они делают с доносами, поступающими в их секретные отделения? Неужели даже не читают? Потому что никакого толку пока от всех многочисленных сведений, которыми Николай Николаевич столь усердно снабжает этих канцелярских крыс...
Потом мысли его вернулись к тем событиям, которые непосредственно привели его сегодня в эту дубовую рощицу. Он снова и снова припоминал, как крался вслед за незнакомцем, как тот остановился у плетня, затеяв мирную беседу с женой стражника, а потом вдруг внезапно исчез... Куда это он делся? А куда пошла эта, усатая? Небось, к мужу под бок забралась! Эх, ну и бедра у нее... В тот раз попытался ущипнуть ее на базаре ненароком - ни черта! Словно каменная!
Ну, так что делать?
Может, взять и ворваться в хижину, вытряхнуть мужа из постели, сесть с ним за стол, пить чачу! А потом видно будет... Может, посулив золотой или пригрозив - отнять у него жирненькую Айкануш и вкусить с ней радости?
А что? Ну, чем 'око государево' хуже, чем любой другой из тех господ, которые привыкли жить в свое удовольствие, ни в чем не встречая отказа? Действительно, ничем не хуже!
Рассуждая так, Николай Николаевич ни на минуту не спускал глаз с хижины Карапета. Уже стемнело, когда дверь ее открылась и вышел ключник с лопатой. Он прошел на огород. Потом дверь открылась еще раз - и в дверном проеме показался силуэт Айкануш, сладко потягивающейся и с явным удовольствием наслаждающейся чистым вечерним воздухом.
- Таинственный незнакомец как сквозь землю провалился,- повторил беззвучно шпик.- Куда же его черти унесли?
Это исчезновение еще более насторожило опытного сыщика. Человеку обычному такое уменье исчезнуть, как бы растаяв в воздухе- совершенно ни к чему. Значит, незнакомцу приходилось и раньше скрываться. Следовательно - он не в ладах с законом. Потому можно предположить, не слишком рискуя ошибиться,- это либо сам Гачаг Наби, либо кто-нибудь из его ближайших сподвижников.
Так или иначе - нельзя покидать этот пост. Нужно хоть сутки просидеть здесь. Не спать, не есть, не пить - только ждать. Так кот затаивается у норки, в которой исчезла ловкая мышка...
Зато, когда он поймает Гачага - вот тогда уже конец нынешней распроклятой тревожной жизни! Конечно, ему последуют высочайшие милости. Орден повесят - и немалый. Посадят начальником уезда... А, может, и генерал-губернатором? Что ж... Если он сделал такое, что и губернатору оказалось не по силам...
Честолюбивые мечты будоражили 'око государево', согревали ему кровь.
Между тем в комнатке Карапета ненадолго загорелся слабый желтый огонек свечи, бросая слабые блики на плетень и на служебные пристройки. Потом - и он погас. Стало совсем темно.
- Что ж... - повторил себе шпик.- Ждать, так ждать. Это мы умеем.
И он уселся на сухой срубленный сук.
Глава пятьдесят четвертая
Нельзя сказать, что Ало-оглы был таким уж беспечным. Он, естественно, понимал, что за ним следят. И слыхал не раз о самом главном сыщике, пустившемся по его следам - офицере, не знающем покоя ни днем, ни ночью. Более того - он угадал за спиной тень, когда шел сюда.
Тогда, спрашивается, как он мог спуститься в подземный ход, который в любую минуту готов был превратиться в ловушку, в мышеловку... Ведь достаточно завалить колодец, через который единственный вход и выход!
Что и говорить, шаг был явно неразумным - но нельзя же ждать, что влюбленный будет следовать только голосу рассудка. Есть такие силы в человеке, особенно если он в лучшей своей поре, которым ничего противопоставить невозможно. Скучал Гачаг по своей Хаджар -- вот и весь сказ... Какие вам еще нужны объяснения?
Гачаг Наби нисколько не опасался, нисколько не раздумывал над тем, какими опасностями чреват его поступок. Он врубался в скалу, взмахивая киркой с исполинской мощью - и ему казалось, что каждое движение хоть на волос приближает его к недосягаемой любимой, и он был счастлив возможностью трудиться, стараться, исходить жарким потом.
Однако отрезвление должно было придти - и оно пришло. Слишком велика была ответственность, которую взвалил на плечи этот неприметный на первый взгляд человек. Много чего было в том вьюке, которым он нагрузился; но самое важное, самое весомое - был долг позаботиться о своей чести.
Наверное, Наби рожден был, чтобы сражаться. Естественно и понятно, что в тяжкие времена рождает народ таких сыновей, чей удел стать героями. Когда приходит трудный час, то должен найтись тот, кто возьмет в руки тяжелую дубинку. Ибо недаром говорят у нас - 'уж раз добрались свиньи до проса, прутиком их не выгнать!' Чтобы избавить людей от невыносимого гнета, нужно меткое ружье, крепкая рука и бесстрашная душа. Все это было у славного сына Ало.
Можно спросить, недоумевая, что такое ружье, когда идешь сражаться против пушек? Вопрос хорош, да ответ не заставит себя ждать. Пушками люди ворочают, и не генералы, а простые солдаты. Поверни в нужную сторону мысли пушкаря - пушка сама развернется как надо.
Пусть подымаются люди, привыкшие к топору, кетменю, лопате, кирке... Пушкам придет свой черед.
Да, да, да, такие мысли должны были придти в голову Наби, -так же, как не раз уже приходили раньше. И тогда он впервые подумал о том, как неосторожно поступил, оказавшись в полном одиночестве в шахте подкопа.
Конечно, Карапет и его жена, усатая Айкануш, надежные люди. Кроме того, с минуты на минуту должны были подойти Томас и Аллахверди; они смогут надежно защитить выход. Однако - никто из друзей даже не догадывается, где сейчас Гачаг Наби. И именно это плохо. Поэтому - еще удар, еще, третий, пятый. Еще немного! Ух! Ух! Ах! Уф...
- Хаджар! Красавица моя! Львица! Орлица, привыкшая бесшумно парить высоко в небе! Слышишь ли ты голос моего сердца? Угадываешь ли, что я здесь, недалеко? Тревожат ли твой неспокойный сон звоны кирки о гранит? Я иду! Иду!
Пока он собирался с духом, чтобы расстаться со своей возлюбленной и выйти в темную ночь, упавшую на Гёрус,- Николай Николаевич считал минуты в кромешной мгле. На него вдруг напал приступ самобичевания и раскаяния.
- Полно винить других,- говорил он себе.- Сам-то хорош. Петербуржцев упустил? Было! Водку с ленивым Карапетом пьешь? Есть такое! За Айкануш нацелился поволочиться? И это есть! Что же винить генерал- губернатора и уездного начальника, ежели ты сам недалеко от них ушел.
Так почему бы тебе не написать в Петербург и в канцелярию наместника донос на себя самого? Виновен дескать в пьянстве, в блуде и в бездеятельности. Ничего у меня не выходит, все из рук валится. Заберите меня отсюда, Христом-богом молю, а то я черт знает чего наделать могу!
Он хлопнул себя по лбу и тоненько, тихонько заскулил. Молча и без сочувствия слушала его темная зангезурская ночь.
Глава пятьдесят пятая
Обитатели 'черной пещеры' были взволнованы. Не только Аллахверди и Томас, но и Гогия и Тамара хорошо понимали, что за всем этим может последовать. Недаром они столько прожили в Тифлисе, который был маленьким 'кавказским Петербургом'. Здесь тоже била ключом светская жизнь, здесь тоже, как и в метрополии, все знали четко, что никуда не укрыться от несметного числа сыщиков и доносчиков всякого рода - и состоящих на службе, и вполне добровольных. И не угадаешь никогда, из-за какого угла, из какой щели вдруг вопьется в твою спину немигающий пристальный взгляд! А затем - неминуемо скорый донос и тогда прощайте, Гачаг Наби и его друзья! Прощай, Ало-оглы! Тебе первому придет смерть от казацкой шашки.
Конечно, в первую очередь, надо было обсудить план действий с Андреем и Людмилой. Люди они опытные. Но результаты этого 'военного совета' не оказались утешительными: все пришли к выводу, что Гачага Наби постараются взять в плен живым и передать его в руки генерал-губернатора Гянджи, прибывшему в Гёрус.
Только представить себе!
Кланяясь и улыбаясь, подлецы не откажут себе в удовольствии польстить генерал-губернатору:
- Вот он перед вами, ваше превосходительство! Вот стоит смиренно тот, чье имя у всех на устах; тот, кто дерзнул поднять восстание; тот, о ком привыкли говорить - мол, его и пуля не берет! И теперь этого выскочку и его 'кавказскую орлицу' мы доставили пред ваши светлые очи в цепях и кандалах!
