поклонницами она ведет себя строго, как старшая. Именно так описала загадочную генеральшу еще одна свидетельница - певица Беллинг: 'Вошла женщина... в белом холщевом платье старинного покроя, в белом клобуке на голове... на шее у нее висело множество книжечек с крестами - 12 Евангелий... Она... что-то шептала Распутину, а когда кто-то громко говорил, она сердито смотрела, а потом не выдержала и сказала; 'Здесь, у отца, как в храме надо, с благолепием'. - 'Оставь их, пусть веселятся', - сказал Распутин... 'Веселие в сердце надо иметь, а снаружи - смирение', - строго выговаривала она'.
И пожалуй, прав Пругавин, приоткрывающий завесу тайны Лохтиной в 'Том Деле': 'Я не решился бы утверждать, что она душевнобольная, только потому, что она утверждала, что Григорий - это бог Саваоф, а Илиодор - это Христос, потому что в таком случае пришлось бы признать душевнобольными и
хлыстов, в мистике которых можно встретить утверждение таких ипостасей в том или другом учителе'. Так кто же она, эта странная генеральша?
И еще одной почитательницы Распутина нет на фотографии, хотя ее имя много раз мелькает в донесениях агентов охранки: '27 августа в 10.55 к нему приехала... баронесса Кусова Вера Илларионовна... Баронесса осталась у него ночевать... 28 августа в 7.30 утра от него ушла баронесса Кусова... '
'Эффектная брюнетка, баронесса К. ' - так описывает ее Джанумова. 'Кусова постоянно бывала в салоне Распутина, постоянно там вращалась, у нее были там разные дела, разные гешефты', - показывал в Чрезвычайной комиссии Манасевич-Мануйлов..
Итак, еще одна 'деловая' дама с меркантильными соображениями, платившая Распутину телом за его услуги? Во всяком случае об этом отчасти говорит... сама Вера Кусова в 'Том Деле'.
Из показаний Кусовой Веры Илларионовны, баронессы, 27 лет: 'Познакомилась с Григорием Распутиным в 1913 году... Муж служил в Крымском полку, шефом которого была императрица... Царская Семья жила тогда в Крыму. Мне хотелось мужа устроить получше. С этой целью, а также из любопытства как-то подошла на берегу к Распутину... Познакомившись с ним, изложила свою просьбу. Распутин обещал помочь мне. В июле месяце я ездила в Петроград недели на две и посетила Распутина с целью попросить еще об устройстве одного близкого человека и, кстати, с целью попросить у него духовной поддержки по поводу постигшего меня горя... Оказалось, однако, что дать мне духовное успокоение он не может, так как я увидела, что он приходящим к нему за советами говорит общими местами... Тем не менее, я продолжала бывать у Распутина, чтобы встретиться там с людьми, которые были для меня интересны или нужны... К Распутину как к святому я не относилась'.
Тогда следователь предъявляет Кусовой ее телеграмму Распутину. И баронессе приходится объяснять странный смысл своего послания: 'Ему было многое открыто., вот почему я
пишу в 1916 году Лаптинской: 'О, если бы отец Григорий и оттуда (из могилы. - Э. Р. ) помог бы как- нибудь, научил... '
Она шлет эту телеграмму Лаптинской, когда Распутин уже мертв, когда она уже не может встретить у него людей, 'которые были нужны'. Тем не менее Кусова продолжает сноситься с Акилиной и более того - жаждет помощи 'отца Григория' из-за гроба, ибо, оказывается, 'ему было многое открыто'.
А ведь только что баронесса утверждала, что 'дать духовное успокоение он не может'! Видимо, она, как и Вырубова, рассказала следователю Чрезвычайной комиссии далеко не все...
Действительно, из показаний Лохтиной в 'Том Деле' мы узнаем о Кусовой совсем иное: 'При первом свидании... она рассказала... что ей вообще плохо живется... Позднее мне приходилось слышать, что муж ее сильно пил, и она много страдала от этого. Рассказывала, что он в пьяном виде как-то раз въехал на коне в ее спальню'. Да, баронесса была прежде всего несчастной женщиной, нуждавшейся в утешении.
И еще: в показаниях генеральши есть интереснейший факт. Оказывается, баронесса, как и сама Лохтина, приветствовала окружающих загадочным 'Христос воскресе', когда Пасхи и близко не было.
Что это - чудачество? Или нечто большее?
Ответы на все эти вопросы оставим на будущее. А сейчас мы возвращаемся в 'салон'.
ПРОПОВЕДЬ И ПЛЯСКА
Пока идет чаепитие, Распутин непрерывно говорит. При этом он время от времени нервно преломляет кусок хлеба и бросает прямо на скатерть, крошит баранки короткими пальцами и сорит вокруг хрустальной вазы. Но гости этого не видят - они слушают его, внимают проповеди...
Из показаний Гущиной: 'Распутин произвел на меня впечатление святого человека, он разговаривал о Боге и душе'.
Князь Жевахов вспоминал, как он впервые услышал проповедь Распутина. Его сослуживец Пистолькорс привел его в какую-то квартиру на Васильевском острове, наполненную любопытными. И князь навсегда запомнил вдохновенную речь...
'Как начать богоугодную жизнь обычному оскотинившемуся человеку с его звериными привычками? - начал Распутин. - Как вылезти из ямы греховной?.. Как найти ту тропинку, которая ведет из нашей клоаки на чистый воздух, на Божий свет?.. Такая тропинка есть. И я ее покажу... Спасение - в Боге... А увидишь ты Бога только когда вокруг себя ничего видеть не будешь. Потому что все вокруг - и дело, которое делаешь... и даже комната, где ты сидишь, - все заслоняет от тебя Бога. Что же ты должен сделать, чтобы увидеть Бога? вопрошал он в наступившей тишине в каком-то нервном напряжении. - После службы церковной, помолясь Богу, выйди в воскресный или праздничный день за город, в чисто поле. И иди, иди, пока не увидишь позади себя черную тучу от фабричных труб, висящую над Петербургом, а впереди синеву горизонта. Стань тогда и помысли о себе. Каким маленьким ты покажешься себе и ничтожным, а вся столица... в какой муравейник преобразится она пред твоим мысленным взором... И куда денется тогда твоя гордыня, самолюбие, сознание твоей власти?.. И вскинешь ты глаза свои на небо... и почувствуешь всем сердцем, всей душой, что один у тебя Отец - Господь, и что только Ему нужна твоя душа. Он один заступится за тебя и поможет тебе... И найдет на тебя такое умиление... Это первый твой шаг на пути к Богу. Можешь дальше в этот раз и не идти. Возвращайся в мир, становись на прежнее дело, но храни как зеницу ока то, что принес с собой... Бога ты принес с собой. И береги Его, и пропускай теперь через Него всякое дело, которое будешь делать в миру... Только тогда всякое земное дело превратится в Божье Дело... Вот это и есть, как сказал Спаситель, 'Царство Божие внутри нас'. Найди Бога и живи в Нем и с Ним... '
'Какая благоговейная тишина была вокруг, - вспоминал Жевахов, - хотя ничего нового он не говорил. Но некая нервная сила, которая от него исходила, гипнотизировала'. Так что можно представить, какое благоговение испытывали те, кто ему поклонялись, когда он говорил с ними... Но часто он вдруг обрывал речь, и раздавался повелительный голос, так поразивший Джанумову: 'Пиши!'
Ему не привыкать - сама царица за ним записывает... Он дает карандаш одной из поклонниц, и она начинает писать. Его поучения часто повторяются - он знает, как важно все повторять 'моим дурам'. (Так он назвал в одной из телеграмм своих поклонниц. 'Дуры' - потому что образованные, а простых вещей не понимают... ) Он диктует, как сохранить в душе Любовь, несмотря на все беды и поношения. Прежде всего о Любви к Творцу он говорит этим несчастным женщинам - вдовам, разведенным, брошенным, разлюбленным. Они - абсолютное большинство в его 'салоне'.
'Творец! Научи меня любить! Тогда мне и раны в любви нипочем, и страдания будут приятны'... И слова, звучащие как песнь: 'Боже, я - Твой, а Ты - мой, не отними меня от любви Твоей!' Эту запись за ним сделала царица.
Когда поучения захватывали всех, когда у 'дур' начинали светиться лица, они начинали петь. И петербургские дамы хором затягивали старинные духовные песнопения - вместе с мужиком...
О пении рассказывают и Гущина, и Вырубова, и Головина. 'Акилина высоким красивым голосом сопрано запела, остальные подпевали... низкий приятный голос Распутина звучал, как аккомпанемент, оттеняя, выделяя женские голоса. Никогда раньше не слышала этой духовной песни. Красива и грустна. Потом стали петь псалмы', - вспоминала Джанумова.
И Царскую Семью он приучил к тому же. Как покажут свидетели, в заточении они часто пели духовные песни...
В миг всеобщего высшего подъема, почти экзальтации, Распутин вдруг вскакивал и требовал музыку. И начиналась его знаменитая, какая-то отчаянная пляска! 'В его пляске было что-то хлыстовское... Плясал он истово, продолжительно, с особыми нервными и исступленными движениями, подскакивая и по временам вскрикивая 'ух!', каким кричит человек, когда его опускают в ледяную воду... он танцевал от 15 минут до часа без перерыва... вдохновляясь до какого-то экстаза, исступления... он говорил, что все религиозные люди должны быть хорошими танцорами, при этом ссылался на царя Давида, скакавшего перед скинией
