чем этот игрушечник начнет мастерить вещи побольше. Это важно для всех нас, но вместо того, чтобы позаботиться об этом, ты думаешь о том, кто станет моим преемником и как можно манипулировать этим малым, забравшись к нему в постель.
– Ты несносен!
– Я просто реалист. И может быть, тугодум. Но не полный дурак.
– Нет, не полный, – говорит Ания, устраиваясь в кресле. – Ты не против, если я налью вина?
– Угощайся.
– А ты не выглядишь огорченным.
– С чего мне огорчаться? Белый есть Белый, змея есть змея. Что бы ни было у тебя на уме, ты прелестна, так почему бы мне не пользоваться этим с удовольствием? Для меня ты угрозы не представляешь, а вот для Стирола или Фидела – другое дело.
– Вижу, ты весьма уверен в себе, – говорит она, наполняя два бокала.
– Вообще-то, я во многом не разбираюсь. Туповат, можно сказать, что тебе прекрасно известно. Но это не имеет значения, о чем ты тоже знаешь, хотя Стиролу, ручаюсь, не говорила. Вы оба ждете, когда я, хм... перенапрягусь. В смутные времена это рано или поздно случается с каждым Высшим Магом, но я надеюсь стать первым, кто избежит подобного исхода. А ты ставишь на то, что я такой же, как все.
Ания с трудом проглатывает ком в горле.
– Это... звучит странно...
– Отнюдь, – говорит Джеслек, подходя к ней сзади. Его пальцы касаются кожи ее плеча и опускаются ниже. – Отнюдь.
LXXVI
Черное предрассветное небо хлещет дождем; снег, который еще на прошлой восьмидневке покрывал двор кузницы плотным слоем высотой по колено, размок.
Поднявшись на крыльцо, Доррин отряхивает с сапог грязь, обметает их веником, вытирает подошвы о половик и лишь потом входит на кухню.
Яррл сидит за столом; перед ним два ломтя хлеба с сыром.
– Экая нынче слякоть!
– А в прошлом году так не было?
– Было, как раз перед твоим приходом. На моей памяти была только одна не слякотная весна, и лучше бы мне другой такой не видеть. Тогда стояла такая засуха, что половина скота перемерла.
Кузнец откусывает хлеба с сыром, держа в левой руке кружку холодного сидра.
Доррин отрезает хлеба себе и заглядывает в буфет.
– Фрукты есть?
– Нет. Проклятые Белые чародеи.
– Ну, вряд ли тебе стоит утруждаться проклятиями! Лучшие люди прокляли их давным-давно, правда, лишь Креслину удалось сделать эти проклятия действенными.
– Да есть у нас фрукты, – заявляет, появившись на кухне, одетая в толстый свитер и брюки Рейса. – Лидрал оставила целый бочонок. Смесь ябрушей еще с чем-то... Я пока не открывала.
Яррл бурчит что-то с набитым ртом, в то время как его жена растапливает холодный очаг щепками, а потом добавляет к ним совок угля.
– Я испеку хлеб к обеду, так что он останется свежим до вечера.
– Вот и ладно, а то этот уже зачерствел, – отзывается кузнец. Доррин наполняет кружку прохладным сидром.
– Трудно спорить с женщинами, – говорит кузнец. – Они никогда не отвечают на вопросы, зато выкладывают то, о чем ты и не думал спрашивать.
– А с мужчинами, Доррин, еще труднее, – невозмутимым тоном отзывается Рейса. – Они никого не слушают и слышат не то, что им говорят, а то, что хотят услышать.
– А я думаю, что это вам двоим трудно друг с другом спорить, – замечает с порога Петра. – А раз трудно, так и ни к чему.
– Женщины – они вроде Белых Чародеев, – гнет свое Яррл, – на все у них сыщется ответ, но всегда уклончивый.
– А вот Брид с Кадарой говорили, – подает голос Доррин со своего края стола, – что разбойники ездят на лошадях с галлосскими подковами. У них еще клепка с такими потешными уголками.
– Ежели с уголками, так это, может, и не клепка, – замечает Яррл.
– Папа, оставь ты свои придирки, – хмыкает Петра.
– Клепка, не клепка, а хорошего тут мало, – говорит Рейса, отсыпая в миску муку. – Ой, Петра, сегодня молоко мне потребуется раньше.
– А дождь-то как из ведра, – отзывается Петра, выглядывая наружу и закрывая дверь.
– Но без молока все равно не обойтись, – указывает Рейса и, прокашлявшись, добавляет: – Скоро префект заявит, что земли выше Элпарты принадлежат Галлосу.
– Еще чего, – фыркает Петра.
