болезнями тела, ни одна кость которых не сломана. И карманы их набиты золотом.
На самом деле Хаймана потрясло душевное равновесие и рационально продуманное благополучие всего города. Да, конечно, в Европе он видел богатства, какие ему прежде и не снились, но ничто не могло сравниться с безупречным внешним видом этого не слишком-то большого многонаселенного города и даже с сельскими окраинами Сан-Франциско, маленькие оштукатуренные коттеджи которых были заполнены всевозможными предметами роскоши. Дороги наводняли элегантные автомобили. Бедняки получали деньги из банкоматов при помощи волшебных пластиковых карточек. Трущоб не было нигде. Несмотря на множество высоких башен и великолепных отелей, изобилие фешенебельных особняков, окружающие город море, горы и сверкающие воды залива, делали его больше похожим на спасительное убежище, место, позволяющее избавиться от страданий и уродства остального мира.
Неудивительно, что именно здесь Лестат решил бросить перчатку. В массе своей эти избалованные дети были хорошими. Они не знали лишений, способных глубоко ранить или отнять жизненные силы. Они могли бы стать истинными борцами против настоящего зла. Конечно, когда в конце концов поняли бы, что символ и то, что он олицетворяет, суть единое целое. Просыпайтесь и почувствуйте запах крови, детки.
Но хватит ли у них теперь на это времени?
В чем бы на самом деле ни заключался великий план Лестата, он может умереть в зародыше, ибо у царицы, несомненно, есть собственный план, о котором Лестату ничего не известно.
Хайман направился в конец зала, к самому последнему ряду деревянных сидений, где уже побывал до этого. Он уселся поудобнее на том же самом месте, оттолкнув в сторону две «вампирские» книги, которые до сих пор лежали на полу, никем не замеченные.
Он уже проглотил оба текста: завещание Луи: «Узрите пустоту!» И историю Лестата: «Одно, другое, третье... и все бессмысленно». И благодаря им многое понял. Они полностью подтвердили прежние догадки Хаймана относительно намерений Лестата. Но о тайне близнецов, конечно же, в книгах ничего не говорилось.
И что по-прежнему оставалось для него неразрешимой загадкой, так это истинные намерения царицы.
Она сотнями уничтожала по всему миру тех, кто пьет кровь, но при этом некоторых оставляла целыми и невредимыми.
Мариус жив до сих пор. Она наказала его тем, что уничтожила собственное святилище, но не убила, хотя ей не составило бы труда это сделать. Из своей ледяной тюрьмы он взывал к старейшим из бессмертных, предостерегая их и моля о помощи. И Хайман чувствовал, как двое, откликнувшиеся на зов, уже идут к Мариусу, хотя одна из них – дитя самого Мариуса и даже не может его услышать. Ее имя Пандора, она всегда действовала в одиночку и обладала значительной силой. Второй, по имени Сантино, был слабее ее, но слышал голос Мариуса и старался не отставать от Пандоры.
Стоило царице пожелать, и она, без сомнения, могла бы сразить их одним ударом. Их прекрасно видно, прекрасно слышно, но они продвигаются все дальше и дальше и никто их не трогает.
Что же руководит выбором царицы? Конечно, даже в этом зале присутствуют сейчас те, кого она ради какой-то цели предпочла оставить в живых...
ДЭНИЕЛ
Они добрались до двери, и теперь им оставалось только пробить себе дорогу по узкому и короткому наклонному проходу, чтобы очутиться в гигантском овале главного зала.
Толпа растеклась во все стороны, словно стеклянные шарики в детской игре. Вцепившись в пояс Армана, чтобы не потеряться, Дэниел пробирался вслед за ним к центру построенного в форме подковы зала, на ходу блуждая взглядом по рядам кресел, которые амфитеатром поднимались до самого потолка. Помещение было буквально забито смертными: они толпами передвигались по залу, толклись на бетонных ступеньках, свисали с металлических перил лестниц.
Поначалу он видел все вокруг, словно в тумане, а непрерывный монотонный гул походил на тихий скрежет гигантской машины. Но чуть позже ему удалось изменить зрительное восприятие, и тогда он увидел остальных – уловил неизбежное различие между живыми и мертвыми. Везде, куда ни глянь, прятались среди смертных ему подобные – заметить их было так же легко, как сияющие в темноте ночного леса совиные глаза, в которых отражается лунный свет. Ни грим, ни темные очки, ни бесформенные шляпы не в состоянии спрятать их друг от друга. И дело здесь не просто в неземном глянцевом сиянии их лиц и рук, а прежде всего – в неторопливости и гибкой грации движений, словно они скорее дух, чем плоть.
«Ну наконец-то, братья мои и сестры!»
Но он ощущал витающую в воздухе ненависть, причем грязную и бесчестную. Они одновременно любили Лестата и осуждали его. Их привлекал сам акт ненависти, наказания. Внезапно он встретился взглядом с мощным созданием громадных размеров, с грязными черными волосами, и оно, в уродливой усмешке обнажив клыки, во всех ошеломляющих подробностях открыло ему план действий. На глазах у восторженной толпы смертных они отсекут Лестату руки и ноги, отрубят ему голову, а затем сожгут его останки на погребальном костре у моря. Конец чудовищу и его легенде.
«Ты с нами или против нас?»
– Вы его никогда не убьете, – со смехом ответил ему вслух Дэниел.
И тут же едва не задохнулся от удивления, заметив спрятанную под курткой у этого существа острую косу. Чудовище отвернулось от него и словно испарилось. Дэниел уставился вверх, на дымные огни.
«Теперь я – один из них. Я знаю все их тайны!»
Голова закружилась, и ему показалось, что он сходит с ума.
Рука Армана сжала его плечо. Они наконец добрались до самого центра зала. С каждой секундой толпа становилась все гуще. Хорошенькие девушки в длинных черных шелковых платьях протискивались вперед, расталкивая грубых байкеров в поношенных кожаных куртках. По лицу Дэниела скользили мягкие перья; в толпе мелькнул красный дьявол с огромными рогами, а в другом конце взгляд наткнулся на костлявый череп скелета, украшенный золотыми кудряшками и жемчужными гребнями. В синеватом полумраке то тут, то там раздавались одиночные вопли. Байкеры взвыли как волки, кто-то оглушительно заорал: «Лестат!» – и остальные немедленно подхватили этот клич.
Лицо Армана вновь стало отрешенным, что служило у него признаком высшей степени сосредоточенности, как будто все, что он видел перед собой, не имело никакого значения.
– Что-то около тридцати, – прошептал он на ухо Дэниелу, – не больше, причем один или двое из них настолько стары, что могут уничтожить всех нас в мгновение ока.
– Где? Ну скажи же мне – где?
– Прислушайся, – ответил Арман. – Оглянись вокруг сам. От них не скрыться.
ХАЙМАН
«Дочь Маарет... Джессика... – Это мысленное послание застало Хаймана врасплох. – Защити дочь Маарет... Любыми путями сумей выбраться отсюда!»
Он поднялся, изо всех сил напрягая слух и зрение. И вновь прислушался к голосу Мариуса. Мариуса, пытающегося докричаться до неопытных ушей Вампира Лестата, который чистит перышки за сценой перед разбитым зеркалом. Что это значит – дочь Маарет, Джессика, тем более что эти слова, без сомнения, относятся к смертной женщине?
И вновь неожиданное сообщение сильного, но открытого разума: «Позаботься о Джесс. Любыми средствами останови Мать...» В действительности сами эти слова не прозвучали – скорее, это было похоже на проблеск чужой души, на искрящийся поток мысли.
Хайман медленно обвел глазами противоположный балкон, заполненный людьми главный зал... Где-то в отдаленной части города бродил один из старейших, исполненный страха перед царицей и
