дулся. А Алиса... Что ж, это даже интересно.
Но первым в отделение доставили чистенького мальчика с вежливым ровным голосом, спокойным взглядом и аккуратной школьной прической - Матвея Козырева. Он почтительно поздоровался, поблагодарил за приглашение сесть, сложил руки на коленях и показал следующее:
- Утром 24-го июля я встретил во дворе Олега Кушнарёва, я его знаю с детства. Мы - товарищи. Олег мне рассказал, что накануне они вместе с Савельевым нашли в лесу новенькую машину - восьмую модель 'Жигулей'. Так потом и оказалось - последняя модель. Я стал, разумеется, спрашивать: как же так, ведь машина не игрушечная, чтобы ее потерять? Кушнарёв мне рассказал все подробности - как они катались на мотороллере, как наткнулись на автомобиль. Одним словом, он меня попросил помочь вытащить эту машину - она застряла. Я согласился. Товарищам ведь всегда надо помогать? Потом мы в этот день катались. Катался я с ними и на следующий день, но немного. Надо было готовиться к экзаменам - я ведь в педагогический институт поступаю...
Козырев говорил монотонно, пресно и всё время как бы слегка оправдывался.
- А 26-го июля утром я сходил к Максиму Савельеву домой - машина у него была - и попросил его отвезти моего младшего брата в пионерский лагерь. Знаете, чтобы на автобусе не трястись. Максим согласился, и мы поехали. А когда возвращались, то опять застряли в песке. Нам помогли вытащить машину двое мужчин, они мимо на велосипедах ехали... Нет, ничего у нас о машине не спрашивали - помогли и всё. Ведь людям, попавшим в беду, надо помогать? Когда мы вернулись около 12 часов дня, я пошел зубрить русский язык. Знаете, хоть у меня и золотая медаль, а подстраховаться никогда не помешает. Завтра результаты сочинения объявят... Если не пятерка, придется остальные экзамены сдавать - вот будет хохма... Что? Нет, больше я не катался, да и не до машины мне было...
Карамазов кончил записывать показания и скучно посмотрел на Матвея Козырева.
- Скажи, пожалуйста, а тебе не приходит в голову, где же хозяин машины? Что с ним?
- Да я как-то не задумывался...
- Так вот, дорогой Матвей Юрьевич, владелец автомобиля, на котором ты раскатывался и отвозил младшего братца в пионерлагерь, - убит.
- Как убит?
- Обыкновенно убит - зверски. Мало этого, вместе с ним убита и молодая женщина, пассажирка. Так-то, брат-отличник.
Под Матвеем в сиденье стула словно проклюнулась иголка, он сразу потерял свою степенность.
- Так что, Олег и Максим - убили?
- Ну, этого, предположим, я не сказал. Факт таков: убиты двое людей, а на их машине катаются сорванцы ребята и потом утверждают, что нашли ее в лесу. Как ты полагаешь - верить им или не верить?
- Не-не знаю...
Следователь махнул рукой:
- Ладно, иди. Когда надо будет, еще вызову. Прочитай и распишись вот здесь.
Сержант доложил, что Чаплыгина и Евтиной в городе в настоящее время нет: первый уехал поступать в московский вуз, вторая отдыхает с родителями на море. В наличии имеется только Василиса Екимова. Доставить в кабинет?
Когда она вошла, Родион Федорович сказал про себя: 'Ого!' До этого ему редко приходилось допрашивать шлюх, да и попадалась всё отвратная публика вульгарные размалёванные девахи и откровенно грязные похабные пьянчужки. А эта...
Перед следователем стояла маленькая, малюсенькая, миниатюрная девушка, ну прямо девочка. Короткая пышная стрижка очень шла к ее милому лицу с нежным овалом, маленьким носиком и громадными светло-голубыми, умело подкрашенными тазами. Притом ее широко распахнутые глаза были по-восточному слегка раскосы - изумительно! Губы накрашены неброско, тоже со вкусом. Изящная фигурка (следователь Карамазов даже подумал - идеальная) искусно подчеркнута джинсиками-варенками и белой скромной маечкой. На шее небрежно повязан голубой газовый шарфик. Взрослые туфли на гвоздиках, строгая белая сумочка, золотые маленькие сережки дополняли облик юной красавицы, уравновешивали детскость лица, рук, плеч... Девушка действительно удалась природе, но самое главное, что особенно любил и уважал Родион Федорович в женщинах, дивные глаза Василисы Екимовой смотрели умно, осмысленно, без дурацкого кокетливого самомнения, но, правда, как-то устало.
Следователь настраивался вести разговор с Екимовой жестко и теперь, увидев вместо черта ангела, слегка растерялся и вдруг спросил:
- Вы, наверное, курить хотите?
- Нет, - флегматично ответила девушка, - я не курю.
- Странное дело, - попытался пошутливее улыбнуться Карамазов, но Екимова всё также серьезно смотрела на него. Родион Федорович явно смущенно хмыкнул и продолжил допрос:
- Итак, вас зовут Василиса Романовна Екимова? Так? Я - следователь из областного управления Карамазов, Родион Федорович. Значит, так: вы, наверное, еще не в курсе, зачем вас сюда пригласили? Меня интересует всё, что касается легкового автомобиля цвета кофе с молоком, на котором вас катали знакомые... гм... молодые люди несколько дней тому назад... Понятно, да? Но прежде я хотел бы побольше узнать о вас самой.
- Что именно? - ровно спросила Алиса.
- Ну... всё, - следователь неопределенно очертил руками некую окружность. - Как живете? Чем живете? Чем занимаетесь?..
- Я - проститутка. Вам же это отлично известно, - опять спокойно, с какой-то даже легкой укоризной произнесла юная красавица. - И, знаете, я этим даже горжусь. Вот у нас все вокруг кричат: ах, проститутка - это так плохо! Это ужасно! А я в этом ничего плохого не вижу. Каждый зарабатывает себе на хлеб, как может...
- Зарабатывает? На хлеб? - перебил Родион Федорович, пораженный цинизмом слов этой девочки.
Алиса глаза не опустила, только слегка порозовели ее щеки, а пальцы рук, сжимающие сумочку на коленях, наоборот, посветлели.
- Да, проституция - это та же работа. И очень тяжелая. Попробуйте выдержать на себе каждый день, вернее, ночь, по три-четыре клиента, да иногда еще каких. Так что деньги свои кровные я зарабатываю честным путем...
Она заметно всё сильнее раздражалась, закипала. Видно было, что достаточно довелось ей наслушаться приятного в своей такой еще короткой жизни, и вот словно шлюзы прорвало. Она смотрела своими голубыми глазищами в упор на следователя Карамазова, но будто не ему всё это выплескивала, а спорила с кем-то еще, может быть, сама с собой.
- Вот еще говорят - мы сифилис, гонорею разносим, так это неправда. Это какой-нибудь дурак так говорит, который ни разу с проститутками дела не имел. Я, если чувствую что-то неладное, еще только подозреваю, сразу бегу в вендиспансер и - всё обходится...
- Эта, как ее? Алиса, - не выдержал следователь, - а СПИДа вы что, совсем не боитесь?
- Да пока он до нашего Будённовска дойдет, я уже перестану этим заниматься, - равнодушно махнула девушка рукой и вдруг опять загорячилась, заспорила:
- Нет, правда, зря на нас бочку катят. Вы думаете нас так мало? Да по одному Будённовску нас точно не знаю сколько, но уж больше двухсот точно. И многие из нас еще на двух работах упираются: на основной и - вечером... Я знаю даже одну учительницу, она иногда бывает со мной в паре...
Карамазов всё больше, выражаясь молодежным сленгом, торчал: 'Зачем она так откровенничает?'
- Но у нас в Будённовске совсем невыгодно заниматься делом. Иностранцев почти нет, а с нашими ходить - себя не уважать, особенно с малышней, которым лет по 16-18. Не знают ни черта - ни как лечь, ни как приласкать. Нет, в теории-то они всё знают, а как до практики дойдет, обсмеяться можно - дуб дубом. Надо, наверное, в школах специальный практикум ввести, а то в стране и так рождаемость падает...
'Она или больна, или выпила, или таблеток наглоталась, или издевается надо мной', - решил Карамазов. Но он, не прерывая, продолжал слушать исповедь юной блудницы.
- Я, знаете, вообще-то занимаюсь этим делом не так давно, года полтора, наверное. Думаю завязывать, хоть и зарабатываю неплохо - до четырехсот в месяц получается. Думаю семью завести, а то годы уходят -