решает, что с вами делать. Дальше в нашем поезде вы не поедете.
— Почему?
— Возить змей в поезде не разрешено.
— Где это написано?
— Ну, вы не умничайте! — рассердился начальник. — Взбудоражили весь вагон, а теперь еще спорите. Ехали бы тихо, и никто бы вас не высаживал. Кроме вас в вагоне три десятка пассажиров, что же, прикажете их высадить, а вас одного везти с вашими змеями?
Напрасно я показывал ящики, просил объяснить мне, где змеи могут выползти наружу, и доказывал, что перевозка змей в ящиках абсолютно безопасна. Начальник поезда ничего не хотел слушать, и в Кагане мне пришлось покинуть вагон. В сопровождении начальника поезда я пошел к начальнику станции. Выслушав доклад начальника поезда, тот потребовал мои документы и долго их изучал, а я нервничал. Боялся, что поезд уйдет. Так оно и получилось. Поезд ушел, а я остался на станции Каган.
— Что же мне делать? Как доехать до Ташкента? — взмолился я.
— Не знаю, — ответил начальник станции, — со змеями в поезд я вас не пущу. Станете их там кормить или поить, да распустите по вагону!
— Да не буду я их ни кормить, ни поить!
— Вы же сами говорите, что змеи очень ценные. Разве вы допустите, чтобы они подохли от голода? — торжествующе «уличил» меня начальник станции.
— Не нужно их ни кормить, ни поить. Змеи могут обходиться без воды и пищи несколько недель! Погибнуть они могут только от перегрева!
После долгих споров начальник станции Каган разрешил мне сесть на следующий поезд, но только при условии, если я сдам змей в багажный вагон и на каждой большой станции буду проверять состояние ящиков.
До Ташкента я доехал без происшествий, только через каждые три-четыре часа пришлось бегать в багажный вагон и осматривать ящики, стоявшие в самом дальнем углу.
В тот же день я сдал гюрз в Костин институт и получил заверение, что сухой яд мне выдадут бесплатно в самое ближайшее время.
Чтобы закончить с фосфодиэстеразой, коротко скажу: сухой яд я получил и фосфодиэстеразу химики приготовили. Мы с Расулом использовали ее в своих опытах, давших очень интересные результаты, но оставаться кабинетным ученым я уже не мог.
Экспедиция под руководством Кости работала до глубокой осени. В предгорьях Бабатага Костя и дядька ловили кобр, по берегам мутной Сурхандарьи — песчаных эф. Изредка друзья присылали мне письма. Они приходили из разных мест. Экспедиция все время передвигалась. Завидовал им я. Теперь кабинет казался мне тесным, лаборатория — душной. Меня неудержимо тянуло туда, где голова кружится от простора, пьянящего воздуха и ни с чем не сравнимого запаха цветущей джиды. Мне хотелось снова забраться на крутую вершину, откуда видна чуть туманная панорама разноцветных склонов, где как на гигантском зеленом ковре тюльпанами и колокольчиками вышиты красные, желтые и голубые узоры. Трудности и невзгоды скитаний как-то выпали из памяти. По ночам мне снились рыбы, прыгающие у водопада, и гюрзы, лежащие на ветках и камнях.
Я написал об этом Косте. Он ответил, что я от него «заразился» двумя неизлечимыми «болезнями»: любовью к странствиям и «змеиной лихорадкой». Симптомы этих «недугов» он заметил еще во время моей работы в экспедиции и предсказывал мне печальную участь «бродяги», ловца ядовитых змей.
ЧАСТЬ II КАРАКУМСКИЙ ПОХОД
«Змеиной лихорадкой» я заболел всерьез, но между первой и второй поездками прошло почти два года. Однако ни довольно длительный срок, ни преграды не охладили моего желания стать ловцом змей.
Когда я вернулся из первой поездки, то дома о том, чем мы занимались в экспедиции, рассказывал очень осторожно. Встречи со змеями в моих рассказах выглядели случайными. Казалось, все окончится благополучно. Мама ничего не узнает и не будет волноваться. Но шила в мешке не утаишь. В справедливости этой пословицы я убедился очень скоро, кажется на третий день после приезда. Однажды мама, словно невзначай, спросила:
— В какую экспедицию ты ездил?
Я заподозрил недоброе, но постарался придать своему голосу невинные интонации и ответил:
— В зоологическую. Разве ты забыла?
— Чем вы занимались в этой экспедиции?
— Изучали видовой состав герпетофауны юга Узбекистана.
— Не морочь мне голову своими учеными словами, — рассердилась мама. — Каких змей ты привез в институт этого не путевого Кости?
Я попытался увернуться от прямого ответа и пробормотал что-то невнятное.
Оказывается, выдал меня один из моих сослуживцев. Нет, он не имел никакого злого умысла. Он просто при встрече с мамой выразил ей свой восторг по поводу моей «безумной отваги» при ловле ядовитых змей. Этот восторг стоил мне двух дней покоя.
У дядьки все было иначе. Он сразу заявил своим домашним, что отныне и до конца своего века будет заниматься охотой на змей. Надо отдать справедливость тетке. За время супружеской жизни характер своего мужа она изучила до тонкостей и спорить не стала.
За прошедшие два года дядька несколько раз ездил ловить змей и стал (по словам Кости) «грозой змей». На меня дядька посматривал свысока. Оснований для этого у него было достаточно. Число отловленных им гюрз перевалило за сотню, а на моем счету не было и четверти этого.
За это время в моей судьбе произошли кое-какие перемены. Мы с Расулом закончили работу над своими научными темами и успешно защитили кандидатские диссертации. Стал я кандидатом сельскохозяйственных наук, и, следовательно, заниматься мне полагалось сельскохозяйственной наукой, которая, как известно, до змееводства еще не дошла, а от змееловства весьма далека. Основной моей работой осталась генетика, а змеями я мог заниматься только в свободное время. Так я и делал. Ездил на отлов змей и попутно изучал их биологию во время своего отпуска.
Начала следующего сезона охоты на змей я ожидал с таким нетерпением, которое не знаю даже с чем можно было бы сравнить.
Костя снова брал меня в экспедицию. Все было готово. Мы ожидали только телеграммы о потеплении от метеорологов из района предстоящей охоты. На этот раз мы ехали в пески Каракумы изучать и ловить не только гюрзу, но и кобру.
Мне казалось, что телеграммы никогда не будет, но однажды вечером пришел Костя и сказал:
— Выезжаем завтра, после обеда. Будь готов. Машину я стал ждать с самого утра.
— Ты как малыш из детского сада, — сердилась мама. — Садись поешь на дорогу. Я тебе борща наварила. Такого борща ты не попробуешь до самого возвращения!
Я знал, что такие вкусные блюда, как мамин борщ и коржики, не скоро доведется мне попробовать, и все же ел без аппетита. В составе экспедиции повар предусмотрен не был, и еду мы готовили себе сами. Вкус приготовленных нами блюд соответствовал нашей квалификации в области кулинарии. Повара же мы были никудышные. Наши познания кулинарного искусства ограничивались умением чистить картошку и рыбу да открывать консервные банки с тушенкой. Обычными блюдами были гороховый суп с тушенкой и гречневая каша из концентратов. Единственное действительно вкусное блюдо, которое мы ели в прошлую поездку, была уха из маринки. Но сейчас мы ехали в пески, где там найдешь рыбу? И все же ел мамин борщ без малейшего аппетита.
Наконец под окном коротко просигналил грузовик. Все мои вещи — рюкзак да спальный мешок. Быстро прощаюсь с родными и лезу в кузов. Дядька уже сидит там. Он неплохо устроился за кабиной на свернутой
