных целей и числилась на Вавилове.
Конечно, никто не предполагал, что на столь грубую уловку клюнет сам Теофилов, но, возможно, явится тот, кто знал истинного владельца портсигара. Но первый посетитель пришел с визитом как раз не к артистке Молчалиной, а на Тобольскую улицу в сыскную полицию.
На следующий после выхода объявления день Тартищеву доложили, что его желает видеть пожилая дама, которой есть что заявить о разыскиваемом портсигаре.
– Проси, – велел Федор Михайлович дежурному.
В кабинет его вошла дама лет шестидесяти, назвавшаяся Надеждой Сергеевной Остроуховой. Лицо у нее было взволнованно, а глаза заплаканы. Она то и дело промокала их кружевным платочком.
– Я прочитала в газете о портсигаре. Мне крайне удивительно, кому он дорог как память? – Она положила на стол Тартищеву «Североеланские ведомости». Объявление было обведено карандашом. – Судя по монограмме, это тот самый портсигар, который я подарила моему брату Константину Сергеевичу Курбатову на пятидесятилетие, поэтому он не мог оставить его на память кому-либо, тем более артистке. Театры он сроду не посещал. К тому же две недели назад он портсигар потерял. Говорит, вывалился в порванный карман пальто. А вчера поздно вечером меня нашел лакей брата и сообщил, что Константин Сергеевич пропал. Третью ночь не приходит ночевать. Это меня очень встревожило.
– Ваш брат живет один? – спросил Тартищев.
– Да, – вздохнула Надежда Сергеевна. – Уже шестой год вдовствует. А дети у него взрослые. Сын – горный инженер, служит в Иркутске. Дочь замужем за военным врачом в Верном. Мы же видимся с ним только по большим праздникам. Мой муж не совсем ладит с Константином Сергеевичем, поэтому он крайне редко бывает у нас. – Все это женщина выпалила на едином дыхании и, всхлипнув, прижала платочек к глазам. – Муж велел мне не беспокоиться, но у меня вся душа изнылась. – Она подняла испуганные глаза на Тартищева и почти прошептала: – И потом этот труп в гостинице... Я... я не знаю, но я чувствую...
– Ваш брат объяснил лакею, куда он направляется?
– Нет, но лакей сказал мне, что он был чрезвычайно весел в тот день. Съездил к парикмахеру, долго прихорашивался перед зеркалом и все время что-то весело насвистывал, а перед самым уходом сказал лакею: «Ты меня, брат, не теряй, если что!» А потом уже на лестнице подмигнул ему и говорит: «Ох, женюсь-ка я, Петруша, непременно женюсь!» – и ушел.
– Ваш брат имел средства?
– Да, он был весьма богат. Когда-то служил в полку, но в ранних чинах ушел в отставку. Он получает до двухсот тысяч дохода в год. Большую часть денег вкладывает в дело. Иногда играет на бирже. Но я в этом ничего не понимаю, поэтому пояснить больше не смогу. В карты или в бильярд он отродясь не играл, разве что в шахматы. До них Костя большой любитель еще со службы в армии.
– У него была любовница?
– Что вы, что вы! – замахала руками Надежда Сергеевна. – Он жил одиноко, но не позволял себе связей. Поэтому я очень удивилась, когда лакей сказал, что Костя собрался якобы жениться. Он же из дома почти не выходил и мало с кем знался. Он был робким и стеснительным человеком. Петр, его лакей, даже ума не приложит, когда у Константина Сергеевича и с кем могло что-нибудь сладиться. Если только
– А вы можете описать, как выглядел ваш брат, как одевался?
Надежда Сергеевна пожала плечами и достала из ридикюля фотографию солидного круглощекого господина с небольшой аккуратной бородой и пушистыми, спадающими вниз усами.
Тартищев внимательно вгляделся в фотографию. Лицо убитого в «Эдеме» было исполосовано бритвой, а усы и борода слиплись от крови, поэтому то, что он сейчас видел на снимке, отличалось от того, что было зафиксировано на полицейской фотографии, как небо и земля.
– Простите, сударыня, – Тартищев вернул фотографию Остроуховой, – но не могли бы вы съездить в мертвецкую и осмотреть покойника? Я дам вам в сопровождение одного из агентов.
– Конечно, конечно, я съезжу! – женщина нервно скрутила носовой платок и побледнела. – Мне непременно его надо осмотреть и убедиться, что это не Константин Сергеевич.
Но убитый оказался как раз Константином Сергеевичем Курбатовым. Прежде чем упасть в обморок, Надежда Сергеевна разглядела крупную родинку на его правой руке. Истерично вскрикнув: «Костя», она обвисла на руках агента, не позволившего ей рухнуть на каменный пол мертвецкой. Санитар и агент вывели ее на свежий воздух, усадили на лавочку в небольшом скверике. Надежда Сергеевна пришла в себя и принялась плакать навзрыд, так что пришлось везти ее домой. Более от нее ничего нельзя было добиться.
Но теперь сыщики, по крайней мере, знали, кто находился в номере вместе с убитой актрисой. Однако это еще больше запутало розыск. Если верить Надежде Сергеевне, брат ее, несмотря на солидные средства, был из робкого десятка, а тут вдруг явился на свидание к признанной городской красавице. И, похоже, Каневская отвечала ему взаимностью, если после короткого ужина оба оказались в одной постели. И, кажется, еще до того, как снотворное, обнаруженное в бутылке вина, подействовало на них. Но каким образом Курбатову удалось познакомиться с актрисой, если он нигде не бывал, тем более в театре?
Однако история с портсигаром неожиданно получила свое продолжение.
К вечеру в кабинет к Тартищеву вбежала Молчалина и радостно объявила:
– Федор Михайлович, мы, кажется, схватили убийцу!
Тартищев покачал головой и с недоверием посмотрел на раскрасневшуюся от возбуждения женщину.
– Так уж и убийцу, Надежда Аверьяновна? Скажете и сами поверите!
Молчалина сердито фыркнула.
– Вечно вы насмехаетесь, Федор Михайлович! Только на этот раз и вправду крупная птица нам в руки залетела!
