Мясо! Вот что все же заставляло Наташу просыпаться. Мясо пахнет кровью, мясо сытно. Один раз она ощутила во рту чужую кровь, ее стошнило. Ела ли она мясо, проглотила что-нибудь? Ничего не разобрать в этой темноте, ничего, кроме клипсы. Она все еще оставалась на ухе – кусочек жизни, бесполезный, как тот зуб, что Наташа никак не могла выплюнуть. Однажды он выпал, и так же упадет клипса. Тогда она станет тильзиткой, тогда она научится видеть, слышать. Скорее бы.
Наташа не могла вспомнить, сколько раз пыталась уползти. Кончались эти попытки одним: ее избивали и тащили назад. Постепенно это стало скучным, надоело. Она подумывала утопиться, но темная подземная вода, хоть и перестала внушать отвращение, все же пока пугала. Надо подождать. И было кое-что еще, сны… Спала ли она все-таки хоть раз или видела их наяву?
В этих снах не было света, не было голосов. Просто некое движение, чья-то злая спокойная воля, проснувшаяся в ней во время убийства стариков. Капитан Данилова никогда бы не решилась на такое, она умела лишь защищаться, в крайнем случае – мстить. Зелень и Сучок не те, о ком можно сожалеть… Но Наташа не просто убила их, она еще и оставила росчерк, «сицилийский галстук». Для кого? Она не думала. Наверное, для Кривоноса. Но он не понял, не может ничего понять, он животное, заслуживающее только уничтожения. Нет, не так: он ничего не заслуживает. Одна особь не виновата. Уничтожен должен быть весь этот мерзкий вид, кто бы это ни были – животные, дикари, мутанты.
Наташа услышала звуки. Странные звуки, музыкальные. Они проносились в ее голове, изгоняя отупение, оживляя боль. Она слушала, просто слушала, забыв дышать. А вокруг все громче становилось шуршание, будто задвигались все тильзиты сразу. Кто-то наступил ей на руку, кто-то задел по лицу. Так продолжалось несколько мгновений, и вдруг все смолкло.
– Ты спишь?
Наташа сжалась, будто от удара. Она не могла думать о том, что означают эти слова, слишком страшно.
– Я пришел за тобой. У меня есть к тебе дело. Ты хочешь уйти?
Ответ дался Даниловой с третьего раза, она ловила собеседника в темноте руками, но никак не могла нащупать.
– Да!..
– Встань. – Он сам нашел ее пальцы. – Идем.
Наташа хотела сказать ему, что тильзиты видят их, что они сейчас нападут и будут бить ее, а его убьют и съедят. Она хотела сказать, что есть короткий путь наверх, через коллектор, что они идут куда-то в другую сторону. Она хотела спросить, кто пришел за ней, как он ее нашел, где остальные. Но – молчала, боясь даже сильнее ухватиться за холодную руку, за длинные сухие пальцы. Чудо может исчезнуть от звука голоса, растаять, обратиться сном, наваждением. А если разум покинул ее, то пусть не вернется никогда.
Они прошли через зал, сквозь шуршание, потом Наташа несколько раз споткнулась о мусор в тоннеле. Подул ветер, он принес запах гнили. Очень болела щиколотка, с каждым шагом Данилова хромала все заметнее, но готова была бы идти даже по стеклу, по кислоте, только бы прочь отсюда. Постепенно шуршание становилось все тише, зато стали слышны новые звуки, их тоже следовало назвать шуршанием, но так шуршат листья на ветру…
Неожиданно Наташа стала замерзать. Одежды на ней не осталось никакой, между тем подул ветер, принося удивительные, невозможные под землей запахи. Она задрала голову и вдруг увидела крошечный огонек. Он исчез и тут же опять появился, потом их стало два, три…
– Где мы?!
– Не имеет значения. Еще несколько шагов, это где-то здесь.
Повернули, и Наташа сильно ушибла ногу обо что-то, очень напоминавшее корень. По плечу задела ветка, прямо возле уха разразилось стрекотанием насекомое. Несколько шагов… Шорох. Или плеск волн? Море? Ночное море, накатывающее на песок. Это было лишь на мгновение, а потом пахнуло бензином и море превратилось в шоссе.
– Где мы?!
– Сейчас увидишь.
Тот, кто вел ее, свернул, и за углом – а это был именно угол! – она наконец увидела город. Многоэтажные дома пестрят редкой россыпью горящих окон, далеко впереди дорога, мелькают красные и желтые огоньки. Запахи, шумы… Они были на поверхности… Чего?
– Кто ты?
– Тебе нужно имя? Зови меня Крысолов.
Вокруг тепло, прохлада куда-то ушла вместе с несущим ароматы южного леса ветром. Наташа осторожно отпустила пальцы спутника, потерла виски.
– Что происходит?
– Идем же! Мы возле твоего дома, видишь?
Она сделала несколько неуверенных шагов и вдруг поняла – впереди светится ее подъезд, а вот и консьерж, опять торчит снаружи, и рука спрятана под теплой курткой. Наташа оглянулась: все на месте – дома, стоянка, школа…
– Идем, – настойчивее повторил Крысолов. – Тебя не должны увидеть на улице. Идем.
Данилова послушно заковыляла вперед. Консьерж увидел ее издалека, даже наклонился, прищурившись.
– Это я, из семьдесят седьмой… – Наташа шла, не пытаясь прикрыться, это было бы слишком уж глупо.
– Добрый вечер, госпожа Данилова, – недружелюбно процедил старик, руку из-под куртки он не достал. – Кто это с вами?
