– Пенопластик, – предположил ее спутник. – Так хочешь потрогать или нет?
Потрогать хотелось, уж очень сочным был черный цвет. Но Мартиросян так стремился помочь, подсадить, услужить, что Наташа опять покачала головой. Снова выскользнула из-под ремня распечатка, пришлось поправить.
– Чем займемся? – нейтрально поинтересовался Сергей, тактично делая вид, что ничего не замечает.
– Сядем на траве, под этим квадратом Кандинского, и будем тупо разглядывать реку, а также гуляющих сограждан. Когда мне станет плохо от жары, ты отнесешь меня домой и смешаешь коктейль, а пока говори что-нибудь.
– Говорить?.. Это легко. – Патрульный скинул куртку, в которой мужественно пребывал все это время, сделал движение – постелить, но не успел и просто бросил рядом. – Во-первых, квадрат этот не Кандинского, а Малевича. Во-вторых, я не понимаю, зачем его здесь такой большой повесили. Хотя, если подумать, его теперь нужно рисовать везде. Надгробный памятник искусству как таковому.
– Какой ты умный… – протянула Данилова.
– Тебе скучно? – насторожился Сергей. – Хочешь, я мороженого принесу?
– Нет, сиди со мной, искусствовед.
Послышалась музыка. Духовой оркестр бодро маршировал по пешеходной эстакаде. Музыканты как на подбор – седые, потные. Последней шла бойкая старушка с огромным барабаном и как-то удивительно лихо лупила в него. Не совсем в такт, показалось Наташе. Встречные, по большей части такое же старичье, с улыбками расступались.
– «Черный квадрат» – это тупик, – продолжил Сергей, когда музыканты прошли мимо. – Все толковое уже нарисовано. Дальше или эпигонство, или компиляции.
– Ты в этом разбираешься? – уточнила Данилова.
– Нет, – честно признался Мартиросян. – Ты сказала: говори что-нибудь, я и говорю. Скучно?
– Нормально. А Коненберг – это не искусство?
– Коппенберг, – поправил Сергей. – Он флейтист, играет классику, но делает упор на неожиданные оркестровки… Мне нравится флейта. Ну и, кроме того, надо же чем-то увлекаться, верно?
– Тебе мало полиции? В твоем возрасте я вообще только и делала, что трепалась и трахалась.
– Да в общем… – Мартиросян замялся. – В общем, я тоже. Но иногда тоскливо. Я вот на этих людей смотрю – им ведь тоже тоскливо дома, в Сетях, вот они и торчат здесь. Видишь, даже почти не разговаривают, только смотрят и прогуливаются. И все пойдут слушать Коппенберга. Слушать хорошо – думать не нужно. Прикрыл глаза и слушаешь.
– Ах, вот зачем это все, – ухмыльнулась Наташа. – Думать боишься?
– Да не боюсь, а просто не о чем. Вот ты появилась… Я о тебе стал думать.
Данилова посмотрела на реку, пытаясь сообразить, в самом ли деле парусов стало меньше! Да, вот еще два серфингиста выбрались на берег, за ними байдарочник. Жарко, очень жарко. Как там рыба еще не сварилась? Впрочем, под водой, у самого дна, наверное, прохладней.
– Ты давно купался?
– Можно! – Сергей тут же начал подниматься.
– Да я просто так спросила! – Наташа даже стукнула в сердцах по земле. – Я вот не помню даже когда. Живу у самой реки, а в воду лезть не хочется.
– Ну и правильно. – Мартиросян сел, на этот раз поближе. – На той неделе мы утопленника нашли. Записка при нем была, предсмертная, он ее в банку положил и пленкой еще обернул. Молодой совсем, но уже совершенно сдвинутый: в записке писал про клонов, что боится их и себя вроде тоже… Ты все еще хочешь коктейль?
Наташа посмотрела на браслет. Почти девятнадцать, через час Тофик покинет Башенку, если не изменил привычкам. Значит, времени осталось только на выпивку, душ и дорогу. Нет, ничего сегодня у Сергея не выгорит.
– Идем. Ты, кстати, меня не подбросишь до Экспресса? Мне скоро ехать на восток.
– Подброшу… – уныло протянул Мартиросян, поднимая куртку. – Хочешь, довезу прямо до места?
– Нет, на мотоцикле слишком долго. Ехал бы ты домой.
– А я выходной завтра и послезавтра тоже. – Он вытер со лба пот. – Скучно.
– Ну тогда… тогда я сама доберусь до экспресса. А ты оставайся у меня.
Сергей так искренне просиял, что Наташе захотелось погладить его по голове. Бедненький. Кто-то изнутри посоветовал пригасить эти материнские инстинкты, которые до добра никогда не доводят, но капитан Данилова приказала этому кому-то заткнуться.
Тофик встретил ее в длинном халате, перепоясанном широким кушаком с золотыми кистями. Войдя в квартиру, Наташа опустила голову, и начальник сразу заметил ее смущение:
– Не думай обо мне плохо, я не всегда тащу подчиненных в постель. Просто только что из душа. Как добралась?
– Нормально.
– Не разувайся! – Тофик первым прошел в гостиную, уставленную тяжелой, массивной мебелью. – Садись и рассказывай. Заночуешь, кстати? Я не буду приставать.
– Нет, вернусь домой, меня ждут.
