— Завтра увидишь. Давай-ка спать.
Весь следующий день мы лазили по Тюя-бугузу, а вечером поехали на такыры. Я вернулся к разговору о ловле кобры. Юрий сначала говорил неохотно, а потом увлекся и рассказал мне свои секреты отлова кобр. Дело оказалось очень сложным. Главная трудность была в том, что ловец кобр должен быть отличным следопытом. Недаром считается, что высшая квалификация ловца змей — это ловец кобр.
Ловец, имеющий опыт отлова других змей, но не знающий секрета отлова кобры, обычно бродит по колониям песчанок в надежде наткнуться на зазевавшуюся змею. Кобра же довольно редкая и очень осторожная змея. В отличие от других змей зрение у нее очень острое. Гораздо чаще она видит ловца раньше, чем ловец замечает ее, и быстро скрывается в ближайшем убежище. За сезон такой ловец берет лишь несколько штук кобр. Способ Юрия был гораздо добычливее, но требовал определенных навыков и большого опыта. Нужно было искать не кобру, а ее след и идти по нему до той норы, в которую ушла кобра. Кобра — сумеречная змея. Она выползает из нор на поверхность земли после захода солнца и «гуляет» до полной темноты. Такие же прогулки совершает она и утром — с рассвета до восхода солнца. Что заставляет змей «прогуливаться», я не знаю и сейчас, после того как мой стаж охоты на змей приближается к десяти годам. Думаю, что этого пока никто не знает. По крайней мере ни в одной книге или статье о змеях я не нашел объяснения этим прогулкам.
Выследив жилую нору кобры, ловец отмечает ее вешкой или флажком (для того чтобы потом нору легче было найти) и вечером (или утром) приходит, садится и ждет: может быть, кобра соизволит выйти на прогулку. Если кобра выходит, то обычно попадает в мешок ловца, если нет — ловец будет приходить к этой норе до тех пор, пока не возьмет змею или не убедится в том, что змея из норы ушла.
— Ты об этом способе Косте говорил?
— Говорил.
— А он?
— Хотел проверить.
— Не проверял. Наверное, не поверил.
— Ну так сегодня ты убедишься в том, что я не сочиняю.
На этом разговор наш оборвался. Мы приехали на такыр. Вечерело. Дневная жара спадала. Мы оставили лошадей у края такыра под присмотром сержанта, а сами пошли к видневшимся вдали вешкам. Ночью был ветер, и на такыр намело языки песка. Один из таких языков пересекал отчетливый след кобры.
— Свежий! — оживился Юрий. — Сейчас догоним! Он быстро пошел по следу, я за ним. След уходил с такыра. Через несколько минут мы уже видели удирающую кобру. Она быстро скользила по песку метрах в ста от нас. Юрий побежал. Я тоже. На твердой почве мы догнали бы змею самое большое через минуту, но попробуйте бежать по мягкому песку, в котором нога тонет по щиколотку!
Уже через сотню шагов сердце мое колотилось так, как будто я в хорошем темпе пробежал по меньшей мере полкилометра. Юрий тоже чувствовал себя не лучше, но бежал немного впереди меня. Кобра ползла, рассекая песок, точно воду. Расстояние между змеей и нами сокращалось слишком медленно. Змея уже почти поднялась на гребень бархана, поросшего редкими кустиками саксаула.
— Уйдет! — прохрипел Юрий. — Нажимай!
Мы нажали. Но все же кобра на какие-то секунды скрылась из глаз. Когда же, задыхаясь, мы вылезли на гребень бархана, то увидели, что на ровной площадке метрах в пятнадцати от нас в позе угрозы стоит кобра, а перед ней замер крупный варан.
— Ого-го-го! — закричал Юрий, бросаясь вперед. Он запыхался, дыхания не хватало, и голос у него сорвался. Я тоже заорал что есть мочи и кинулся следом. Но и мой крик был не громче. В ту же секунду, не обращая на нас внимания, варан прыгнул на кобру. Кобра ухватила варана зубами. Животные сцепились в клубок и покатились по земле. Юрий остановился и схватил меня за руку.
— Стой! Подходить опасно. Сейчас кобра бьет во все стороны.
Через несколько мгновений от клубка отделился варан и, шатаясь, как-то боком заковылял к кустикам. Кобра, слабо извиваясь, осталась лежать на месте схватки.
— Опоздали! — с досадой сказал Юрий. — Надо же было этому гаду явиться в самый интересный момент!
Я подошел к кобре.
— Не вздумай брать ее рукой! — закричал мне Юрий. Я тронул змею носком сапога. Она слабо шевельнулась и вдруг, изогнувшись, с неожиданной силой вцепилась зубами в сапог. Я не успел отскочить, но это было последнее движение издыхавшей змеи. Она тут же обмякла и отвалилась от сапога.
2 Понижения, глинистая почва которых разбита трещинами на паркет-ные отдельности.
Подошел Юрий, расправившийся с вараном.
— Смотри!
Юрий перевернул змею крючком. Позвоночник у нее был сломан возле самой головы и еще в двух местах.
— Это он ее челюстями, — сказал Юрий.
На спине у варана я нашел следы пяти змеиных укусов.
— Юра, а варан остался бы жив?
— Старики туркмены говорят, что варан жрет кобр и не боится их яда. Если кобра его кусает, то он какую-то траву ест и выздоравливает.
— А ты сам раньше видел такие схватки?
— Нет. Ну хватит болтать. Пошли к вешкам, иначе и там змей прозеваем.
Я сунул в мешок мертвых противников, чтобы показать их Косте, и побежал догонять Юрия.
Возле первой вешки Юрий нашел след змеи.
— Ушла. Пошли к другой.
У второй вешки Юрий сел на песок метрах в пяти от норы и велел мне сесть рядом. Ждали мы минут двадцать. Если я хоть чуть-чуть шевелился, Юрий делал такое «зверское» лицо, что я с громадным трудом удерживался от смеха. Тогда лицо Юрия становилось жалобным, мне казалось, что он вот-вот заплачет, и смех проходил сам собой.
Теперь я знаю, почему так бурно реагировал на мои движения Юрий. Малейшее движение могло спугнуть кобру и свести к нулю нелегкий труд, затраченный на поиск змеи. Если нашу работу оплачивал институт и независимо от количества пойманных змей мы получали оклад и полевое денежное довольствие, то Юрию платили деньги только за тех змей, которых сдавал в зоопарк. Он и отпуск-то брал в сезон охоты на змей, чтобы заработать, а за сезон в среднем ловил тридцать — сорок змей. Можно, пожалуй, заплакать, когда из-за какого-то разгильдяя верная добыча уходит из рук.
На этот раз судьба была к нему благосклонна. Кобра не заметила засады, вышла из норы и попала в мешок. Все было примерно так, как предсказывал Юрий.
К другим вешкам мы не пошли. Боялись, что будет темно и мы не найдем сержанта с лошадьми. На обратном пути Юрий долго молчал, а потом вдруг сказал мне:
— Ты, Леша, не ходи больше со мной по вешкам. Не могу я спокойно терпеть, если кто змею из-под носа спугнет. Ты уже видел, как делать нужно. Ходи за кобрами один, ладно?
Как-то вечером, во время очередного посещения Тюя-бугуза, гюрз поблизости мы не нашли и решили пробраться до истока ручья. Идти было очень трудно. Мешали густые заросли. На наше счастье, невдалеке от верховья оврага из его отрога выходила кабанья тропа: пробираться стало легче. Когда мы вылезли из зарослей на последнюю лужайку и уже видели невдалеке конец оврага, почти рядом с нами раздался сильный треск. На лужайку с визгом выбежали большая грязно-бурая свинья и три полосатых поросенка. Мы потревожили выводок диких свиней. Поросята стремглав перебежали лужайку и спрятались в зарослях, окружавших родник. Мать же, проводив детей взглядом и убедившись, что они пока в безопасности, круто повернулась к нам и угрожающе ухнула. Свинья стояла от нас метрах в пяти. Мне хорошо были видны ее маленькие глаза, налитые кровью. Дикая свинья, защищающая своих детей, довольно опасна. Огнестрельного оружия у нас не было. Я растерялся. Выручил Юрий. Стуча пинцетом по крючку, он медленно попятился назад в камыши. Моментально сообразив, что этот стук — единственная возможность удержать свинью от нападения, я тоже что есть силы заколотил пинцетом по крючку и тоже попятился. Свинья осталась на месте, но внимательно следила за каждым нашим движением. Мы стучали и пятились