Кадара, нанося удары двумя мечами, следует за Бридом. Прорубившись сквозь вражеский отряд, он разворачивается и снова бросается в бой, опрокидывая всадников одного за другим. Остальные восемь спидларских солдат наносят противнику меньше урона, чем парочка с Отшельничьего, однако и им удается уложить четверых.
Лишь одному из врагов удается прорубить себе путь. Вырвавшись из гущи схватки, он стремглав мчится вверх по склону.
Кадара, низко пригнувшись в седле, устремляется за ним. Беглец оглядывается и, завидев погоню, пришпоривает коня.
Девушка усмехается. Она не подгоняет свою кобылу, но примерно через кай конь галлианца начинает уставать, и расстояние между ними сокращается.
Галлосский налетчик оборачивается и видит, что его преследует одна-единственная женщина. С ухмылкой, больше похожей на хищный оскал, он поднимает клинок.
Однако ухмылка его тут же исчезает: Кадара использует короткий меч как метательный нож. Брошенный ее умелой рукой, он поражает галлианца прежде, чем тот успевает развернуть коня ей навстречу. Правда, и раненный, грабитель пытается нанести удар саблей, но девушка легко отбивает его длинным мечом и перерубает врагу горло.
Всадник тяжело валится на конскую шею. Девушка перехватывает поводья его лошади, подбирает оружие и ведет коня с мертвым всадником назад.
Торговца уже и след простыл: осознав, что путь к Галлосу опасен, он удрал по направлению к Элпарте. Впрочем, Кадара знает, что алчность сильнее страха, и спустя восьмидневку-другую этот идиот непременно попробует проехать в Галлос какой-нибудь другой дорогой.
– Дикая кошка... еще одного прикончила...
– Не хотел бы, чтобы она погналась за мной... – перешептываются солдаты за спиной Кадары.
Кадара подъезжает ко второй в отряде женщине. Та копает могилу. Сбросив мертвеца на землю, Кадара умело обшаривает его, прибирая к рукам примерно два серебреника разными монетами, нож, пару перстней, амулет с шеи, саблю и ножны.
– Хочешь передохнуть, давай я помогу.
– Со всем моим удовольствием, – усмехается Джирин, передавая Кадаре заступ.
Кадара снимает слой дерна и углубляется в липкую, влажную почву.
– Закапывайте хорошенько, – говорит Брид. – Мы должны оставлять как можно меньше следов.
– Не понимаю, зачем это нужно, – бормочет Джирин. – Как ты думаешь?
– Думаю, затея сводится к тому, чтобы все налетчики пропали неведомо куда, – отвечает Кадара, отмахиваясь от мухи. – Что бы ты подумала, случись всему нашему отряду испариться?
– Ну, честно говоря, не знаю. Так вот, значит, зачем ты гналась за тем, последним?
– За тем самым, – говорит Кадара, не переставая копать.
– А я-то гадала, на кой в рейде лопаты... – Джирин переводит взгляд с собеседницы на русоволосого командира и длинный ряд свежих могил. – Но вы оба... Страшновато с вами. Да что там – просто страшно!
Кадара молчит.
LXXXII
Доррин осторожно ссыпает желтый порошок в одну банку, белый – в другую, а древесный уголь – в угольный ларь. Серый порошок юноша осторожно пересыпает в стоящую в углу бочку с тяжелой, окованной железом крышкой.
Поднявшись по глиняным ступеням, он поднимает обшарпанную дверь погреба, или, скорее, крышку люка, придерживая, чтобы ее не захлопнул ветер. А ветер сильный – будет гроза.
Возможно, стараясь работать с порошком только в ненастье, Доррин перестраховывается, но ему слишком памятны и ощущение чужого присутствия, и наставления отца, говорившего, что бури и грозы ослабляют способность Белых магов к дальновидению.
Наклонившись, чтобы справиться с сильным встречным ветром, юноша выбирается из старого погреба, надолго пережившего дом, стоявший когда-то на месте нынешних молодых деревьев, и бредет вверх по склону к домику Риллы. На соседнем холме, у речушки, Доррин надеется построить собственный дом. Им с Лидрал понадобится свой кров, чтобы жить и работать вместе.
Несмотря на редкие дождевые капли, Доррин задерживается возле расширенных им грядок, бережно касаясь пальцами голубовато-зеленых побегов зимних пряностей и бледного, почти белого бринна. Если они и дальше пойдут в рост, здесь хватит на продажу. Дождь усиливается, и юноше приходится поторопиться. Отвязав Меривен, он ставит ее под широкий навес, а потом заходит в дом.
Рилла растирает травы.
– Вот-вот грянет буря.
– Все равно что сам демон, – бормочет целительница.
– Ты про меня или про бурю? – уточняет Доррин.
– Ну, грозы – они вроде магии Белых чародеев. Дождь хлещет, молнии блещут, гром гремит, все шумит, но рано или поздно все это заканчивается. А вот ты... – она качает головой. – Ты вроде глубокой реки со спокойной поверхностью, но неодолимым, сильным подводным течением. Таких рек побаиваются даже опытные речные шкиперы.
– Я?
