Уже в машине он всё охал, ахал и ныл, жалуясь на судьбу-злодейку.
- Жалко мужика, ох жалко! Да ведь сам виноват, а, Валентин Васильевич?.. А тут еще сын-поганец кровь пьет... Представляешь, связался со шпаной, попивать начал. Вчера день рождения его справляли, так он так назюзюкался, что блевал... Мотоцикл с меня требует, а сам уже три месяца без дела шатается, говорит, до армии отдохнуть надо... Что делать? Что делать?..
Фирсов почти не вслушивался в эти причитания. Наплевать ему было на сына Ивановского, это - его вопрос. Валентин Васильевич всей душой уже стремился на свидание с Юлей. Живым - жить!
Было двенадцать часов без четверти.
5. Встреча
Последние часы своей короткой жизни Юлия Куприкова провела в праздности.
Дома она никого не застала: мать с отцом ранёхонько потартали улья с пчелами на дачу. Юле совестно стало, что из-за нее родители в такую рань хлопотали. 'Я за это им на ужин запеканку сделаю, с яблоками!'
Она быстренько разделась, накинула халатик и побежала в сад. Там с аппетитом поплескалась под теплым душем, умяла горсти две смородины и, возвратившись в дом, юркнула в постель.
Проснулась в одиннадцатом, наскоро перекусила и принялась раскладывать вещи. Подарки выложила на видное место: матери - необыкновенный плоский кошелек с очень натуральными сотенными купюрами на крышках, отцу - трубку с мордахой Мефистофеля и две пачки табаку 'Золотое руно', обоим - горку ярких апельсинов и московских конфет.
И тут, пристраивая подарки, она заметила наконец, что и ей приготовлен презент - на трельяже стояла новенькая модная сумка типа 'бочонок' красная, с двумя белыми обручами и белыми же ручками. Вот ловко! Как раз с собой взять - и под платье подходит, и вещи все войдут.
Она надела купальник, любимое свое платье спортивного кроя, красное, с короткими рукавчиками и пояском, собрала в сумку полотенце, косметику, в целлофановом мешочке пару апельсинов, пару яблок, конфеты. В отдельный большой пакет сложила покупки для Ларисы, подружки ближайшей - майки с 'Гласностью' и 'Перестройкой', бюстгальтер импортный, колготки, помаду, лак для ногтей и шампунь. Уже на пороге она спохватилась и, схватив листок на столе, размашисто написала: 'Мама! Я приехала. Пошла к девчонкам. Приду часов в 18-19. Целую. Юля'. Уже написав записку, Юля увидела, что на этом же листе вела подсчеты, сколько денег истратила. Да какая разница! Она положила записку на место сумки, к зеркалу, и заспешила на улицу. Надо успеть к Лариске, а потом еще доехать до Пригорода...
До Пригорода Юля добралась в битком набитом автобусе с 'гармошкой' обалдевшие от жары и нервотрепки рабочей недели барановцы рвались на лоно природы. Солнце, наподдав к обеду приличного даже по июльским меркам жару, поглядывало сверху на разомлевшую землю и лучилось смехом. Особенно солнцу смешно, наверное, было наблюдать с высоты за суетой людей-букашек, которые, забыв о смерти и бессмертии, уткнулись взглядами себе под ноги, ворчат, брюзжат, вечно всем недовольны, жалуются...
Юля сошла на последней остановке и укрылась под сенью раскидистого клена. До двух часов оставалось еще минут пятнадцать. Хорошо ждать, когда ждешь желанного!
Раньше Юля сама себя не понимала. Она, конечно, давно уже чувствовала, что присутствие Валентина Васильевича ее волнует, тревожит. Сначала она относила это за счет своей гипертрофированной дурацкой стеснительности. Но, становясь взрослее и начиная понимать всё больше и правильнее, Юлия наконец вынуждена была признаться самой себе, что Валентин Васильевич волнует ее именно как мужчина.
Тогда она ужаснулась. Как же можно! Да если Анна Андреевна узнает ее мысли!.. А вдруг мама о чем-то догадается?.. Юля изо всех своих девчоночьих душевных сил принялась вытравлять из себя эти глупые чувства...
Но время шло. Организм ее взрослел. Борьба между мозгом и сердцем ужесточилась. В Крым она поехала с великой радостью, но, конечно же, нимало не думая, что именно там произойдет первое сближение с этим человеком. Она была уверена, как и любая девчонка, что всегда сумеет скрыть свои тайные мысли, в любой ситуации сможет удержать себя в ежовых рукавицах холодности и неприступности.
Однако ж буквальные, физические соприкосновения ее тела с телом Валентина Васильевича и тем более тот первый 'медицинский' поцелуй во время сцены спасения на водах настолько взбудоражили все ее естество, что она не смогла вовремя восстановить свои ледяные бастионы холодности, и, когда на следующий день они очутились в машине наедине и разговор принял волнительный характер, голова у Юли закружилась.
Но, Боже, какие жгучие приступы раскаяния и ненависти к себе претерпевала Юлия в последующие дни. Особенно ее угнетала мысль, что, в сущности, если бы не мужская самоуверенность Валентина Васильевича, отложившего окончательное сближение до другой, более подходящей обстановки, она бы уже в тот момент, в машине, отдалась ему. И как же Юля мучилась, как старательно избегала взглядов Анны Андреевны, как тошно ей было слушать дружеский лепет Ленки, выносить ее пылкую привязанность...
И вот, когда, казалось, всё осталось позади и Юля окончательно успокоилась-выздоровела, в мыслях ее тихо-мирно, незаметно началось брожение. Она всё чаще и нежнее думала о Валентине Васильевиче, проигрывала заново в памяти 'крымские моменты', и всё это не казалось ей таким уж тяжким преступлением. В конце концов, если мужчина любит свою жену, то он, вероятно, на других женщин и не смотрит?..
Она позволяла себе так думать, считая, что любые мысли - это личное дело человека, и что о них не узнает никто, потому и преступного в них ничего нет и быть не может.
И она домечталась!
После того вояжа за город, когда только природа женского организма спасла ее от окончательного, как она считала, падения, Юлия поняла, что самый лучший способ удержаться на краю бездны, это полностью избегать встреч с Валентином Васильевичем. Она убедилась, что в его присутствии теряет голову и не отвечает за свои поступки. Более того, Юлия решила вышибить клин клином и начала приглядываться к новым своим товарищам по институту. Но, увы, как бы она ни насиловала свою натуру, ни единый мальчик из тех лохматых или коротко стриженых однокурсников, что пялили на Юлию глаза, на близкое знакомство ее не вдохновляли.
Зато случилась запятая, существенно осложнившая Юлину жизнь. В нее втюрился один мальчик, да так, что прямо-таки потерял голову. Звали его Димой Сосновским, приехал он в Баранов от сохи и чувств своих скрывать не умел, дипломатничать - тем более. Он выделил Юлию с первых же сентябрьских дней, когда они страдали на картошке. Вернее, кто, может, и страдал, а Дима Сосновский на картофельном поле находился в своей родной стихии. Работали парами, на двоих - одно ведро, и Дмитрий, привязавшись к Юлии, уже не выпускал ее из зоны своего утомительного внимания. Он ей позволял разве что пару картошин в ведро бросить, остальное всё делал сам - копал, грузил, таскал. Юлию очень и очень скоро его неуклюжие ухаживания и подавляющая преданность начали тяготить, но в силу своей натуры она никак не могла решиться на окончательное объяснение. Более того, уже по возвращении в город они продолжали общаться, сидели на лекциях рядышком и даже ходили иногда в кино. На курсе многие, вероятно, считали - Сосновский и Куприкова дружат.
Юля постепенно привыкла к постоянному присутствию возле себя этого высокого белобрысого парня с большим ртом и светлыми преданными глазами, но решительно пресекала все его робкие поползновения добавить интима в их отношения. Для нее он оставался только товарищем, однокурсником. Диму Сосновского это доводило до отчаяния, но Юлия, как ни мучилась сама, видя страдания бедного парня, ничем помочь не могла. Всё в ее душе застил один только Валентин Васильевич Фирсов.
И, само собой, наступил такой момент, когда она, устав бороться сама с собой, решила: что будет, то и будет! Она же не виновата, что полюбила именно этого человека. А любовь, она убедилась, это болезнь. Сладостная, но болезнь. Свою роль сыграло и то, что Юлию ошеломила сила и температура наслаждения, какое дарили ей ласки Валентина Васильевича. Их не с чем даже сравнивать!..
Юля по наивности своей и детскости даже и подумать не удосужилась, что подобное же, а то, может быть, и более острое наслаждение она могла испытать и с другим мужчиной - такой создала ее природа. И в будущем она, конечно же, должна была бы это понять...
В глубине души Юлия, сразу приняв приглашение Валентина Васильевича и понимая, что в этот день произойдет окончательное их сближение, боялась больше всего не огласки или последствий, а появления
