очень хорошая поддержка обычным оружием, для террориста-одиночки эта вещь бесполезна.
— Ты говорил, она мощнее, чем термояд!
— Я преувеличил. Сто двадцатый элемент взрывается сильнее, чем плутоний, но совсем ненамного, единственное его преимущество в том, что он нерадиоактивен и что бомбу можно сделать очень маленькой. Насколько я понимаю, леннонцы каждый раз взрывали маленький заряд, а потом доводили дело до конца обычными электрическими бомбами. Нам такое не повторить.
Анатолий почувствовал себя идиотом. Ибрагим обманывал его с самого начала, он так красочно расписал, что могут сделать террористы с этой статуей, а на самом деле она — обычное спецсредство, притом не особо мощное. Интересно, в чем еще он солгал?
— Прости меня, — сказал Ибрагим, — но тогда это было необходимо. Мне было нужно, чтобы ты осознал всю опасность, которую таит в себе эта статуя. Если бы я не солгал, ты мог упереться, и тогда бы мы потеряли время.
— Мы и так потеряли время.
— Нам не хватило совсем чуть-чуть. Если бы леннонцы не начали выступление немедленно…
— Если бы да кабы… Ты совсем оклемался?
— Совсем я оклемаюсь недели через три, но драться могу уже сейчас.
— Вот и хорошо. Пойду, скажу Говелойсу, что ты очухался. Заодно узнаем, что им от тебя нужно.
4
Говелойс вынырнул из тумана, как призрак. Только что впереди ничего не было, и вот в метре от тебя появляется из ниоткуда здоровенный ящер, присаживается рядом и начинает говорить. От такого можно и инфаркт схлопотать.
— Очень густой туман, — сказал Говелойс после того, как он и Якадзуно обменялись приветствиями. — Нехорошая погода. Нехесусосе боится, как бы не началось наводнение.
— Ну и бес с ним, — сказал Якадзуно, — мы же на пригорке.
— Вода размоет землю, — пояснил Говелойс, — вырастет мало лвухсылк, придется много охотиться. Многие погибнут.
Якадзуно пожал плечами. Он мог бы выразить сочувствие, но не знал, как это лучше сделать. Насколько Якадзуно разобрался в этикете ящеров, выражать фальшивые эмоции у них считалось очень дурным тоном, а Якадзуно в глубине души не испытывал никаких особенных эмоций по поводу того, сколько охотников из ловов Увлахув погибнут в ближайшее время от несчастных случаев. Поэтому Якадзуно счел за лучшее промолчать.
— Приехал Возлувожас, — сообщил Говелойс, — и с ним еще срас Евсро. У нас говорят, что когда Евсро пояйляется в езузерл, жди беды.
— Почему?
— Потому что Говелойс Осуэ не посылает Евсров туда, где все хорошо. Евсро — правая рука Осув, у вас таких называют серыми кардиналами. Когда все хесе Сехесвахуж осталось без дрижа и лозшуэ сходились в поединках по два раза на дню, Евсро решил проблему за восемь дней. Когда дувч Евуволо на ежегодном вуфговозе поднял вопрос о переделе угодий, а швуэ Ойлсовл ему отказал, все думали, что будет война, но войны не было. А потом дувч Евуволо погиб от несчастного случая, и после этого некоторые говорили, что видели Евсро с женщинами самого швув. А потом несчастные случаи стали происходить с теми, кто так говорил, и об этом перестали говорить. Срас Евсро — страшный человек.
— Человек? Говелойс фыркнул:
— Не человек, вызу. В вашем языке нет общего слова, обозначающего и людей и вызусе, и в нашем языке тоже нет такого слова. Я думаю, такого слова нет ни в одном языке.
— Когда-нибудь такое слово появится, — предположил Якадзуно.
— Надеюсь, — вздохнул Говелойс. — Но вернемся к нашим вгувово. Ты не знаешь, что нужно Евсрох от Ибрагима?
— Понятия не имею.
— Я тоже. Сильно сомневаюсь, что дувч решил просто подготовиться к ухех.
— К какому еще ухех! Вожузл настучал-таки дувчу? Говелойс поморщился, он не любил, когда люди коверкают ухуфлуз произношение.
— А ты как думал? — ответил Говелойс вопросом на вопрос. — Если какое-то решение можно оспорить, оно обязательно будет оспорено. Вожуы заявил, что правило выбора подставных бойцов должно быть пересмотрено, потому что если одного из участников представляет шемсезл, это нечестно. Это забавно, хширэз будут спорить, можно ли считать Анатолия существом мужского пола.
— Кто-то сомневается? — удивился Якадзуно.
— Нет, в этом никто не сомневается, особенно после того, как вы с Анатолием перестали носить одежду. Дело в другом. Дело в том, что во всех правилах, когда речь идет о любом произвольном вызуз, употребляется слово охи, то есть мужчина. В те времена, когда эти правила начали действовать, вызуэ не знали мажел, и теперь непонятно, можно ли считать, что мажел являются охивой. Это серьезный вопрос, он намного серьезнее, чем может показаться, потому что от него зависит очень многое. Если человеческие мужчины не есть охий, то на людей не распространяются никакие правила, и вызуэ могут обращаться с людьми как с дикими зверями.
— Охотиться?
— В том числе и охотиться…
Якадзуно фыркнул. Он представил себе, как ящеры с копьями рыщут по переулкам Олимпа, высматривая подходящую жертву…
— На людей не так просто охотиться, — сказал Якадзуно. — Стоит только вашим охотникам войти в Олимп…
— Никто не говорит об Олимпе, — перебил его Говелойс. — Но вокруг Олимпа разбросано много мелких поселений, которые плохо охраняются.
— Стоит ящерам напасть на людей, как из Олимпа сразу же придет много воинов, которые успокоятся только тогда, когда сровняют с землей целое хесе.
— Из Олимпа никто не придет. В Олимпе междоусобица, там нет твердой власти, а когда нет твердой власти, никто не думает о тех, кого не видно простым глазом. Швуэ Ойлсовл может опустошить все плантации на двести километров вокруг, и ничего ему не будет.
— Когда-нибудь в Олимпе восстановится нормальная власть, и тогда люди заинтересуются, что случилось с теми, кто жил на плантациях. После этого Ойлсовлу придется туго.
— Необязательно оставлять после себя руины, можно обставить все так, как будто люди сами собрались и уехали. Испугались новой власти, собрали всю технику, погрузили в грузовик и уехали куда- нибудь подальше, в какие-нибудь глухие места, где их никто не достанет. Думаешь, новая власть будет все раскапывать? По-моему, они только обрадуются, что рядом с городом появилось много незанятой земли.
— Они удивятся, откуда у окрестных ящеров взялось столько человеческой техники.
— У окрестных ящеров не будет человеческой техники. Ухуфлайз населяют очень большую территорию. Если отогнать всю захваченную технику в отдаленные хесею, люди очень долго ничего не узнают. Вы, люди, нелюбопытны, вас не интересует даже то, что происходит в метре от вашего носа.
— Рано или поздно люди все узнают, и тогда они не простят вам этого.
— Нам — нет. А вот если в этом деле будут участвовать другие люди…
До Якадзуно дошло, к чему клонит Говелойс.
— Ты предлагаешь мне предать свой народ? — спросил Якадзуно, и его голос прозвучал обманчиво спокойно.
— Я — нет, — невозмутимо ответил Говелойс, — а вот Евсро запросто может предложить, иначе я не понимаю, зачем он сюда приехал. Видишь ли, Якадзуно, очень плохо, что женщины у вас почти такие же, как мужчины. Если хширэз решат, что Анатолий — охи, получится, что все другие человеческие мужчины
