Мужчина сказал:
— Скоро она должна проснуться. Прибой сна высок на берегу жизни. Он не должен накрыть жизнь.
Женщина ответила:
— Прибой подчиняется мне. И он начал убывать. Скоро она проснется.
Он спросил:
— Она будет помнить?
Женщина сказала:
— Да. Но страдать не будет. Как будто происшедшее случилось с кем-то другим. Ей будет жаль эту другую, но она как будто умерла вместе с ее мужем. Да так оно и есть. Эта умершая унесла с собой печаль, боль, горе. Никакого наследия не оставила — только память.
Тут ей показалось, что прошло какое-то время… хотя никакое время не может существовать в окутавшей ее темноте… да и что такое время?
Тишину нарушил задумчивый мужской голос
— Для нее, пока она жива, с памятью не может быть счастья.
Женщина рассмеялась, звонким насмешливым звоном:
— Счастье? Я считала, что ты достаточно мудр, чтобы не цепляться за эту иллюзию, священник. Я дала ей спокойствие, а это гораздо больше счастья. Да она и не просила счастья. Она просила мести. И получит ее.
Мужчина ответил:
— Но она не знает, кто…
Женщина прервала его:
— Знает. И я знаю. И ты знаешь, после того что вырвал из сознания тибетца, до того как он умер. А если все еще не веришь, поверишь, когда виновник придет — а он придет, чтобы убить ребенка.
Мужчина прошептал:
— Убить ребенка!
Голос женщины стал холодным, он не утратил сладости, но стал звучать угрожающе:
— Ребенок не должен достаться ему, священник. Не сейчас. Позже, когда ты получишь сигнал…
Снова в голосе ее послышалась насмешка…
— Я собираюсь совершить путешествие… я слишком долго жила среди этих холмов. Пора посетить другие места… и я не хочу, чтобы опрометчивость спутала мои планы… — Снова Джин Мередит услышала насмешливый смех. — Не бойся, священник. Они помогут тебе, мои сестры.
Он спокойно ответил:
— Я не боюсь.
Голос женщины стал мягким, вся насмешка исчезла из него. Она сказала:
— Я знаю это. У тебя хватило мужества и мудрости, чтобы открыть запретные двери. Но меня держат тройные путы: обещание, клятва и желание. Когда наступит время, я дам больше… а пока я беспомощна, эти путы держат меня. Поэтому мне нужен ты, священник. Человек, который придет…
Голоса стихли. Тьма, внутри которой она лежала, медленно начала рассеиваться. Медленно, медленно она сменилась зеленоватой серостью. Она в отчаянии подумала: «Я должна родиться. Но я не хочу этого!» Свет безжалостно усиливался. Среди серости показался изумрудный круг. Он становился все ярче, ярче…
Она лежит на низкой постели, в гнезде из шелковых подушек. Рядом с ней огромный древний бронзовый сосуд, похожий на купель для крещения. Его гладили ладони тысячелетий, оставив глубокую патину, похожую на мягкие зеленоватые сумерки. Солнечный луч упал на сосуд, и там, куда он упал, патина засверкала, как крошечное солнце. На боках древнего сосуда странные геометрические рисунки, спирали и изгибы ли-вен — символ грома. Сосут стоит на трех ножках, на треножнике… да ведь это древний обрядовый сосуд, купель династии Танг, которую Мартин привез из Юнани несколько лет назад… она дома… ей снилось, что она была в Китае и что Мартин… что Мартин…
Она резко села и через широко раскрытую дверь посмотрела в сад. Широкие ступени полого спускаются к овальному бассейну, на берегах его гибкие ивы опускают зеленые щупальца в голубую воду, глицинии с висящими цепями цветов, белых и светло-желтых, азалии, подобные языкам пламени. Розовые лилии лежат на груди бассейна. А в дальнем конце маленькая пагода, сказочная, покрытая разноцветной черепицей, и по обе стороны пагоды стройные кипарисы, как часовые… да ведь это же их сад, сад голубой пагоды, который Мартин скопировал с того места в Юнани, где живет его друг, старый мудрый священник…
Но что-то здесь не так. Горы не такие, как вокруг их ранчо. Конические, их ровные голые склоны из розового камня окружены деревьями… похожи на огромные каменные шляпы с зелеными полями…
Она повернулась и снова осмотрела комнату. Комната широкая и длинная, но насколько длинная, ей не видно, потому что солнце, вливавшееся в высокое окно и ударявшее в древний сосуд, образовало непроницаемый занавес. Джин видела на потолке мощные балки, потемневшие от времени, со странными резными символами. Она видела слоновую кость и сверкающий лак. Низкий алтарь из зеленого гагата, странно изогнутый, на нем церемониальные предметы незнакомой формы, большой бронзовый кувшин, с крышкой в форме головы лисы…
Из тени за древним тангским сосудом показался человек. С ног до головы он одет в шелковое серебристо-голубое одеяние, на котором искусно, как паутиной, вышиты таоистские символы, а под ними, призрачно на серебряной груди, голова лисы. Человек лыс, лицо у него тяжелое, лишенное выражения, кожа гладкая и слегка желтоватая, как древний пергамент. Ему можно дать и шестьдесят лет — и триста. Но глаза его приковали к себе Джин Мередит. Большие, черные, подвижные, поразительно живые. Молодые
